Две жизни одна Россия - Николас Данилофф

Николас Данилофф

ДВЕ ЖИЗНИ — ОДНА РОССИЯ

От автора

Эта книга не была бы написана, если бы не помощь друзей, знакомых и официальных лиц как в бывшем Советском Союзе, так и в Соединенных Штатах. К сожалению, из-за моего ареста КГБ я не смог не только поблагодарить многих людей в Москве, но даже попрощаться с ними. Надеюсь, они поймут меня правильно.

Я в большом долгу у всех советских граждан, кто борется за правдивое освещение истории своего народа, и кто охотно поделился со мной своими знаниями. Среди них историки, архитекторы, археологи и писатели. В особенности я хочу поблагодарить потомков декабристов Николая Бестужева, Никиты Муравьева, полковника Ивана Павло-Швейковского и Дмитрия Завалишина, которые живут в Москве, Ленинграде и Нью-Йорке. Фотокорреспондента Сергея Петрова и гравера Александра Калугина, москвичей, взявших на себя художественное оформление.

Я очень признателен за помощь, оказанную мне Отделом печати МИДа, без которой моя деятельность в бывшем Советском Союзе была бы невозможна. Среди официальных лиц, способствовавших моей работе, были Валентин Каменев, Владимир Микоян, Сергей Печерников, Евгений Петрусевич и Александр Возников. Выражаю благодарность также Людмиле Беловой, директору Музея истории Ленинграда, Юрию Иванову, директору Ленинского мемориала в Шушенском, М.Капрану и его коллегам в Главном управлении государственных архивов в Москве, Владимиру Ковалеву, директору мартьяновского музея в Минусинске, Илье Зильберштейну, нашедшему акварели Бестужева, а также сотрудникам Пушкинского музея и Государственного Исторического музея.

В Соединенных Штатах мне оказывали помощь библиотеки Уайденера, Хоутона и Центра русских исследований Гарвардского университета в Кембридже, штат Массачусетс, библиотека и архив Института Гувера в Стенфорде, штат Калифорния, и библиотека Конгресса США в Вашингтоне. Я должен особо поблагодарить Хилью Кукк из библиотеки Института Гувера за ее огромный энтузиазм и существенную помощь в поисках исторических материалов о Фроловых и Даниловых. Большое спасибо также Роджеру Стоддарду из Хоутоновской библиотеки в Гарварде.

Разумеется, эта книга значительно отличается от той, которую я начал писать до моего ареста в Москве 30 августа 1986 года. Это касается и ее содержания и объема, и я хотел бы поблагодарить десятки официальных лиц в Вашингтоне, а также друзей и коллег в Соединенных Штатах за их помощь и сочувствие в трудное для нашей семьи время и в последующие месяцы. Я благодарен президенту Рейгану и госсекретарю Шульцу, членам Сената и Палаты Представителей, всем сотрудникам Белого дома, Национального совета безопасности, Госдепартамента и Министерства юстиции, кто занимался моим делом. В особенности, мне бы хотелось выразить благодарность Арманду Хаммеру, который всегда стремился внести посильный вклад в смягчение кризисов в советско-американских отношениях, сенатору Эдварду Кеннеди, а также Роберту Абрамсу, Рею Бенсону, Джону Эвансу, Билли Фримену, Грегори Гурову, Бернадине Джоселин, Бернарду Калбу, Курту Камману, Артуру Хартману, Элизабет Кифер, Давиду Мейджору, Джону Мартину, Джеку Мэтлоку, Бобу и Элизе Обер, Марку Палмеру, Марку Паррису, Стивену Райнсмиту, Розанне Риджуэй, Тому Саймону, Абрахаму Софаеру, Джону Уайтхеду, Стенли Вулфу и Уоррену Зиммерману.

Мои коллеги и многие профессиональные объединения сыграли огромную роль в привлечении внимания к делу Захарова— Данилова и потом поделились со мной своими ценными наблюдениями и предположениями. Я благодарен им за поддержку. Все редакционные сотрудники журнала "Юнайтед Стейтс Ньюс энд Уорлд Рипорт" подписали длинное послание, переданное мне телексом, которое я читал в Лефортовской тюрьме. Глубокая благодарность Морту Зуккерману и Дейву Гергену, которые поняли важность "шума" вокруг моего дела, а также Кэри Инглиш, Мери Энн Ловенстайн, Дугласу Стэнглину, Генри Трюитту, Джеффу иГретхен Тримбл, Полу Визза и всем иностранным корреспондентам в Москве — американским, европейским и японским.

Я особенно хочу поблагодарить членов моей семьи: детей Мэнди и Калеба за их такт и самообладание, проявленные в тяжелой ситуации, сестру моей жены Принки Робертс и ее мужа Адама, всех членов семьи Дайкема, Джере и Аннет, и, конечно, мою сестру Эйю, ее мужа Уолтера и моих двоюродных братьев Билла и Дика Берк.

Родственники, друзья и знакомые — все оказывали мне постоянную поддержку, и среди них Билл Бичер, Хал Берман, Боб Джиллет, Давид Голдфарб и его семья, Маршалл Голдман, Рик Джейкобс, Марвин Калб, Кевин Клоуз, Морт Кондрак, Марвин Аайонз, Билл Максуинни, Эви и Мак Массер, Ги де Мюсе, Естер Ньюберг, Эл Ремсон, Норм Раннион, Берни Шоу, Маршалл Шулман, Хоуард Саймонс, Кэти и Джим Стоун, Строуб Талботт, Фил Таубман и Фелисити Барринджер, Боб Тоут, Преподобный Ричард Ансуорт и учащиеся школы Нортфилд-Маунт Хермон, Сайрус Вэнс, Джимми Уокер, Джон Уоллак и Пол Уилер.

Мой редактор Джон Стерлинг в Хоутон Миффлин придал моим запискам более законченную форму и помог мне связать прошлое и настоящее, я надеюсь, в единое целое. Я приношу благодарность Луизе Эрдманн за ее рвение и усердие при редактировании каждого абзаца, строчки, даже слова. Но самым строгим редактором была Руфь, которая не раз спасала все начинание. У меня просто нет слов, чтобы выразить ей мою признательность.

И пусть знают все мои безымянные друзья в Москве, о которых я часто думаю, что придет день, когда я смогу назвать их имена с радостью, а не с тревогой.

Николас Данилофф Честер, Вермонт, 1988

Глава первая

Все началось довольно спокойно. Утром в воскресенье 24 августа 1986 года моя жена Руфь и я сидели на кухне нашей квартиры в Москве, пили кофе и слушали восьмичасовые новости по Би-би-си. День обещал быть хорошим. Мы открыли дверь на балкон, и вместе с теплым воздухом к нам на шестой этаж тут же ворвался шум Ленинского проспекта.

Я настраивал свой коротковолновый приемник, пытаясь лучше расслышать типично британский голос, проглатывающий окончания слов. И вот минуту спустя услышал сообщение диктора об аресте в Нью-Йорке советского сотрудника ООН по обвинению в шпионаже. Он назвал имя задержанного, но я не расслышал его, потому что в эту минуту залаял Зевс, наш бело-коричневый фокстерьер.

Сообщение из Нью-Йорка меня слегка встревожило. Я вспомнил, что в прошлом, когда власти США арестовывали советских граждан, Советский Союз быстро предпринимал подобные же действия в отношении американцев. Я также знал о случаях из практики КГБ, когда принимались меры против корреспондента, ученого или бизнесмена по истечении срока его работы, обычно если его преемник уже прибыл на место. Таким образом КГБ мог нанести удар, не вызывая ответных мер. Дипломатические осложнения сводились до минимума, а новый человек в Москве уже был должным образом напуган.