День счастья — завтра - Оксана Робски

Оксана РОБСКИ

ДЕНЬ СЧАСТЬЯ — ЗАВТРА

1

Тж-ж-ж-жик

сформироваться в слова.

Тж-ж-жик

и мысли не успевают

Сильно махать веником — тжик, тжик.

Я сделала две толстые дорожки, и Катя с шумом вдохнула одну из них, словно работающий во всю мощь пылесос Rowenta. Передала мне свернутую трубочкой стодолларовую купюру.

— Кока-кола кончилась, — сказала она.

Я полезла под диван за очередной бутылкой колы. Катя вдохновенно рассказывала о своей встрече с Микки Рурком во Флориде — десять лет назад.

Колы под диваном не оказалось, и я стала искать ее под креслом и в письменном столе. Я уже давно держала все необходимое в кабинете, чтобы лишний раз не сталкиваться в коридорах ни с домработницей, ни с учителями Артема.

Упаковка с водой нашлась на подоконнике.

Я отодвинула шелестящие тяжелые занавески и с удивлением обнаружила за окном дневной свет.

— Сколько времени? — спросила я скорее себя, чем Катю.

Она сморщилась, словно вампир.

— Закрой занавески. Наверное, утро.

Часы показывали четыре.

Я налила колу в большие стаканы.

Мы не спали уже третий или четвертый день.

Катя говорила, что ее рекорд — семь суток.

— Четыре часа дня, — уточнила я.

— Кокос кончился. Поехали к Машке?

— Нет, давай спать.

— Давай еще по дорожке — и спать.

Дверь в кабинет приоткрылась, пустив немного дневного света, и Артем просунул в кабинет свою белобрысую голову.

— Мам, живот болит, — проныл он совершенно без выражения.

— Ляг в кровать и полежи, хорошо?

«Наверное, в школе чем-нибудь накормили».

Я вспомнила про Микки Рурка.

— А клево было бы зароманиться с ним.

— Нет, он теперь ужасный. Тебе бы не понравился.

Мы все-таки решили лечь спать. Не потому, что хотелось, а потому, что надо следить за своим здоровьем.

Я положила под язык валидол. Это было мое личное снотворное.

Катя осталась спать в кабинете.

Я плотно задернула занавески в спальне и забралась под мягкие пуховые одеяла.

Закрыла глаза.

Валидол не помогал.

Мозг работал, словно дорогостоящий вечный двигатель по производству мыслей. Мысли были такими объемными, что заполняли собой все свободное пространство в моей спальне. За это я ненавидела кокс.

Мысли были о Микки Рурке. О его дурацкой пластической операции.

Я взяла вторую таблетку валидола под язык и еще выпила валерьянки.

Говорят, что кому-то помогает заснуть сигаретка с марихуаной. Но я ненавижу курить.

Скрипнула дверь, и в спальню осторожно зашел Артем.

— Мам…

В этот момент мне показалось, что я уже засыпала и он разбудил меня.

— Что, мой дорогой?

— Живот болит.

— Иди попроси но-шпы у Тамары, а я посплю, хорошо?

— Угу.

Я постаралась расслабиться и ни о чем не думать.

Мозг сам, моими словами и моим голосом, продолжал монолог о жизни с голливудскими звездами.

Я испробовала последнее средство. Представила себя маленькой в своей голове. А в руках — огромный веник. И я методично слева направо разметаю собственные мысли.

Главное — не отвлекаться.

Сильно махать веником — тжик, тжик, и мысли не успевают сформироваться в слова.

Тж-ж-жик, тж-ж-ж-жик…

Я проснулась оттого, что кто-то сильно тряс меня за плечо.

Артем. Взрослое отчаяние на детском лине.

— Мамочка, пожалуйста, вызови мне «скорую», мне плохо.

«Скорая» приехала минут через двадцать. Было шесть утра. Уставшие лица с дружелюбными глазами. Диагноз поставили сразу — гнойный перитонит.

Артем плакал не переставая, пока я собирала его в больницу.

— Ты приедешь ко мне? Ты позвонишь папе?

В «скорой» я посадила его себе на колени.

— Малыш, не бойся, все будет хорошо. Папа прилетит уже завтра. И мы сразу к тебе приедем.

В ЦКБ на Мичуринском ему выделили палату с душем и туалетом. Я разложила на узкой полочке вещи Артема. Больничный уют — это особый раздел интерьерного дизайна. Неплохая фотосессия могла бы получиться. Где-нибудь в «AD».

И люди в гипсе и капельницах.

Операция прошла успешно.

Из живота Артема торчала короткая коричневая трубочка. Когда я ее увидела, слезы сами полились у меня из глаз.

Катя еще спала в кабинете Ромы.

Я села рядом с ней на полу, обхватив руками колени.

Я старательно плакала.

Мне почему-то казалось, что, пока я плачу, я веду себя так, как должна вести себя хорошая мама. И мне не в чем винить себя. И Артему не за что на меня обижаться.

— Ты что? — зашевелилась на диване Катя.

— Позвони Рембо. Пусть кокос везет, — попросила я сквозь слезы.

Катя послушно извлекла мобильный откуда-то из-под подушки.

— Рембо? Я. У Оли. Привези нам кокоджанго. Сколько? — спросила меня Катя одними губами.

Я пожала плечами.

— Два привези. Ждем.

— Что случилось? — спросила Катя.

— Артем в больнице. Операцию сделали. Гнойный перитонит. Это я виновата!

Я рыдала в голос на Катином плече.

— Почему ты? — удивилась Катя.

— Он же говорил вчера, что живот болит. А я ему: но-шпу выпей.

— Ну ты же не доктор…

— Я же мать!

Катя погладила меня по голове и приподняла панель с клавиатурой на своем мобильном.

Panasonic G70. Очень удобная модель. Между аккумулятором и клавишами есть место для небольшого пакетика. НЗ.

— У меня тут припрятано на крайний случай, — объяснила она и высыпала на стол горку белоснежных кристалликов.

Для меня ее жест только подтвердил серьезность произошедшего сегодня утром. Я заплакала еще сильнее, и эти слезы казались мне светлыми и праведными.

Прилетел Рома.

Водитель поехал встречать его в аэропорт.

Я встала по будильнику. В два часа дня.

Оделась и долго красила ресницы перед зеркалом.

Домработница налила в банку куриный бульон и завернула в фольгу паровые котлетки.

Я выбрала на полке несколько любимых фильмов Артема. Положила их в сумку вместе со сменным бельем, пижамой и спортивными штанами, на которых белыми буквами было написано «Don't worry, America».

Рома задерживался.

С посещениями в ЦКБ строго. После 17.00 уже не пустят.

Было 15.15.

«Наверное, пробки», — подумала я, рассматривая себя в зеркале.

Рома должен оценить осунувшееся лицо матери, чей сын в больнице.

— Где же Рома? — заволновалась домработница Тамара. — Не опоздать бы вам к Артему.

Я набрала мобильный мужа.

Ответил водитель.

— Где Рома? — спросила я раздраженно.

— Он у Артема, в палате, — отрапортовал водитель, — а телефон мне оставил. 

Я растерялась. 

— Он в больнице?

— Ну да.

Значит, он поехал к Артему сразу из аэропорта, не заезжая за мной. Я в бешенстве швырнула трубку.

Схватила сумку, банки. Если ехать очень быстро, то успею.

Вот свинья. В своем репертуаре.

Он перезвонил через несколько минут.

Я не стеснялась в выражениях. Я орала так, как это принято было между нами последние полгода.

— Ты бы мог позвонить! Я, как дура, ждала тебя! Я могу опоздать теперь, а у меня одежда, еда ребенку!

Рома был так же невозмутим, как и все десять лет нашей совместной жизни.

— Не волнуйся, ты успеешь. У меня вторая линия, увидимся вечером.

Гудки.

Грустный Артем бездумно переключал телевизионные каналы огромным квадратным пультом.

— Никита!

Это было мое прозвище. По фамилии: Никитина.

— Папа приезжал, — похвастался он.

— Я знаю…

Я поправила жесткое больничное одеяло.

Сердце на секунду захлебнулось в вязкой жалости и замерло. Я взяла себя в руки.

— Малыш мой, скоро поедешь домой.

— Когда?

— Завтра вытащат катетер, через день снимут швы, и все.

— А это не больно? — заволновался Артем, глядя на меня своими серьезными серыми глазами.

— Нет, — пообещала я, испытывая невероятное облегчение оттого, что не вру ему.

Вечером мы с Ромой встретились у свекрови.

Она праздновала шестидесятилетие. По этому поводу у нее дома собралась вся творческая интеллигенция Москвы. Как уточнила сама свекровь, «вся выпивающая интеллигенция».

Рома подарил матери кольцо de Grisogono с россыпью черных бриллиантов.

— Ты сократил мне лимит на карточке, а сам de Grisogono покупаешь, — прошипела я в ухо мужу.

— Когда тебе будет шестьдесят, выберешь все, что захочешь, — засмеялся Рома.

Моя свекровь — известный театральный режиссер. У нее была бурная молодость, и каждый из присутствующих гостей знал об этом не понаслышке.

Я лучезарно улыбалась знаменитым актерам и кокетничала с продюсерами.

Перед тем как сказать тост, я закрылась в гостевом туалете. Одна маленькая дорожка для вдохновения мне явно не повредит.

Подняв бокал, я несколько минут воспевала немеркнущую красоту и божественный талант своей свекрови. Она слушала снисходительно и насмешливо. Наши отношения не сложились с самого начала. Она так и не смогла смириться с тем, что Рома женился на точной копии ее самой. Я только в режиссуру не пошла. Но, как говорится, еще не вечер…