Сломанный капкан - Женя Озёрная

Женя Озёрная

Сломанный капкан

Пролог

24 апреля 2013 года, дневник Миры

Сегодня ночью мне приснилось, что меня похитили.

Это был сон в багровых тонах. Мебель была бордовой, по стенам ползали алые отблески, да и сам воздух, казалось мне, был пропитан чем-то тёмно-красным. Потом я поняла, что это был свет снаружи — хотя окон в доме не припомню.

А ещё это был до жути длинный, вязкий сон. Я будто бы жила в нём, осознавая идущее время. День за днем. Неделю за неделей. Но это вряд ли можно было назвать жизнью.

В его доме я успела провести несколько месяцев. Сначала, конечно, не по своему желанию. Этот человек казался мне неприятным, но постепенно неприязнь испарялась, уступая место ещё одному, уже новому для меня чувству. Нездоровому немного.

Скоро я узнала, что мы (да что я такое пишу!) были совсем рядом с моим прежним домом, вроде бы даже на соседней улице. Да и стены были сделаны из ткани, их легко можно было прорвать, чтобы попасть на свободу. Тогда почему я не попыталась бежать?

Потом оказалось, что в его логове много этажей. Мы поднялись на крышу и смотрели на город. Точнее, на то, что было им. Вокруг то тут, то там горели дома — косые, все чёрные от копоти. И так до горизонта, а там — тоже огонь. Так вот что это был за свет! Весь мир в огне. Кто только устроил этот пожар?

Ведь никого вокруг не осталось. Мы остались одни в мире и сидели в этом странном доме, из которого не было выхода. Куда идти? Да и не хотелось мне почему-то искать выход.

Хуже всего то, что я так ни разу и не увидела его лица. А мне так хотелось посмотреть ему в глаза и просто понять. Зачем он притащил меня сюда? Что произошло с этим миром? Откуда этот огонь? Как жить дальше… и можно ли вообще жить дальше?

Ни на один из этих вопросов он изо дня в день не давал мне ответа.

Ладно, я спрошу тебя сейчас. Мы ещё увидимся? Почему ты не захотел показывать свое лицо? Да кто ты есть такой, в конце концов?

Когда я проснулась, в голове звучало эхо его слов.

«Ты не волнуйся. Это только начало».

1

Апрель 2014 года

Да, он говорил правду. Это было только начало. И я уже не раз вспоминала о том, что случилось за последний год, когда приходила сюда. Прямо тут мы с Артёмом сидели тогда рядышком, вот на этой коряге, затаив дыхание в тишине. Шоколадка таяла в наших руках, пока мы делили её на двоих.

Неудобное, нелепое место. Узкая полянка кренится в овраг — кажется, ступи ещё несколько шагов не в ту сторону, и полетишь по наклонной. Прямо как сейчас этот камень. Не знаю, о чём думал тот неизвестный, который впервые решил разжечь тут костёр.

И о чём весь прошлый год думала я — тоже не знаю. Неужели ещё летом не стало понятно, что нужно делать ноги? Да и потом, в ноябре… Тогда-то совсем уж в лоб. Но я, бестолковая, обмякла. И сколько же нужно было огрести, чтобы понять, что попытка предать себя не обойдётся так уж легко? Сколько теперь нужно плакать, чтобы оплакать ту часть меня, которой больше нет? И как себя простить?

Наша битва уже кончилась. А я до сих пор стою на поле боя и не могу выдернуть из себя всё это. Теперь это только моя, моя личная битва, о которой он даже не подозревает. Битва эта разыгрывается снова и снова, теперь уже внутри меня. Так громко и грозно, что я не слышу и не вижу ничего вокруг.

Теперь на том месте, где внутри отзывалась красота, зияет провал. Его чувствую не только я — он виден всем. И остается лишь гадать, как долго они смогут терпеть это невнятное существо, которое называет себя Мирославой Осокиной.

Так тихо кругом. Слышно, как ещё один камень докатился до дна оврага и остановился. Старое кострище мне сегодня всё же пригодится. Чиркаю зажигалкой. Не хватило. Ещё раз чиркаю, а потом ещё, и пламя наконец расползается по листам распотрошённой тетради, сводит на нет слова, наброски портретов и силуэтов, над которыми я сидела вечерами совсем недавно. Пусть будет так.

Потому что Артём был прав. Я сама всё это заслужила, а он лишь подал мне пример.

Огонь танцует над тем, что раньше было моим дневником, съедает его кусками, уходит в красный, а потом и в синий цвет. И безлицый наблюдает за мной с листа бумаги, корёжась в огне и распадаясь на части: «Ах, Мира. Не выдержала. Какая жалость».

Теперь мне невозможно жить в мире, где существует безлицый. Вот только и в том мире, где он существует, — тоже невозможно. Вот почему его больше нет. И как же это больно. Но пусть. Эта боль напоминает мне, что в этом теле пока ещё осталось что-то от меня прежней. Той, которой был доступен весь спектр.

Я же потом пожалею, что сделала это, да?

Как знать, как знать. Костёр шипит от вылитой в него полторашки, но почти сразу же умолкает. Дело кончено. Теперь я точно одна.

2

Май 2013 года

Чуден мир городских окраин. Вот выцветшие, умильно-нелепые лебеди из покрышек. Вот сараи высотой по плечо семикласснику, сколоченные из того, что попалось местным умельцам под руку. Вот на бетонном уступе у подъезда распушился, жмурясь от солнца, бело-серый кот.

«Тр-р-р!»

А это что за звук?

Это дятел примостился на деревянном столбе, приняв его за дерево, и…

«Тр-р-р! Тр-р-р-р-р!»

Мира, стояла задрав голову кверху, и удивлялась этому звуку. Он то и дело разносился над двориком, втиснутым между двумя четырехэтажками,