Охота на гиену - Наталья Александрова

Наталья АЛЕКСАНДРОВА

ОХОТА НА ГИЕНУ

* * *

Сторож садоводческого кооператива «Одуванчик» Михаил Петрович Кузовкин вздохнул спокойно. Жена Антонина наконец-то уехала в город. У нее там дети, внуки, пускай занимается. А он тут живет с собакой. Женился он на Антонине пять лет назад, когда умерла его старуха. Дом свой в большом железнодорожном поселке оставил сыну, а сам переехал в город, в ее квартиру. Но не жилось ему там, делать нечего было. Поэтому и занялся дачей, у Антонины от первого мужа остался участок и домик щитовой. Потом соседний участок они прикупили, получилось двенадцать соток, он и завел огород большой, сад. А на зиму стал наниматься в кооператив сторожем. Антонина сначала ворчала, а потом поняла, что так всем лучше.

Теперь приезжает через три дня, продукты привозит и его обихаживает. Собаку из города привезла. Там для внука купили щенка породистого, а потом надоел он им, гадит много. Вот и привезли сюда, назвали Гарри.

Сейчас вырос большой, только дурной, всех любит. Сторож, конечно, никакой, так только, гавкнуть может. А он, Михаил Петрович, с ворами бороться и не собирается. Прежний председатель Федор Тимофеевич так и понимал.

"Дядя Миша, — говорил, — не лезь на рожон. Твое дело в милицию позвонить и хозяевам сообщить, что дом у них вскрыли.

А самому с бомжами драться — это ни к чему, голову надо беречь. И пусть те, кто много добра на даче оставляют, решетки ставят".

Хороший был председатель, что и говорить. Да и работник, каких поискать! Бывало, летом в шесть утра уже встанет, все польет и за работу. И чего они с женой не поделили? Правда, жена его, Сталина Викентьевна, та еще стерва. Уж так она доводила Федора Тимофеевича, и не описать.

Долго мужик терпел, потом лопнуло терпение, подал на развод. Стали имущество делить. Эта зараза уперлась, добром ни в какую не хочет, да у нее еще дети от первого брака. Дочка-то ни на что не претендует, а сынок тоже сволочь, похлеще мамаши. По судам таскались, раз семь уже суд был, один раз даже его хотел Федор Тимофеевич свидетелем выставить, да Антонина не позволила, может, и правильно. Квартира четырехкомнатная у них общая, а дача-то ведь вообще на Федора записана! Так нет, до чего достала эта Сталина мужика, что плюнул он на все, все здесь бросил и только на машине от этой заразы и уехал. Приходил прощаться, не могу, говорит, больше, дядя Миша, с ней лаяться, я, говорит, либо ее порешу, либо сам повешусь. Так и уехал, купил дом в Новгородской области, живет там один в тишине с собакой, в город и глаз не кажет. Вот какая стерва попалась! Антонина перед ней чистое золото, хоть и поворчать, и попилить мужа любит.

А эта Сталина уже с новым председателем поругаться успела. Чего-то он ей там обещался привезти, но не довез. А сама дура дурой, участок запустила. Бегает, суетится, а толку никакого. Орут только друг на друга мать с сыночком на все садоводство.

Дочка, Каринка-то, на дачу не ездит. Прошлой весной стали парник ставить, купила Сталина какой-то новый, весь сборно-разборный. Ну собрали кое-как, посадили там все и уехали. А закрепили-то плохо. На следующий день ветер поднялся, парник весь и улетел, да на участок Михаила Петровича прямо на его Антонину и опустился! Та как заорет, а он сам чуть со смеху не помер. Тут соседи набежали, Антонину вытащили целую и невредимую, а парник он сам пошел и на место привязал. Через неделю Сталина приехала, так еще ругаться прибегала, грядки ей, видите ли, потоптали. Спасибо бы сказала, дурында!

Михаил Петрович прислушался к далекому шуму электрички. Все, уехала Антонина.

Он ее до самой станции провожать не стал, потому что собака Гарька очень переживает, когда она уезжает, может и под колеса, и в электричку за ней кинуться. Антонина хоть и пила ржавая, но Гарьку тоже очень любит, и костей ему всегда привозит, и вообще питания всякого. А недавно сообразила тоже, привезла этот «Педигрипал», что по телевизору показывают. Конечно, Гарька это барахло есть не стал. Но не пропало добро, они с соседом Витькой его с пивом съели. Ничего пошел, солененький такой.

Вот у Витьки тоже своя беда: мать совсем рехнулась, козу завела. Летом-то еще ничего, хотя всех домашних его эта коза распугала, бодливая очень. А теперь уже холодно, все с дачи уехали, а мать все эту козу пасет, да еще с козленком. И куда ее девать теперь, козу эту? Резать мать не дает, да и мясо у козы невкусное, а в город ведь с собой тоже не возьмешь. Мать собирается здесь зимовать с козой, а Витька должен каждую неделю сюда приезжать, продукты привозить! А у него работа, да и сам не молоденький, под шестьдесят уже. Но разве старухе в восемьдесят шесть лет что-нибудь докажешь! Хочу козу — и все тут! Приходил Витька, просил слезно: дядя Миша, прирежь хоть козленка, а мясо пусть Гарька съест. Он отказался, много живности у него бывало, когда в поселке жили, и корову держали со старухой долго, но резать животных он никогда не мог, всегда мужика звали из соседнего села, тот мастер был. Так что ушел Витька ни с чем. А тут новое дело: козе срочно козел понадобился! Иначе молока не даст, а без молока уж козу держать — это совсем дураками надо быть. Разузнал Витька, козел есть в Борщевке, а до нее три километра. Это если по тропинке через лес, а если по шоссе, то и все пять будет. Вот и думай: то ли козу в Борщевку везти, то ли козла к нам, то ли пешком козу вести и свидание с козлом посреди леса назначать. Да еще козлу платить надо, то есть — тьфу! — хозяину, конечно.

Но Витька всю жизнь у мамаши под каблуком, мамаша, конечно, грозная бабка. Витька сам дежурит на складе в таможне сутки через трое с собакой. Собака у него не чета Гарьке, кавказская овчарка, так и она Андроновну, Витькину мать, боится. Витька собаку летом в городе держит. Ох уж эти бабы!

Размышляя так, Михаил Петрович разделся, снял сапоги в сенях, повесил сушиться ватник у печки, вымыл руки и поставил чайник на плитку. Затем он достал из банки соленых огурчиков, снял с плиты теплый чугунок с картошкой, вынул из холодильника шмат привезенного Антониной сала, нарезал несколько тонких ломтиков. Потом он достал тщательно спрятанную от Антонины бутылку «Смирновской». Мужик с дальнего конца садоводства попросил врезать какой-то хитроумный замок и расплатился поллитровкой.

Антонина не возражала, когда он подряжался на мелкие работы, но велела брать деньгами.

А зачем ему здесь деньги? А так жизнь веселее. Гарька завозился в сенях, царапнул дверь. Ладно уж, заходи в тепло!

Михаил Петрович сел за стол, аккуратно отмерил одну треть водки в стакан, остальное завинтил пробкой и убрал в тайное место. Он не какой-нибудь пьяница, чтобы в одиночку надираться, он свою норму знает.

Бутылки ему как раз на три дня хватит, а там Антонина приедет, все равно выпить не даст.

Отрезав большой ломоть хлеба и натерев его чесноком, Михаил Петрович поднял стакан.., и в это время раздался топот, треск сучьев, хлопнула дверь, и на пороге возникла Антонина собственной персоной. Вид ее был ужасен. Головной платок сбился на сторону, из-под него торчали спутанные космы.

Куртка расстегнута, юбка заляпана грязью, видно, падала, и не раз. В руках у нее ничего не было, наверное, потеряла сумки по дороге, или отобрали.

При виде жены в душе Михаила Петровича смешались два чувства: горечь оттого, что не успел выпить, и радость оттого, что спрятал остальную водку. Антонина вошла в кухню и рухнула на табурет. Она пыталась что-то сказать, но только открывала рот, как ,рыба, и задыхалась.

— Миша, — выдохнула наконец Антонина, — Миша, дай воды!

Михаил Петрович перепугался, второпях вместо стакана с водой схватил стакан с водкой и влил Антонине почти половину. Жена глотнула, закашлялась, Михаил Петрович обмер, поняв свою ошибку, но Антонина пришла в себя, порозовела, жадно выпила оставшуюся водку, глянула осмысленно, потом подошла к столу и закусила огурцом.

— Что случилось? — пролепетал Михаил Петрович — Ох, Миша, там на дороге кто-то лежит мертвый. — Антонина говорила почти спокойно, видно, водка подействовала.

— Да что ты несешь? Ты почему не уехала?

— Я же тебе говорю, я иду, а на дороге почти возле полотна кто-то лежит. Я сослепу-то думала, что это тюк какой-то, наклоняюсь, а тут встречная электричка прошла, я при свете и увидела, что это человек мертвый. Мужчина или женщина, я не заметила, а только мертвое оно. И народу кругом никого. Я так испугалась, сумки бросила и назад бежать, думала, тебя догоню.

— А чего ж ты не кричала?

— Да я кричала, а потом запыхалась, еле добежала, думала, упаду там на месте от страха.

— Ну вот что, — Михаил Петрович стал собираться, — надо пойти посмотреть, может, живой там кто.

— Да что ты, Миша, мертвый. Как есть мертвый, глаза остекленели. Да я в жизни туда близко не подойду.

— Ты скажи подробно, где это, я сам найду.

— Нет уж, я тут одна тоже не останусь, сейчас переоденусь только, и пойдем.