Светорада Медовая - Симона Вилар

Симона Вилар

Светорада Медовая

ГЛАВА 1

899 год

Два одомашненных лося были впряжены один за другим в санный возок и ходко бежали по тропе, вьющейся среди сугробов. Молодой мерянин[1] Кима правил ими, привалившись к накрытым рогожей кадкам с липовым медом. Он пел, пел весело и довольно обо всем, что видел вокруг:

Лес в снегу, а я все еду.Вокруг елки – высокие красавицы.Их снежные лапы свисают над дорогой.Я еду быстро-быстро,А везут меня сильные лоси,И им не тяжело везти меня с моим медом.

Мерянин Кима вез дань от селения бортников в град Ростов, располагавшийся на берегу озера Неро. Выехал он поутру в погожий снежный день на исходе зимы и вез как общинный мед – положенную дань, – так и пару своих кадок – но уже на продажу. Оттого настроение у Кимы было преотличное. И как не радоваться жизни в такой светлый день, когда свежевыпавший снег блестит, когда ветра нет, сани просто летят, а от бегущих разгоряченных лосей валит пар.

Кима улыбался. Лицо молодого мерянина разрумянилось от легкого морозца, на белесые брови из-под меховой шапки упала светлая прядь, а серые, чуть раскосые глаза задорно блестели. У него были широкие, как у большинства мерян, скулы, а вот нос – уточкой, славянский.

Санная дорога пролегала между сугробами, но по мере приближения к заледенелой ленте реки делала резкий поворот, и отсюда, с пригорка, вид на заснеженную реку открывался во всю ширь. Кима сначала немного сдержал бег лосей, чтобы те ненароком не опрокинули возок при повороте, а потом и вовсе натянул вожжи, останавливаясь. Ибо на другом берегу реки он неожиданно увидел одинокого путника на лыжах.

Будь Кима без поклажи, случайный встречный его бы не взволновал, но теперь, когда он вез товар, встреча с незнакомцем могла сулить что угодно. Однако тот был еще далеко, и Кима только смотрел, как лыжник пригнулся, лихо скатился по заснеженному склону, перескочил через холм и прыжком выехал на лед, быстро развернувшись, – только снег из-под лыж полетел.

«Ишь ловкач», – подумал мерянин, сдвигая на затылок свой волчий треух. Лыжник тоже его заметил, помахал рукой. Жест был приветный, но все одно на пути к Ростову можно было встретить и лихих людей, поэтому Кима потянулся к лежавшей за спиной рогатине. И тут рядом неожиданно прозвучало:

– Тсс! Рогатину-то оставь!

От неожиданности мерянин даже икнул, а потом лишь глядел на возникшего из-под лап заснеженной ели второго незнакомца. Тот появился бесшумно, только снег осыпался с еловых веток. Лыжник был вооружен луком с наложенной на тетиву стрелой, и стрела эта смотрела в аккурат на Киму.

– Говорю же, не бери. Но и не страшись. Зла тебе не сделаем.

Хорошо так говорить – «зла не сделаем». А отчего ж тогда разделились? Отчего, пока первый путник отвлекал Киму своими скачками по склону, другой притаился под еловыми лапами у дороги, да еще с оружием? Мерянин покосился на покрытые снегом заросли, ожидая, что вот-вот появится еще кто-нибудь из татей.[2] Но не появились. Однако и этот с луком смотрелся опасно: плечистый, в рысьем полушубке, перетянутом ремнем, из-за плеча выглядывает рукоять меча, а само лицо незнакомца хоть и молодое, но строгое: темные брови нахмурены под куньим мехом шапки, а синие глаза смотрят с недобрым прищуром. Ну и стрела на тетиве. Так добрые люди к путникам не подступают. Потому-то Кима и был напряжен, а рука в варежке все равно медленно подбиралась к рогатине, которая совсем рядом была – взять бы в захват и… Но синеглазый тать движение мерянина заметил, укоризненно поцокал языком, даже головой покачал, осуждая. Ах, леший его возьми!

Тем временем первый лыжник уже перебежал заледенелую реку, скоро вскарабкался по подъему, опираясь на лыжные палки. Поглядел на замершего Киму и опасного лесного лучника, а потом… неожиданно рассмеялся.

– Как погляжу, ты совсем напугал парня. Зачем? Мы бы и так столковались с ним. Верно говорю? – И улыбнулся приветливо. – Да пребудет с тобой милость богов, человече добрый!

А Кима только смотрел, моргая белесыми ресницами. Надо же – баба! Даже не баба – девка молодая. И такая ладная! Мерянин, очарованный, заулыбался. Вот это краса! Из-под рыжей лисьей шапки на плечи незнакомки спадали длинные золотистые косы, укороченная шубка на тонком стане была перетянута ремнем, стеганые штаны заправлены в рыжие меховые онучи. А личико у девушки яркое и ясное, как солнышко: румяные щечки, пухлые яркие губы, длинные ресницы и темные брови вразлет. А глаза…

Кима был простым парнем, вот и сказал первое, что пришло на ум:

– Глаза-то у тебя… Чисто медовые!

Так и глядел на нее, глуповато улыбаясь, а девушка зашлась звонким веселым смехом. Отсмеявшись, к своему спутнику обратилась:

– Вот видишь, Стрелок, он славный парень. И не откажется подвезти нас до Ростова. Ведь не откажешься?

Кима не сразу сообразил, что разговор ведется по-славянски. Ну да это не главное. Главное он уже уяснил: негаданная встреча ничего плохого не сулит.

Тот, кого звали Стрелком, снял лыжи, плюхнулся боком в сани подле кадок с медом и сказал:

– Для мерянина ты уж больно бойко говоришь на языке почитающих Перуна.[3] Мы-то опасались, что едва сможем с мерянами знаками объясниться.

– Зря опасались, – причмокивая и вновь погоняя лосей, ответил Кима. – Словене[4] уже давно в нашем краю живут, вот мы и выучились их разговору.

Меж тем красавица бросила на Киму задорный взгляд, от которого молодой мерянин вообще разомлел, даже забыл покрикивать на лосей, перешедших на тряскую рысь под новым грузом. И казалось парню, будто от попутчицы свет исходит – так ясно и хорошо вдруг на душе сделалось. Девушка сидела почти рядом, он видел ее тонкий профиль, темные длинные ресницы, переброшенные на грудь золотые косы.

– Так вам до Ростова? – осмелился он начать разговор. Ответил Стрелок:

– Нам путь до вашего большака в племени голядь[5] подсказали, сообщив, что тут мы найдем у кого спросить, как дальше двигаться и кто может подвезти. Вот нам с тобой и повезло. Лоси у тебя сильные, да и язык наш знаешь.

Кима стал пояснять:

– Мать моя мерянского племени, а отец… О, мой батя Словении, Нечаем зовут, и родом он новгородец. Хотя после того как князь Олег Вещий посадил своих людей в граде Ростове, батя мой, пожалуй, в Новгороде ни разу не бывал. Местным стал. И не последним человеком, замечу. Гривну[6] воеводы носит.

Кима отвлекся, натягивая поводья там, где дорога делала поворот вдоль изгиба реки, и не видел, какими взглядами обменялись негаданные попутчики. Потом Стрелок придвинулся и осторожно спросил: