Рабиндранат Тагор - Крипалани Кришна

ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ

Выпуск 4 (637)

Кришна Крипалани

РАБИНДРАНАТ ТОГОР

«Молодая гвардия»

МОСКВА 1989

Rabindranath Tagore

A Biography

Krishna Kripalani

Visva — Bharati

Calcutta

Перевод с английского Л. Н. Асанова

Научный редактор и автор послесловия старший научный сотрудник Института востоковедения АН СССР, доктор филологических наук, лауреат Международной премии имени Джавахарлала Неру И.Д. Серебряков

Рецензенты: А.А. Агапьев

и доктор филологических наук Д.М. Урнов

Издательство «Молодая гвардия», 1983 г., 1989 г.

К советским читателям

Введение

Десятилетия, миновавшие с рождения Рабиндраната Тагора, принесли Индии такие громадные изменения, каких не мог бы предвидеть ни один оптимист, живший в 1861 году. Облик страны разительно изменился, но еще более значительны перемены, происшедшие в сознании и духе современной Индии. Усталая, робкая кляча, едва тащившаяся под угрозой кнута, превратилась в горячего боевого скакуна, которого необходимо сдерживать, чтобы он не мчался слишком быстро.

В 1861 году, когда родился Тагор, Индия лежала простертая у ног британцев. Страной правили чужеземцы, и британская королева была провозглашена императрицей Индии. Казалось, что этот сверкающий бриллиант будет украшать имперскую корону до скончания времен. Естественно, что так думали правители. Удивительно то, что многие индийцы разделяли эту веру и приветствовали ее. Восемнадцатый век в Индии был мрачным веком беспорядков и междоусобиц, страна превратилась в джунгли, где дикие звери бродили на воле, разоряя все вокруг. Когда наконец установились законность и порядок, люди прежде всего осознали не то, что Индия потеряла свободу, а простой и конкретный факт, что они наконец могут вздохнуть спокойно. После ужасов джунглей покой пустыни казался благодатью.

Великое восстание 1857 года[1] было безжалостно подавлено, и исконные правящие классы либо уничтожены, либо втоптаны в пыль. Поднимался новый класс, класс буржуазии, с новыми интересами и новой культурой, и английская администрация всячески поддерживала его. Неверно было бы называть этот поднимающийся класс предателем, ибо не он, а прежние правители предали интересы страны. Этот новый класс, по сути, стал авангардом новой судьбы Индии. Но это осознание его миссии пришло позднее.

Главной чертой интеллектуального и духовного климата в период, предшествовавший рождению Тагора, был тот факт, что индийцы, казалось, наслаждались этим покоем пустыни. Индия словно утратила свой творческий дух. В политическом смысле она едва ли сознавала утрату национальной свободы, а в области культуры она либо примеривала парадный мундир нового рабства, либо цеплялась за оковы старины. Не считая нескольких исключительных личностей, это было время лакеев и реакционеров, тех, кто слепо следовал западному образцу, и тех, кто искал утешения в древних традициях и догмах.

Через восемьдесят лет, когда Тагор умер, облик Индии изменился. В области политики она оказалась накануне событий, неслыханных в ее истории, в области культуры она восстановила былое самоуважение, а в духовной жизни открывала скрытые источники созидания. Не случайно Неру назвал книгу, посвященную культурному наследию своей страны, «Открытие Индии». Нам всем пришлось открывать Индию, чтобы обрести ее. И мы продолжаем открывать ее до сих пор. Это само по себе было революцией, возможно, главной нашей революцией — открытием себя.

Множество факторов обусловило эти преобразования, и не последними в их числе были события мирового масштаба, повлиявшие на Индию. Однако силы как в природе, так и в мире людей сами по себе слепы, и если их не сдерживать и не направлять, они могут оказаться скорее разрушительными, нежели созидательными. Среди тех людей, кто сумел приложить эти силы к созиданию новой судьбы Индии, два человека превосходят прочих: это Ганди[2] и Тагор. Вклад Ганди общеизвестен: он сделал больше, чем кто-нибудь другой в истории Индии. Вклад Тагора менее заметен, но более глубок, ибо он высвобождал и питал скрытые источники творчества в тех областях, где политик не властен.

Хотя Тагор был прежде всего поэтом, он более чем просто поэт в европейском понимании этого слова, так же как и Ганди более чем просто политик и патриот. Тагор был тем, что в Индии называют кави — пророк, провидец. Его гений обогащал все, к чему он прикасался. Как само солнце, в честь которого он был назван (роби по-бенгальски, производное от рови на санскрите, означает солнце), он излучал свет и тепло, оживлял интеллектуальную и духовную почву своей страны, открывал неизвестные горизонты мысли, перекидывал мост между Востоком и Западом. Для тех, кому доступен язык, на котором поэт писал, животворность его гения поистине поразительна. Не менее поразительны разнообразие и красота литературных форм, которые он создал. За свою жизнь Тагор дал своему народу столько, сколько могут дать века развития: язык, способный выразить тончайшие модуляции мысли и чувства, литературу, достойную изучения в университетах всего мира. Едва ли есть область словесности, которая не была бы исследована и оплодотворена его дерзновениями, а ведь многие из областей этих оставались в бенгальской литературе нетронутой целиной, и его руки были первыми, давшими ей жизнь. Он один из немногих писателей в мире, чьи произведения, созданные на родном языке, выдержали самые строгие испытания большой литературой, восточной или западной, древней или современной.

Тагор выделяется среди современных писателей не только потому, что его стихами и прозой, о которых ученые профессора пишут тома исследований, наслаждаются изощреннейшие интеллектуалы, но и потому, что простой неграмотный народ на многолюдных улицах Калькутты или в отдаленных деревнях Бенгалии с любовью поет его песни. И неудивительно, ибо каждое время года, каждая черта богатой природы его родины, каждое движение человеческого сердца, в горе и в радости, переложены им на язык песни. Их поют на религиозных празднествах и в концертных залах. Патриоты всходили на эшафот с его песней на устах, молодые влюбленные, не в силах выразить глубину своих чувств, поют его песни и чувствуют, что тяжесть их немоты облегчается.

Однако все это в основном относится к читателям, на чьем языке он писал. Те, кто читал его в переводах, могут получить лишь малое представление об объеме и силе его гения.[3] К сожалению, его родной бенгальский язык лишь один из многих в Индии, так что даже в его собственной стране большинству людей творчество поэта доступно только в переводах. Для них, помимо знакомства с этими переложениями, главное значение Тагора состоит в том импульсе, который он дал всему течению культурного и духовного развития Индии, в том, что он показал им пример страстной преданности искусству и не менее страстного служения своему народу и всему человечеству. Он дал индийцам веру в свой язык и в свое культурное и интеллектуальное наследие. Нынешнее возрождение индийских языков в значительной степени обусловлено его вдохновением и примером. Это возрождение охватывает не только языки и литературы. Многогранный гений Тагора, его почти подвижническое стремление к развитию индийского искусства, танца и музыки, живописи и ремесел, его уважение к местным народным художественным школам, поощрение как классических, так и народных традиций в его школе в Шантиникетоне стали побудительным стимулом, который позволил этим традициям выживать и процветать в наши дни.

Но еще более важным является тот факт, что поэт, учивший свой народ бережно хранить и гордиться своим наследием, обладал смелостью разорвать узы традиций. Слепо придерживаться традиционных условностей, предупреждал он, есть признак незрелости. Лишь у младенцев нет индивидуальности, их лепет повсюду одинаков. Взрослый человек должен развивать и утверждать свою неповторимую личность.

«Когда во имя индийского искусства мы неразумно культивируем слепую приверженность к обычаям прошлых поколений, мы душим собственную внутреннюю суть предрассудками, унаследованными от прошлых веков. Они как маски с застывшей гротескной гримасой, которые не могут реагировать на постоянно меняющуюся игру жизни. Искусство не пышная гробница. Оно должно отражать движение жизни, оно постоянно совершенствуется и обновляется на своем пути паломничества в будущее, которое так же отлично от прошлого, как дерево от семени», — писал Тагор.

Наиболее яркой чертой жизненной философии Тагора был упор на развитие человеческой личности и его глубокое убеждение в том, что нет врожденных противоречий между так называемыми противоположностями — телом и душой, наслаждением естественной красотой и поисками истины, общественными обязанностями и правилами каждого человека, уважением традиций и свободой исканий, любовью к своему народу и верой в единство человечества. Эти кажущиеся противоположности могут и должны быть примирены, но не отдельными компромиссами и робкими колебаниями, а созданием истинной гармонии из видимого несогласия. Эта вера тысячекратным эхом пронизывает всю его поэзию.