Охота на гиену - Наталья Александрова

Маргарита Ивановна работала стоматологом много лет, потом вышла на пенсию, а потом, когда пенсии — и ее, и мужа — не стало хватать, решила немного подработать. Дочка была давно замужем и жила отдельно, и в ее комнате Маргарита Ивановна устроила маленький кабинетик. Она приобрела в своей бывшей поликлинике списанные кресло, бормашину, а материалы и лекарства купила импортные. И потихонечку стала лечить зубы сначала знакомым, потом — знакомым знакомых. Все были очень довольны, потому что брала она недорого, а пломбировала хорошо, рука у нее всегда была легкая. Не сказать, что у нее отбоя не было от клиентов, теперь ведь столько появилось и поликлиник, и центров всяких, но Маргарита Ивановна считала, и жизнь доказывала ее правоту, что в городе Санкт-Петербурге ни один стоматолог не останется без работы, потому что вода у нас очень плохая, влияет на зубы.

И все шло прекрасно, если бы не дворничиха Евдокия. Прошлой весной к Первому мая Евдокия напросилась мыть окна, за деньги, конечно, не за так. Маргарита Ивановна была после тяжелого гриппа, и не то что окна мыть, а руки поднять не могла. Но так хотелось к празднику чистые окна, что когда муж стал ее уговаривать насчет Евдокии, она согласилась, не подумавши. Евдокия окна вымыла, но заметила кресло и бормашину и распустила слух по всему дому, что у Маргариты Ивановны на дому подпольный кабинет. Дальше пошло еще хуже.

Рамзес как-то в темноте на лестничной площадке гавкнул пару раз на Евдокию. Она орала страшно, говорила, что бульдожина ее покусала, хотя вся лестница знает, что Рамзес никогда никого не кусал. Муж ходил извиняться с коробкой шоколада, конфеты Евдокия взяла, немного поутихла. А потом чья-то собака, скорей всего, бездомная, нагадила на площадке первого этажа, а Евдокия пошла рано утром и спросонья вляпалась в кучу. Орала опять до хрипоты, почему-то прицепилась к Рамзесу, хотя вся лестница знает, что Рамзес очень чистоплотная собака и никогда такого себе не позволит Маргарита Ивановна не выдержала, ответила Евдокии резко, и это было ее ошибкой. Евдокия мгновенно перестала орать, заговорила елейным голосом про налоговую полицию и конфискацию имущества и с тех пор при встрече всегда отпускала туманные намеки на эту тему. Маргарита Ивановна перестала принимать соседей, хотела вообще все прекратить, но муж лежал в больнице, деньги были нужны катастрофически, и Маргарита Ивановна продолжала работать с тяжелым сердцем.

— Тише, Рамзесик, тише. — Зоя вошла с коробкой пирожных.

— Ты что не открываешь, Рита?

— Да я утром у мужа была, потом пришла, пообедала и задремала. Ты проходи.

— Только давай сначала чаю попьем, а то мне потом будет нельзя.

Маргарита Ивановна поставила чайник, они сели за стол, и тут же раздался звонок в дверь.

— Кто там?

— Маргарита Ивановна, возьмите квитанцию по квартплате! — раздался визгливый голос.

Евдокия специально стережет, что ли?

Маргарита Ивановна открыла дверь, и Евдокия сразу же вытянула шею в сторону кухни.

— У вас гости?

— Гости, гост, чай пьем.

В это время из кухни выскочил Рамзес, и Евдокия ретировалась.

— Ты что, Рита, такая расстроенная?

— Ох, Зоя, до чего же меня эта Евдокия довела, просто до нервного стресса. Подумай, ну что плохого, что ко мне раза два в неделю кто-нибудь зайдет, и я пару пломб поставлю? Ну не обеднеет же государство, что я налог не заплачу, а на лето мы вообще на дачу уезжаем.

— Да плюнь ты на нее!

— Противно очень, боюсь ее, как будто что-то нехорошее делаю. Ой, Зоя, не давай ему пирожных, у него расстройство будет!

Рамзес, фу! Ну вот, съел уже… Совсем замучилась я с ним, раньше-то муж гулял, а сейчас я одна, времени не хватает, а муж еще приучил его гулять три раза. Так что теперь он днем мои сапоги приносит — пойдем, мол, и все. И намордник надевать со мной никак не хочет, чувствует, что мне его жалко. А Евдокия нарочно нас караулит, как услышит, что Рамзес по лестнице идет, так сразу дверь открывает и смотрит, если он без намордника, то опять крик.

— А что, кроме Рамзеса, собак на лестнице нет?

— Есть маленькие, а на втором этаже бультерьер живет. Хозяин — молодой парень, деньги собирает с ларечников у метро, и бультерьер ему нужен для работы. Евдокия было вякнула, так парень ей как гаркнет, уйди, говорит, по-хорошему, а то руку оторвет. Она испугалась, теперь только к Рамзесу пристает, знает, что он ласковый, лает только.

— А с виду вон какой здоровый.

— Да, он для боксера очень крупный.

Ну иди сюда, хороший мой, иди, мой маленький…

Зоя засиделась допоздна, а потом решила заночевать у подруги. Ехать далеко и домой от метро идти страшно. Они вдвоем прогулялись с Рамзесом, по лестнице шли открыто, потому что сумели-таки втиснуть пса в намордник. Из дворничихиной квартиры доносился визгливый крик, это Евдокия скандалила с пьяницей-сыном. После прогулки приятельницы поужинали и хотели лечь пораньше, но кто-то стучал наверху, потом у соседей слева до двенадцати шумел телевизор, и только все угомонились, и Маргарита Ивановна с Зоей начали засыпать, на лестнице раздались звуки гармони.

— Господи, Рита, что это?

— А это Василий Степаныч с девятого этажа тренируется.

— В два часа ночи?

— А он все время тренируется, просто днем-то ему в квартире разрешают, а ночью все спать хотят, вот жена его и выставляет на лестницу.

— Да что они все — с ума посходили?

А ты еще смеешься.

— Да ладно, все равно не спим, давай расскажу. Мы тут давно живем, все на глазах было. Значит, жили они, все, как полагается, жена у Василия, детей трое. Работал он на заводе, пил, конечно, но под забором не валялся. Время идет, старшая дочка выросла и даже институт закончила, серьезная такая девушка получилась. Потом вышла она замуж, живут молодые отдельно, и вдруг, представляешь, встречаю я Василия жену, а она мне и говорит: дочка, говорит, с мужем, внуком и всей той семьей уехали в Израиль! Она такая простая тетка в платочке, и вдруг родственники в Израиле. Ну тут все соседи посмеялись, конечно, а потом забыли — кому теперь какое дело? Это уж давно было, лет семь назад. Ну потом Лида, Василия жена, письма показывала, фотографии, потом приходит ей приглашение и деньги на билет — дочка к себе приглашает погостить маму и младшего братишку. Лида съездила, вернулась довольная, приодели ее там, вещей подарили, зубы даже вставили, и хорошо, кстати сказать, сделали, это я тебе как профессионал говорю, так вот, Лида вся довольная, а Василий Степанович затосковал. Тут как раз подошло время ему на пенсию уходить, он совсем заскучал, в мозгах у него что-то повернулось, и стал он стыдиться, что дочка его замужем за евреем.

— А что ж он ей позволил за еврея выйти-то?

— А он не знал, у них у всех фамилия русская, и в паспорте тоже написано — русский, только бабушка какая-то оказалась Фрида Соломоновна Гринберг, а раньше про нее и не вспоминал никто. В общем, расстроился Василий Степанович и стал всем доказывать, что он русский. Привез из деревни старые галифе, сапоги кирзовые, так и ходит по двору в сапогах, чтобы все видели. А потом гармонь купил, стал на ней русские песни разучивать.

Вот теперь играет по ночам.

— А что семья-то его?

— Они на него давно рукой махнули, у них другая дочка замуж вышла, теперь у Лиды внучка маленькая, ей не до того.

— А вы бы на него Евдокию напустили, чтобы он по ночам людям спать не мешал.

— Пробовали, она было сунулась, да только Василий Степанович такие слова знает, что даже у Евдокии уши вянут. Она, конечно, руки не опустила, участковому жаловалась, а толку-то?

— Ну веселенький у вас домик, знала бы, ни за что ночевать у тебя не осталась.

— Тихо все вроде, спать пошел.

Подруги задремали, а в полшестого загремели ведра и послышались удары швабры о перила.

— Господи, а это еще кто?

— А это Евдокия начала трудовую деятельность. Ей, видишь ли, так удобнее лестницу мыть, пока никто не ходит. Пытались мы ее урезонить, так она нарочно стала теперь ведрами греметь.

Маргарита Ивановна прикрыла дверь в коридор, стало потише, и они заснули. Но через час Рамзес разбудил их и срочно потребовал гулять. Все ясно: пирожные.

— Ох, Зоя, говорила же я, что нельзя ему с кремом. Вот теперь надо тащиться.

— Прости, Рита, хочешь, я с тобой пойду?

— Да ладно, что вдвоем-то мучиться.

Сейчас мы быстренько сбегаем и вернемся.

Зоя с облегченным стоном прикрыла голову подушкой.

На лестнице подсыхал вымытый пол.

— Вот что, Рамзес, давай мы с тобой на лифте поедем, а то наследим, Евдокия нас по твоим лапам вычислит.

Они погрузились в лифт. На первом этаже Рамзес повел себя странно, ни за что не хотел выходить из кабины лифта, чем очень разозлил Маргариту Ивановну.

— Выходи сейчас же, сам меня поднял ни свет ни заря, а еще капризничает.

Она подхватила за ошейник упирающегося пса и проволокла его по ступенькам мимо почтовых ящиков. Перед входной дверью была лужа, рядом валялось перевернутое ведро. Краем глаза Маргарита Ивановна заметила кучу тряпок в темном углу у батареи. Холодея, она подошла ближе, и в тусклом свете сорокаваттной лампочки увидела лежащую мертвую Евдокию, которая глядела в потолок остекленевшими глазами.