Песнь Легиона - Алексей Мартынов

Мартынов Алексей

«Песнь Легиона»

http://neon-inc.ru/

Время номер один. «Ночь»

–= Ровно полночь =-

«Все они были мертвы. Всё как в тех играх: они умерли, а я выжил. Ну, что ж, я победитель!»

Внизу столпился народ, все смотрели вверх, даже не обращая внимания на хлеставший изо всех сил дождь и мощный встречный ветер, срывающий с них головные уборы. Одна женщина тщетно пыталась удержать над головой раскрытый зонтик.

«Я хотел этого, чтоб именно так всё и получилось. Ну... не именно так, но примерно. Это странно и даже смешно в некотором роде – я вижу отсюда камеры, объективы. Они снимают меня, чтобы потом показать. Вот, мол, псих и маньяк, вот он! А потом к этому приплетут какую-то далёкую мораль, из-за которой, по их мнению, это произошло. А может и не по их мнению, а по мнению того, кто больше заплатит. Скажут, что это был протест против чего-то, что виновато общество, а то и хуже – конкретные люди.»

Народ внизу шебуршал и толпился подобно муравьям в муравейнике. Кто-то что-то носил, убегал, прибегал, щёлкали вспышки, мигали мигалки на машинах.

«А ведь не было никакой морали и скрытого смысла, даже не надо искать. Никто в этом не виноват, никто не провоцировал. Я и сам-то не особо хотел это делать. Мы тогда сидели с друзьями, пили пиво. Я не пил. Совсем. Они о чём-то болтали, смеялись, а я сидел молча. И, сам не знаю, почему, я сказал, что хочу убивать. Они не обратили на это внимание, так тихо я говорил, не заметили они также, что вскоре я покинул их. Это было больше двух дней назад, вечером, часов в девять, в десяти километрах отсюда. Меньше суток понадобились мне для сбора всего необходимого. Не могу сказать, что это было легко, пришлось применить смекалку, чтобы найти реальную замену тому, чего достать не удалось.»

Иногда казалось, что звук сирен перебивает какой-то хриплый голос, о чём-то говоря. Сложно было разобрать что-то в этом гомоне: людские голоса, сирены, крики птиц, звук дождя, в конце концов.

«Ах, да, я же должен представиться... хотя бы для истории. Пускай, что история изменчива, что она лучше видится издалека, обрастая при этом всякими буграми. Я не верующий и никогда не читал Библию, знаю лишь отдельные строки. Засим процитирую: „И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: Легион имя мне, потому что нас много.“ Можете меня так и звать, если вам удобно. Я не умру в известном смысле, а буду жить дальше. Я бессмертен до тех пор, пока в человечестве живёт алчность и корысть. Я буду здесь.»

Он держался правой рукой за поручень, вкрученный в пол тремя мощными винтами со скруглёнными шляпками, чтоб не скрутили на лом. Дождь шёл уже вторые сутки, прерываясь только на рекламу, ветер хлестал его по щекам и глазам.

–= 23:28, более суток назад =-

Он спал крепко, набираясь сил перед крестовым походом на зверей в облике людей. Сон его был спокоен, дыхание ровным и глубоким. Он спал, но не видел ни одного сна, наоборот, мозг усиленно работал над решением каких-то глобальных проблем и задач.

«Я проснулся в своей кровати, хотя толком не помнил, как добрался досюда. Голова раскалывалась, и всё тело ныло. В любом случае, у меня было в запасе минут полчаса перед началом охоты. Надо было собираться.»

Он взял уже готовый школьный ранец, в котором лежала амуниция, и поставил его у двери. Тогда, в квартире напротив, у старого друга они праздновали какой-то юбилей, правда никому до этого не было дело, лишь бы была выпивка. Они часто собирались вместе, даже иногда без повода, просто встречались, болтали о всякой насущной ерунде, делились проблемами и в шутку строили планы на будущее. Витёк, самый старший из их дружеской четвёрки, был совладельцем какого-то магазинчика, торгующего детскими игрушками, посему он и обеспечивал спиртное и закуски. Несмотря на то, что он мог себе это позволить, на встречи он всегда приходил, закутанным в старый плащ.

– Это так модно, – любил говорить он. С ним не спорили.

«Сколько себя помню, он всегда появлялся в этом плаще.»

Сейчас это было как-то далеко, туманно. Он пытался что-то вспомнить, но не смог. Тогда он попытался вспомнить лица своих друзей, а конкретно Витька, который имел обыкновение произносить длинные тосты, не вгоняя при этом в скуку, но и тут его постигла неудача. То ли он не мог вспомнить, то ли не хотел, и не понимал этого.

Радио на кухне тихо играло лирическую музыку. Дикторы «Маяка» иногда прерывали её, чтобы сказать что-то своё, отдалённое от реальности, а потом, после паузы, она продолжалась. Им это было можно – делать большие паузы, а остальных бы, на коммерческих станциях, уже давно уволили бы за это.

На кухонном столе стояла лапша быстрого приготовления, банка тушёнки и пол буханки хлеба. На секунду его посетила мысль и отдалённое чувство голода: а не поесть ли? Нет! Может стошнить с непривычки, а тогда будет потеряно время. К тому же так он будет злее.

– Я ненавижу его. Ненавижу всем сердцем и даже сильнее. Ненавижу то, что поклоняются не ему, а деревянному тотему. Слышишь, ты! – он смотрел куда-то вдаль. – Все боги были бессмертными. Если ты есть, то останови меня! Ибо скоро твои любимые дети начнут умирать.

–= 00:00, сутки назад =-

– Галлюцинация? – вопрошал он сам себя.

На мгновение, когда он только выходил из дверей, ему почудился силуэт мужчины на лестничной клетке, но, быстро присмотревшись, он не заметил ничего.

«Я позвонил в дверь рядом. Такая толстая деревянная дверь, обитая снаружи чем-то вроде войлока. За ней жил мой сосед – человек преклонных лет со своей женой. Он и открыл мне. Я что-то начал быстро ему говорить, сам не понимаю, что это было. Он повернулся и пошёл внутрь. У меня было несколько секунд.»

Он снял с пояса обрез трубы и завёл руку с ним за спину. Как только пенсионер вышел из внутренностей квартиры, последовал удар. Раздался хруст. Труп молча осел на пол, крови почти не было, хотя череп был проломлен. Номер раз.

Он перешагнул через вытянутые ноги и вошёл внутрь. Жена соседа, не менее старая, к тому же глухая, она смотрела телевизор, сидя спиной к коридору. Удар той же силы пришёлся ей по затылку, содрав немного кожу. Номер два.

«Вот так я и стал убийцей. Не могу сказать, что мне было противно. Пути назад уже не было и быть не могло.»

Через сколько их найдут? Сутки? Двое? Скорее, неделя пройдёт, прежде чем кто-то наткнётся на их останки. Главное – это закрыть дверь. И нельзя оставлять свидетелей, иначе не останется времени. Прикрываем дверь поплотнее. Надо тряпочкой здесь припереть, чтоб лучше держалась.

Пятью этажами ниже на лестничной клетке спал местный пьянчуга. Лет сорока от роду с небритой рожей и постоянно красным носом. Нож мягко вошёл в его горло, почти без упора. Небольшое нажатие, пробиваем трахею. Он дёрнулся, открыл глаза и задёргал руками. Нож прошёл внутрь до рукояти, а дальше пошёл вправо, приятно причмокивая и похлюпывая. Раздался тихий свист, и руки алкаша безвольно повисли. Номер три.

«Ничего не ест, а тяжёлый! Ну, ладно, всё в сад.»

Он положил труп рядом с уже имеющимися, там, прямо в проходе, и обтёр запачканный кровью нож о его же рубашку. Нельзя было пользоваться лифтом; он почему-то испугался мирно спящих жильцов, что они его могут услышать.

Ночь была несравненно красивая, была в ней какая-то прелесть. Даже Луна окрашивалась в слегка красноватый цвет, хоть и светила тускло. Несколько часов назад начался тихий дождь, который в середине дня обещали синоптики.

На нём был тёмный непромокаемый плащ с множественными внутренними карманами. Под него он надел ранец, благо, что тот был довольно лёгким и тонким. У плаща также был капюшон, хотя это сейчас было без надобности – Легион предусмотрительно надел на голову водонепроницаемую шапочку, но всё же набросил и капюшон.

«Темно, хорошо. Дождь. Даже птиц нету.»

Перед ним у дороги стояла низенькая мадам в комбинезоне и кепке.

– Не ниже ста семидесяти, волосы светлые, длинные. Беру на всю оставшуюся ночь.

– Секундочку!

Ему вывели на выбор трёх очаровательных жриц уличной любви.

Он стоял и смотрел на них, отчётливо понимая, что они его не могут видеть в лицо. Он стоял в затемнённой части, с лицом, накрытым капюшоном; свет от фонаря ударял им в лицо, ослепляя. Он молча указал на правую крайнюю и повёл её к себе.

Убить всех.

При входе в подъезд она взглянула ему в лицо, он улыбнулся.

– Я – Маша, – пискнула она. Он не ответил.

Лифт, чуть поскрипывая, открыл свои двери. Можно входить. Женщина, не доходя сантиметров до лифта, вдруг спешно сунула руку в карман, достала оттуда платок и открыла рот, вдыхая воздух перед чихом. Рывком он буквально вдолбил свой кулак ей в глотку и резко вынул наружу. На тонких кожаных перчатках осталась её чуть розоватая слюна.

Она осела на пол, выблёвывая из себя что-то несуразное, оказавшись передней частью в лифте. Он молниеносно нагнулся, схватил её за лоб и, почти не сопротивлявшуюся, с размаху ударил затылком об угол стены. Она продолжала блевать ещё секунд десять, пока он вталкивал её ногой в лифт. Кнопка была нажата, и труп женщины поехал вверх, на чердак. Там она простоит до утра... Завтра ведь выходной, так что может и дольше. Номер четыре.