Песни северного ветра. Английские и шотландские баллады в переводах Алексея Щурова - Алексей Щуров

Песни северного ветра

Английские и шотландские баллады в переводах Алексея Щурова

Переводчик Алексей Щуров

© Алексей Щуров, перевод, 2017

ISBN 978-5-4474-2395-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Старая и непростая баллада

А, братец, спой вчерашнюю нам песню!

Послушай, мальчик, старая, простая.

Вязальщицы, работая на солнце,

И девушки, плетя костями нити,

Поют ее; она во всем правдива

И тешится невинностью любви,

Как старина.

Как ни странно, но герцог Орсино, персонаж шекспировской комедии «Двенадцатая ночь», довольно емко и лаконично раскрывает суть любой народной песни, в том числе и баллады. Прав был и он, прав был и Шекспир, в эпоху которого баллады были так популярны и служили для развлечения. Однако по-настоящему интерес к народной балладе пробудился только в XVIII веке, когда народные тексты принялись записывать.

Это и не удивительно, ведь как и любое произведение, существующее исключительно в устной форме, баллада претерпевает массу превращений. Один и тот же текст может насчитывать примерно до двух десятков вариантов исполнения, как в случае с самой знаменитой английской балладой «The Twa Sisters» («Баллада о двух сестрах»). А может быть и единственный вариант, дошедший до нас, благодаря сначала любителям, а потом уже и ученым-фольклористам, как в случае с текстами «The Twa Knights» («Два рыцаря»), «Young Peggy» («Юная Пегги») или даже с «Alison Gross» («Алисон Гросс»).

Изначально баллада – синкретичный жанр. Это был обрядовый игровой танец, сопровождаемый аккомпанированием на простейших музыкальных инструментах и незамысловатым текстом с припевом, или рефреном. Да и само слово баллада (balada, baladeta), впервые зафиксированное в рукописи провансальской поэзии XIII века, происходит от окситанского balar – танцевать. Позже баллада становится одним из жанров куртуазной (придворной) поэзии и проникает в Англию после норманского завоевания. Лебединой песнью придворной баллады становится знаменитая «Greensleeves» («Зеленые рукава»), авторство которой до сих пор не установлено, и по некоторым предположениям, оно могло бы принадлежать Генриху Тюдору VIII, посвятившего признания возлюбленного своей фаворитке, а потом и второй супруге Анне Болейн.

Между тем, английская и шотландская народная баллада отличается от литературной рядом стилистических приемов.

Первое, на что можно обратить внимание – не разбивка текста на четверостишья или в некоторых случаях шестистишья, а на количество слогов в строках. Для современного читателя, воспитанного на лучших образцах классической поэзии, оригинальные английские тексты однозначно покажутся дикими и примитивными, однако, не стоит забывать, что любой фольклорный текст – прежде всего устная импровизация, поэтому такие несовпадения или навешивания слогов в строке для большинства текстов скорее закономерность. Так звучит одна из строф баллады «Rose the Red and White Lily» («Алая Роза и Белая Лилея»):

Now Sweet Willy’s gane to the king’s court, (9)

Her true-love for to see, (6)

An Roge the Roun to good green wood, (8)

Brown Robin’s man to be (6).

В скобках после каждой строки указывается количество слогов, подсчитанных во время прочтения текста. Равное количество слогов наблюдается только в четных строках, но и этот принцип может не соблюдаться. Вот как это отражено в переводе одного из вариантов баллады о гордой красавице Маргарет:

Наряды ей шили из шелков, (9)

Привозимых из-за морей, (8)

Она любовалась своей красотой (11)

Много дней и ночей (6)2

В некоторый случаях может изменяться и ритмический рисунок текста, причем такие изменения могут носить довольно частый характер даже в тексте одной баллады. В переводе баллады «Fair Jannet» («Красавица Дженнет») внутри четвертой строки встречается цезура, нарушающая гладкость стиха:

«A French lord maun I wed, father?

A French lord maun I wed?

Then, by my sooth», quo Fair Janet,

«He’s ne||er enter my bed».

«За старого Галльского лорда, отец?

Быть Галльскому лорду женой?

Клянусь! – говорит она. – Никогда

Не де||лить ему ложа со мной!»3

Иногда ритмический рисунок внутри текста оказывается произвольным, что еще один раз подчеркивает импровизационный характер исполнения той или иной баллады на прмере одного из вариантов «Queen Eleanor’s Confession» («Исповедь королевы Элеонор»):

Our queen’s sick, an very sick,

She’s sick an like to die;

She has sent for the friars of France,

To speak wi her speedilie.

«I’ll put on a friar’s robe,

An ye’ll put on anither,

An we’ll go to Madam the Queen,

Like friars bath thegither».

«God forbid,» said Earl Marishall,

«That ever the like shud be,

That I beguile Madam the Queen!

I wad be hangit hie».

The King pat on a friar’s robe,

Earl Marishall on anither;

They’re on to the Queen,

Like friars baith thegither.

Королева больна, очень, очень больна,

Дух испустит она вот-вот;

Двух монахов из Франции к своему

Одру королева зовёт.

Лорду-маршалу король говорит,

Такую речь он ведёт:

«Двух монахов из Франции в этот час

Королева при смерти ждёт.

Извольте, лорд-маршал, рясу надеть,

Я тоже надену рясу;

Мы будем королеву вдвоём

Готовить к смертному часу».

«Избави Бог, – лорд-маршал сказал, —

Смертельна её вражда.

А вдруг она заподозрит обман?

Повешен я буду тогда».4

Импровизация также накладывает свой отпечаток на рифмовку. В четверостишьях чаще всего рифмуются односложные слова, по типу take-bake (кровь-любовь) в четных строках. Такая же рифмовка часто встречается и в двустишьях, разорванных рефреном. Этот принцип рифмовки становится сквозным, если речь идет о шестистишьях (take-bake-make, кровь-любовь-морковь). Очень редко рифмы может и не быть. Также есть случаи, когда слово может зарифмовать само себя по типу king-king (король-король), did-did (сделала-сделала), her-her (ее-ее). В русской переводческой традиции принято избегать двух последних приемов, однако, не следует забывать, что такая скудость или отсутствие рифмы связано с недостатком времени что-либо обдумывать: баллады исполнялись на ходу, а для слушателей было важно содержание и чувства, описываемые исполнителем. К тому же, не будем забывать, что все эти «огрехи», пинаемые отечественными критиками и теоретиками стихосложения, мастерски возводит в ранг художественного приема Роберт Бернс, и С. Я. Маршак, невзирая на свойственное ему желание облагородить переводимый текст в тех же народных балладах, волей-неволей был вынужден сохранять эту народную стилистику в лирике Р. Бернса. Так, в варианте баллады «Sheath and Knife» («Ножны и нож»), в первой строфе нет рифмы в двустишьи, разорванном рефреном, зато рифмовка рефрена совпадает (кровь-любовь):

It is talked the warld all over,

The brume blooms bonnie and says it is fair

That the king’s dochter gaes wi child to her brither.

And we’ll never gang doun to the brume onie mair.

В переводе, включенном в этот сборник, тип рифмовки рефрена соблюдается, однако, оказываются зарифмованными и нечетные строки:

По миру летит людская молва

Рактиник цветет, как его не любить

Королевна от брата сынка родила

За цветами больше нам не ходить5

Пример двустишья, разорванного рефреном из «Баллады о двух сестрах» («The Twa Sisters»):

There were twa sisters in a bower,

Binnorie, o Binnorie.

There came a knight to be thier wover

By the bonny mill-dams of Binnorie.

К двум сестрам в терем над водой

Биннори, о Биннори

Приехал рыцарь молодой

У славных мельниц Биннори.6

Пример четверостишья с отсутствием рифмы в балладе «Queen of Scotland» («Королева Шотландии»):

«In Reekie’s towers I hae a bower,

And pictures round it set;

There is a bed that is well made,

Where you and I shall sleep».

Однако в переводе этой строфы из соображения благозвучия рифма присутствует:

– Во Град Дымов поедем мы,

В картинах мой покой;

На ложе славном эту ночь

Ты проведешь со мной.7

И, наконец, пример рифмы из одного слова, баллада «Young Peggy» («Юная Пегги»):

«Tho my father saw me in Jamie’s arms,

He’ll see me there again;

For I will sleep in Jamie’s arms

When his grave’s growin green».

Хоть видел отец меня с Джемми,

Увидит еще с ним меня;

Умрет он – в объятьях Джемми

Крепко буду спать я.8

Все собиратели фольклора фиксируют все эти «огрехи» стиля, равно как и диалектные особенности каждого текста. Конечно, с первой книгой Аллана Рэмзи «The Tea-Table Miscellany» («Стихи за чаепитием») (1724) было не все так просто. Да, А. Рэмзи собирал лубки – рукописные списки баллад, работал в Адвокатской библиотеке со знаменитым Баннатейнским манускриптом (XVI век), который был первым собранием шотландских народных баллад, но в силу того, что церковь в то время получила право контролировать типографии, этот первый сборник так никогда и не был напечатан массовым тиражом. Книга А. Рэмзи получилась далеко не тематической. Кроме народных баллад в него вошли некоторые стихотворения самого А. Рэмзи, его друзей, а также несколько стихотворений времен правления Англией Карла I и Карла II. Сам А. Рэмзи предлагает столь шутливое название для своего сборника, предлагая свои песни туда, где «e’en while the tea’s fill’d reeking round» («дымится налитый чай»), позаимствовав цитату из журнала «The Spectator» («Зритель») (1711) Джозефа Аддисона и Ричарда Стила, призывавших вытащить все философствования, а также рассуждения о морали, сдобренные остроумием, из каморок и библиотек, школ и колледжей в клубы и собрания, в кофейни и чайные дома. Безусловно, А. Рэмзи ввел балладу не только в кофейни и чайные дома, но и усадил ее на скамьи библиотек, колледжей и даже университетов, потому что интерес к народной балладе подхватили епископ Томас Перси и Дэвид Херд.