Рассказы просто так (сборник) - Редьярд Киплинг

Редьярд Киплинг

Рассказы просто так

© Познер В.В., 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Редьярд Киплинг

Редьярд Киплинг родился в Индийском городе Бомбее в семье профессора Джона Локвуда Киплинга и Алисы Киплинг. Имя Редьярд он получил в честь английского озера Редьярд, где познакомились его родители. Ранние годы, полные экзотических видов и звуков Индии, были очень счастливыми для будущего писателя. Любовь к Индии он пронес через всю жизнь. Но в возрасте 5 лет вместе со своей сестрой он отправляется на учёбу в Англию. Закончив обучение, Киплинг возвращается в Индию и становится журналистом. В свободное время он пишет короткие рассказы и стихи, которые затем публикуются в газете вместе с другими его статьями. Самое знаменитое и любимое детьми всего мира – «Книга Джунглей». Это невероятная история о мальчике Маугли, коварном Шер Хане, благородном Акеле и других обитателях джунглей. Всю жизнь Киплинг провел путешествуя по разным странам: он посетил Бирму, Китай, Японию, Африку и многие другие страны. На вершине славы и богатства Киплинг отказался от всех почестей. В 1902 году он поселился в глухой деревне в графстве Суссекс. И написал восхитительную книгу «Сказок или Рассказов просто так» (Just So Stories).

Владимир Познер

Я не помню, когда я впервые прочитал «Рассказы просто так» Киплинга. Возможно, мне прочитала их моя мама. Но я совершенно точно помню, какое они произвели на меня впечатление. Это было что-то трудно описуемое, но, может быть, главное чувство, которое я испытал, – было счастье.

Я потом пытался для себя понять, что так пленило меня? Думаю, то, что это были рассказы о животных, но не отвлечённое описание разных животных, а их представление, как равных мне существ с мыслями и чувствами. Они не просто предстали предо мной совершенно живыми, они предстали равными мне, это были мои друзья и враги, тех, кого я любил и ненавидел.

Кто из великих писателей писал так о животных? Да никто. Да, есть Муму и Артемон, есть «Зов предков» и «Белый клык», есть все рассказы Эрнеста Сетона-Томпсона, есть даже Корней Иванович Чуковский, но это всё не то. Это всё о животных – и точка. А вот Кот, который гулял сам по себе, – это разве только кот? Вы так думаете? Да Вы просто не понимаете ничего. Кот – это человек, понимаете? А Слонёнок?…

Тут мне придётся совершить некоторое отступление. У Киплинга он называется Слон-Ребёнок. Понимаете, в английском языке почти нет приставок и очень мало уменьшительных – в отличие от русского. По-русски можно сказать слоник, слонёнок, слонище. По-английски этого никак не скажешь. Помните чудесный фильм «Lost In Translation»? Это тот самый случай. Так что Слон-Ребёнок превратился в Слонёнка. Но, возвращаясь к вышесказанному, позвольте спросить: разве он только слонёнок? Конечно, нет! Он Слонёнок! Он – вполне человек, только маленький ещё, а потому очень любопытный, всё время спрашивает: «Почему?». А Вы, когда были ребёнком, не спрашивали? И Вас никогда не отшивали? Не говорили: «Потому!». Никогда не наказывали за неутолимое любопытство? Не встречали Вы в жизни таких Крокодилов и Питонов? Нет? Ну, что сказать, мне жаль Вас, потому что я встречал и встречаю. Хотя… если бы мама мне не прочитала (всё-таки это она!) «Рассказы просто так», я бы скорее всего не встретил их.

Вообще, благодаря «Книге Джунглей», рассказу «Рикки-Тикки-Тави» и особенно «Рассказам просто так», я вырос совсем другим человеком. Киплинг научил меня не просто любить животных, нет, он научил меня чувствовать себя частью животного мира.

Почему я перевёл эти три рассказа? Почему не все? Это странная история.

Несколько лет тому назад случилось так, что я оказался в компании вполне взрослых людей с их маленькими детьми. И, как водится, дети эти были непослушны и порядком всем надоели. Если мне не изменяет память, это было на паруснике, и я предложил детей выбросить за борт, причём предложил так, что можно было поверить в серьёзность моих намерений. Дети слегка испугались, а я, воспользовавшись паузой, подозвал их к себе и сказал: «Сейчас я расскажу вам кое-что. Не будете слушать – выброшу за борт». И рассказал им о Слонёнке. Они слушали, не проронив ни слова, а когда я закончил, потребовали ещё. Тогда я рассказал им о Коте, который гулял сам по себе. «Ещё!», – закричали они, когда история завершилась, и я решился рассказать им о Сулеймане-ибн-Дауде, о Мудрой и Прекрасной Балкис и о Мотыльке, который топнул. И не заметил, как постепенно вокруг нас собрались родители и вместе с детьми молча слушали. А потом, когда всё уже было закончено, одна мамаша сказала мне: «Вы бы не хотели записать эти рассказы на CD?»

И я подумал, почему нет? Вот и перевёл их и записал. А потом – правда, не помню, как именно это произошло – предложили мне издать книжечку с этими тремя рассказами.

Может, следовало бы мне перевести всю книгу? Ну, что теперь делать? Поезд ушёл.

И последнее: ныне, когда дети с моей точки зрения увлекаются совершенно бессмысленными, никчёмными, пустяшными «героями», мне хочется думать, что эти рассказы станут… ну, не знаю, может быть, противоядием? Может быть, и Слонёнок, и Кот, и Мотылёк, и все-все-все войдут в их души?

Было бы хорошо.

О Слоне-Ребёнке

Слоненок

Крокодил

Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон

Дядя Жираф

Тетушка Бегемотиха

Дядюшка Павиан

Птичка Колоколо

В стародавние времена у Слона не было хобота.

Вот так-то, Мои Дорогие. У него был нос – такой себе толстоватый нос, размером с кокос, и этим носом он мог дрыгать. Дрыгать, да и только. Ничего он брать этим носом не мог. Но был один Слон – новенький Слон – Слон-Ребёнок, переполненный неуёмным любопытством. А это значит, он без конца задавал вопросы. Он жил в Африке, и вся Африка не знала, куда деваться от его неуёмного любопытства.

Он спросил свою высоченную тётю Страусиху, почему у неё именно так растут на хвосте перья, и высоченная тётя Страусиха надавала ему по заду своим твёрдым-претвёрдым клювом. Он спросил своего долговязого дядю Жирафа, почему у него такая пятнистая шкура, и долговязый дядя Жираф надавал ему по заду своим твёрдым-претвёрдым копытом. Но его продолжало переполнять неуёмное любопытство. Он спросил свою необъятную тётушку Бегемотциху, почему у неё такие красные глаза, и необъятная тётушка Бегемотиха надавала ему по заду своей тяжелой-претяжелой пяткой; и он спросил своего волосатого дядюшку Павиана, почему у дыни именно вот такой вкус, и волосатый дядюшка Павиан надавал ему по заду своей волосатой-преволосатой лапой. И всё равно его переполняло неуёмное любопытство. Он спрашивал обо всём, что видел, слышал, чувствовал, чего касался, что нюхал или трогал, и все его тети и дяди в ответ давали ему по заду. И всё равно его переполняло неуёмное любопытство.

В одно прекрасное утро, как раз тогда, когда стояло Весеннее Равноденствие, этот неуёмный Слон-Ребёнок задал новый, прекрасный вопрос, который никогда прежде не задавал. Он спросил:

– Что ест Крокодил на обед?

И тогда все громко и ужасно зашипели «Тссс!» и немедленно и самым тщательным образом надавали ему по заду.

Когда же с этим было покончено, Слонёнок набрёл на Птичку Колоколо, которая посиживала себе в самой середине колючего непролазного куста, и сказал:

– Мой отец надавал мне по заду, и моя мать надавала мне по заду; все мои тёти и дяди надавали мне по заду за моё неуёмное любопытство; но я всё равно хочу знать, что ест Крокодил на обед!

Тогда Птичка Колоколо печально пропела:

– Отправляйся к берегам великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями, и ты узнаешь.

На следующее утро, когда ничего не осталось от Весеннего Равноденствия, потому что денствие уже было совершенно неравным, этот неуёмный Слон-Ребёнок взял сто фунтов бананов (красного маленького сорта) и сто фунтов сахарного тростника (длинного фиолетового сорта), семнадцать дынь (зелёного хрустящего сорта) и сказал всем своим дорогим родственникам:

– Прощайте. Я отправляюсь к берегам великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями, чтобы узнать, что крокодил ест на обед.

И все они ещё раз надавали ему по заду на счастье, хоть он и просил их наивежливейшим образом этого не делать.

И он отправился в путь, чуть вспотевший, но совершенно неудивленный, поедая дыни и роняя корки там и сям, потому что не мог их поднять.