Шестиглавый Айдахар - Ильяс Есенберлин

Ильяс Есенберлин

Шестиглавый Айдахар

Предисловие

Дорогие друзья! Вы держите в руках знаменитую историческую трилогию Ильяса Есенберлина «Золотая Орда», рассказывающую о периоде весьма далеких лет, и тем не менее, имеющем исключительно важное значение для развития этногенеза казахского народа и становления его будущей государственности.

Хотя монгольское нашествие отрицательно сказалось на общественном развитии народа Казахстана, возникли различные процессы регресса, затормозилась городская культура, тем не менее в период Золотой Орды впервые стали возможны интеграционные процессы, получило широкое взаимодействие и взаимовлияние носителей Евразийской степной культуры. Население Казахстана получило большую возможность общения с мусульманским Востоком, Европой, Китаем, стимулировались международные торговые связи.

Огромное значение в период Золотой Орды имело привнесение монголами идеи центральной власти, впервые стало возможным объединение ранее разрозненных племен, было введено степное законодательство.

Ильяс Есенберлин – впервые в казахской литературе сумел систематизировать отдельные исторические материалы сложнейшего периода расцвета и падения Золотой Орды. С эпическим размахом, отобразить реальный динамизм исторических событий, создать неповторимые образы людей Великой степи той эпохи.

Дорогие друзья! Рекомендуем Вам прочитать эту прекрасную книгу, раскрывающую неизвестные страницы нашей с Вами истории.

Общественный фонд им. И. Есенберлина

Глава первая

Бату-хан поднял голову и посмотрел в небо. Удивительно чистое, чуть поблекшее от полуденного солнца, оно было безбрежным и бездонным, как море, которое он видел в далекой молодости. Тогда его не знающие страха тумены[1] остановили своих коней у города Тригестума…

Давно это было. Так давно, что казалось далеким, полузабытым сном. Жизнь быстротечна. Время пролетело, словно стрела, выпущенная из тугого монгольского лука.

Бату-хан сощурил раскосые глаза. В синем разливе неба рядом с солнцем крохотной темной точкой парил орел, высматривая добычу. От напряжения заслезились глаза, и хан опустил лицо. Нет. Море он никогда бы не смог полюбить так, как любил степь. Бескрайняя и прекрасная, лежала она у его ног, и великая тишина стояла над ней. Ласковым ветром, напоенным свежестью родников и терпким запахом полыни, дышала степь. У подножья кургана, то появляясь, то пропадая в высоких ковылях, гонялся за кузнечиками самый младший, пятилетний сын Бату-хана – Барак. В красном чапане из бухарского бархата и в такой же красной шапочке – борике, отороченном шкуркой выдры, он был похож издали на живую капельку крови.

Бату-хан тихо вздохнул. Разморенная полуденным зноем, лежала под голубой чашей неба степь. «Что видит орел со своей высоты? – подумал он. – Какую добычу высматривает?» Тяжело, всем телом повернулся Бату-хан в сторону реки. Здесь, на берегу великого Итиля[2], находилась его ставка. Красивым был город Сарай-Бату[2а].

Торжественно и празднично сияли под солнцем золоченые крыши дворца. Сарай был похож на город орусутов Харманкибе[3], только немного меньше. И построили его самые лучшие мастера, вывезенные из земли орусутов, а ханский дворец возвели ромеи. Из белого мрамора, привезенного из покоренных земель, из крепкого, словно камень, дуба и звонкой бронзовой сосны, сплавленных с верховьев Итиля, строил свою столицу великий Бату-хан.

Город, поставленный силой камчи и золота, рос на глазах. Он был радостью и гордостью Бату. Сын кочевого племени, привыкшего не созидать, но разрушать, он испытывал какое-то необъяснимое, волнующее чувство, глядя на то, что творили искусные руки мастеров. И это же чувство заставляло быть щедрым, делать все, чтобы его город становился с каждым днем прекраснее. Разве не он, великий Бату-хан, велел покрыть причудливо изогнутые крыши молелен монгольских шаманов чистым золотом? Что есть такого, что пожалел бы он для своей столицы? Золото покоренных народов? Кровь рабов? Все щедро, с избытком давала его рука.

Но каждый год, как только на крутых боках степных увалов появлялись первые серебряные жилы ручьев и сквозь бурый войлок прошлогодней травы пробивались острые как пики зеленые стебельки, Бату-хан покидал свой дворец. В бескрайней степи вырастал другой город – город из белых шатров. И до глубокой осени, до той поры, пока дикие гуси в итильских протоках не начинали откалывать красными клювами и глотать звонкие льдинки первых заберегов, ни одной ночи не проводил он в стенах дворца.

Людская молва назвала эту временную ставку великого хана Белой Ордой. И с той поры все земли, начиная от Кипчакской степи на север, на запад и на юг, до тех пределов, куда смогло ступить копыто монгольского коня, получили название ханства Золотой Орды.

В год мыши (1240), в год, когда Бату покорил и разрушил Харманкибе, начал строить он свою столицу – город Сарай…

Это было семнадцать лет назад… А сегодня, глядя на свою ставку, Бату-хан вдруг впервые не ощутил привычного волнения. Тускло, без радости смотрели на мир его глаза. Великий Бату-хан, одно имя которого наводило ужас на племена и народы и заставляло дрожать полмира, был болен. С той минуты, как он впервые сел на коня, Бату не знал ни одной болезни. Раны, полученные в походах, заживали быстро, словно у степного волка. А в этот год, в год змеи, когда ему исполнилось пятьдесят шесть лет, великие силы Неба отвернулись от него. В Хорватии Бату был тяжело ранен, и наследники уже косились друг на друга, готовые сцепиться в схватке за право стать ханом Золотой Орды.

Но он победил смерть. Так ему тогда казалось, пока не почувствовал, что судьбу нельзя обмануть. Неведомая болезнь поселилась в теле Бату-хана. Никто не мог назвать ее имени. В бессилии отступали перед болезнью самые известные в степи знахари – бахсы, беспомощными оказались табибы и лекари, приглашенные из Китая, Ирака, Ирана и Рума.

Еще в прошлом году, полный сил и здоровья, Бату легко останавливал и валил на землю молодого быка, а нынче тело его сохнет, мышцы сделались вялыми и нет прежней силы в руках. Кто бы еще недавно, глядя на грозного Бату-хана, мог сказать, что придет время и он будет в одиночестве сидеть на кургане – сутулый и постаревший, похожий на сабу – кожаный мешок, из которого выпит весь кумыс? Кто из великих знал такую страшную и непонятную болезнь?

Бату-хан угасал медленно, и, вместе с тем как истаивало его тело, все сумрачнее казался ему мир. Все, что было интересно другим, что приносило им радость, становилось безразличным и ненужным для него. Душа больше ничего не жаждала: ни побед, ни крови врагов, ни далеких походов.

Крупные капли пота выступили на бледном лбу хана. Он с трудом поднял руку и вытер его ладонью. И вдруг вспомнилось ему далекое, то, что было тридцать лет назад, когда знаменитый его отец Джучи-хан, властитель Дешт-и-Кипчака, Хорасана и Ибир-Сибира[4] оставил этот мир. Тогда… Тогда сильно и звонко стучало сердце и кровь, горячая и быстрая, струилась по жилам. Жизнь казалась большим праздником, и поднимались, отодвигались в бесконечность горизонты над землями, которые он мечтал бросить под копыта своего коня.

Умирая, отец оставил Бату только улус Дешт-и-Кипчак. Через два года его подняли на белой кошме и он стал ханом Орды.

Неужели минуло с той поры тридцать лет? Прошедшие годы показались Бату-хану короткими, как дни. Тогда каждая победа переполняла его торжеством, а каждая покоренная страна казалась высокой горой, на которую удалось подняться. Он хотел и все делал для того, чтобы быть похожим на своего великого деда Чингиз-хана.

Бату-хан попытался разбудить в себе прежнюю ярость и не смог – душа молчала. Он вдруг с горечью подумал, что полмира, которые сегодня принадлежат ему, наверное, не стоят и медной монеты нищего дервиша, если нельзя откупиться от смерти или хотя бы отодвинуть ее срок. Звериный страх перед неизбежным охватил хана, и он закрыл глаза.

Где-то в небе, сильный и свободный, продолжал парить орел, и, по-прежнему беззаботный и счастливый, гонялся за кузнечиками маленький Барак. И тогда Бату-хан пересилил себя. Ему ли, великому, не знающему страха, бояться того, что предопределено Небом? Он посмотрел туда, где играл сын. Обескровленные губы хана тронула слабая улыбка, и в тусклых серых глазах зажглась искорка света. Барак – последняя радость Бату-хана. Четыре сына было у повелителя Белой Орды: Сартак, Токту-хан, Аюхан и Улакши. Трое стали воинами, и только Улакши еще не ходил в походы и не управлял ни одним улусом, но и он уже принимал участие в конских скачках и заглядывал к девушкам-рабыням.