Собрание сочинений. Тревога и надежда (статьи, письма, выступления, интервью). Том 1. 1958—1986 - Андрей Сахаров

АНДРЕЙ САХАРОВ

собрание сочинений

составитель

е л е н а   б о н н э р

АНДРЕЙ САХАРОВ

тревога и надежда [1]

статьи, письма, выступления, интервью

1958—1986

Вацлав Гавел

К ИЗДАНИЮ СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ

АНДРЕЯ САХАРОВА

Самиздатовская книга Андрея Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» попала в Чехословакию в самый разгар Пражской весны. Она даже вышла в чешском переводе летом 1968 года в приложении к газете «Млада Фронта» и немедленно вызвала большой интерес и отклики.

Для Чехословакии, стремившейся мирным и спокойным путем изменить сущность советского режима, навязанного восточноевропейским странам после окончания Второй мировой войны, мысли Сахарова, — а мы тогда еще мало знали о том, кто такой, собственно, Андрей Дмитриевич Сахаров, — имели особое значение. Его «Размышления» представляли собой не просто литературный текст, а своего рода политическую программу. В этом состояла необычность и привлекательность текста и его автора.

В годы чехословацкой «нормализации», осуществляемой под дирижерской палочкой советских оккупационных войск, все мы с большим вниманием следили, как этот известный академик и отец советской водородной бомбы борется за права человека и гражданские свободы. Выступления Сахарова внушали нам надежду в годы оккупации.

Присуждение в 1975 году Андрею Сахарову Нобелевской премии Мира чехословацкие диссиденты считали и своей наградой. Особенно обнадеживающим для движения «Хартии-77» было сообщение об освобождении знаменитого ученого из горьковской ссылки в 1986 году. Оно свидетельствовало о том, что силы советского режима подходят к концу и что в относительно короткое время можно ожидать перемен и в странах так называемого советского блока.

К сожалению, мне ни разу не удалось лично встретиться с академиком Сахаровым. Он умер в самый разгар чехословацкой «бархатной» революции. От своих друзей я знаю, как радостно он ее приветствовал и с каким интересом за ней следил.

Одна из первых заграничных поездок после моего избрания президентом Чехословакии привела меня в феврале 1990 года в Москву. Я воспользовался этим, чтобы посетить могилу Сахарова и поклониться памяти этого великого человека. Могила была завалена цветами и венками, ежедневно приносимыми туда сотнями простых людей.

Я не хочу и даже не вправе оценивать Андрея Сахарова как ученого, но зато я могу высоко оценить его как мыслителя и гуманиста. Нет сомнения в том, что влияние, оказанное Сахаровым-Гражданином на политическое развитие мира, вышло далеко за рамки его страны и его времени. Преждевременная смерть не позволила ему выполнить те задачи, для которых он был предназначен в силу своего громадного морального авторитета, своей нравственной чистоты (о которой с уважением говорил даже Никита Хрущев), неподкупности, отваги и оригинального мышления. Андрей Сахаров нужен был новой России вчера, необходим сегодня, и ей будет недоставать его в будущем.

Опубликование дневников, воспоминаний и публицистики Андрея Сахарова к его восьмидесятипятилетию, до которого он не дожил, — это замечательная издательская инициатива. Собрание сочинений Андрея Сахарова будет вдохновлять не только нас, его современников, но и последующие поколения граждан, которым небезразличны судьба и будущее нашей планеты.

Прага, декабрь 2005 г.

Ефрем Янкелевич

АЛЬТЕРНАТИВЫ САХАРОВА

Моим идеалом стало открытое плюралистическое общество с безусловным соблюдением основных гражданских и политических прав человека, общество со смешанной экономикой, осуществляющее научно регулируемый всесторонний прогресс. Я высказал предположение, что такое общество должно возникнуть как результат мирного сближения («конвергенции») социалистической и капиталистической систем и что в этом — главное условие спасения мира от термоядерной катастрофы.[1]

Вниманию читателя предлагается попытка изложения и анализа основных взглядов и общественно-политических идей Андрея Дмитриевича Сахарова или тех его взглядов и идей, которые автору представляются основными.

Мне посчастливилось близко знать Андрея Дмитриевича Сахарова и сотрудничать с ним на протяжении многих лет, но этот очерк лишь в незначительной степени основан на моих личных впечатлениях, а в основном на работах, представленных в этом сборнике. Таким образом, читатель владеет всем необходимым — материалами этого сборника, многие из которых впервые публикуются в России, — чтобы сопоставить наблюдения автора со своими собственными впечатлениями.

Несколько слов о том, что мне представляется определяющим в общественно-политической позиции Сахарова.

Сахаров обладал, на мой взгляд, вдобавок к другим своим талантам, одним весьма редким: способностью сочувствия человеческим страданиям и несчастьям, где бы они ни происходили — будь то безымянные жертвы ядерных испытаний в атмосфере, разбросанные по всему миру, голодающие африканцы, советские заключенные или палестинские беженцы в Сабре и Шатиле. (Было ли это прирожденным даром, или эта способность развилась в нем позднее, когда как «отец водородной бомбы» он ощутил себя ответственным за судьбы мира? — вопрос, лежащий за рамками этого очерка.)

«Планетарность» мышления, или, скорее, мировосприятия, Сахарова происходила также от убеждения в неразделимости судеб человечества, которое он разделял со своими предшественниками — Альбертом Эйнштейном и Нильсом Бором. Мы все в одной лодке — и погибнем, и спасемся только вместе. И последнее — Сахаров верил в то, что социальный и научно-технический прогресс может и должен облегчить человеческие страдания. Точнее, Сахаров полагал, и это было выражением его демократических убеждений, что свободные люди способны разумно устроить свою социальную жизнь и разумно использовать плоды научного прогресса.

Итак, по моему мнению, на этих трех китах — сострадание, «планетарность» и вера в социальный и научно-технический прогресс — и покоится общественно-политическая позиция Сахарова.

Сахаров был, несомненно, одной из ключевых фигур эпохи великого противостояния — эпохи «холодной войны», или «третьей мировой», как ее иногда теперь называют, и его позиция, идеи, взгляды формировались реалиями этой эпохи и формулировались как ответы на проблемы тех дней. Возможно, было бы слишком оптимистично думать, что эта эпоха завершена и что российско-американское противостояние не станет опять ключевой проблемой века. Предполагая, однако, что мир более не вернется к «холодной войне», какова есть и будет судьба идей Сахарова в наступающей эпохе? Этому посвящена заключительная часть предлагаемого очерка.

И вот на что я хотел бы обратить внимание читателя. Заключая свою работу «О стране и мире», Сахаров сказал о своем творческом методе:

«Я писал, как строят современный дом, или, верней, как грач строит свое гнездо, — сначала каркас, затем идут в ход припасенные веточки. Все видимые для строителя дыры заплетены, но неиспользованные веточки еще остались».

И действительно, складывается впечатление, что, к сожалению, многое осталось Сахаровым невысказанным или недосказанным, что не все свои идеи он смог или счел нужным развить в рамках тех тем, которым посвящены его работы. Однако эти неиспользованные «веточки» все же кое-где сохранились — в виде вскользь брошенных замечаний, недоговоренных мыслей, кратко обозначенных тем. И внимательному читателю они помогут восполнить представление об общественно-политических взглядах Сахарова.

Тезис о неразрывной связи между миром, международной безопасностью и правами человека, по моему мнению, — центральный в системе взглядов Сахарова. Однако он не был исходным сахаровским постулатом. В «Размышлениях» 1968-го года многое написано о мире, но «права человека» упоминаются лишь вскользь, хотя и в чрезвычайно важных контекстах, о чем ниже.

Представляется, что Сахаров начал формулировать этот тезис, известный также как «доктрина Сахарова», в начале 70-х, в связи с «политикой разрядки» Брежнева—Никсона и как альтернативу ей. В июле 1973 года, в известном интервью Улле Стенхольму, вызвавшем неудовольствие советских властей, он высказал свои, пока еще смутные, опасения и надежды, связанные с этим новым направлением советско-американских отношений:

«Внешний мир, по-видимому, решил принять наши правила игры. С одной стороны, это очень плохо. Но есть и вторая сторона дела: мы сейчас порываем с 50-летней изоляцией, а это может со временем оказать и благотворное влияние. Очень трудно прогнозировать, как все это будет происходить. К тому же, нам неясно, к чему сводятся действия Запада: к желанию нам помочь, или наоборот, к капитуляции, удовлетворению внутренних интересов Запада, где мы играем роль разменной монеты».