Ловчий тумана - Татьяна Томах

Ловчий тумана

Староста с самого начала Грифу не понравился. На первый взгляд — вроде, нормальный дед. В густой копне волос и длинной бороде — седина вперемешку с солнечной рыжиной. Пепел и огонь. В карих глазах за угодливой почтительностью — лисья хитринка. Только походка разве что неловкая, подпрыгивающая. Может, просто плохо гнутся старые суставы, измученные артритом. А может, прячутся в старых латаных валенках вместо человеческих ступней козлиные копыта?

— Туточки оно, господин старший очиститель. Извольте глянуть.

Узловатый палец деда указал вниз, под обрыв, край которого курчавился густой травой. Здесь, видно, не косили, и скотину гнали подальше — чтобы не оступилась, вытягивая шею за сочной зеленью. Насколько глубок обрыв, было не разглядеть — внизу плавал туман, густая молочно-белая дымка, сквозь которую земля не просматривалась.

— Когда оно начало функционировать? Ну, когда первый раз это случилось? — хмуро спросил Гриф, избегая смотреть в заискивающие глаза деда. А может, это не горб бугрится на тощей спине под куцым тулупчиком — а третья рука, потихоньку кажущая кукиш господину старшему очистителю, пока сам дед почтительно мнется, стараясь быстро и верно ответить на вопрос?

— Так это… Оно завсегда, если утром или к вечеру, особливо к дождю, с болот-то натягивает. А когда и до деревни доползает. Болота у нас туточки, господин старший…

— Я не про туман, — оборвал Гриф, досадливо морщась. Запоздало припомнил, что сквозь маску дед не разглядит его гримас — и в который раз подумал: «интересно, а каким я кажусь ему — в этой маске и защитном костюме? Чудовищем — может, еще большим, чем он мне?»

Инга так и не смогла привыкнуть к его маске. Едва он заходил домой, замирала и зажмуривала глаза — до тех пор, пока он не снимал маску и форму.

— Дурочка, — ласково пробовал увещевать ее Гриф: — ну что в ней страшного, а? Вот, потрогай.

Затаив дыхание, Инга послушно, но гадливо, как дохлую крысу — уже не страшно, но по-прежнему, противно — трогала студенистую шкурку маски.

— В ней — ничего, — соглашалась она с Грифом. — А вот под ней — да. Кажется… кажется, что ты когда-нибудь снимешь ее — а под ней уже не ты.

— А кто? — смеялся он, целуя ее висок — теплую впадинку с нежным завитком волос: — Ну, кто?

— Не знаю… — Ингины глаза темнели от страха, а голос срывался, будто у нее перехватывало дыхание.

Она умела немного предвидеть будущее, маленькая тихая Инга — иногда ошибаясь, а иногда угадывая, с точностью до мелочей. Это свойство было единственным, отличавшим ее от остальных людей. От нормальных людей.

— Так это, господин старший очиститель, — дед растерянно хлопал бесцветными ресницами: — с Анькиной козы-то, верно, и началось. Потеряла она ее, да. Анька — козу, то есть. И гори бы она пропадом, если бы не Анькина мачеха. Бесполезная животная была и дурная.

— Мачеха? — переспросил Гриф, увязая в дедовом путаном рассказе.

— Коза, господин старший очиститель. А мачеха, как есть, ведьма. То есть, лупила Аньку за каждый пустяк. Потому девке ничего другого не оставалось, как найти эту клятую козу — или совсем домой не ходить. А тут как раз бабы за клюквой пошли…

«Интересно», думал Гриф, сдерживая раздражение: «он придуривается, или на самом деле так косноязычен? Тогда, что за староста из него? Или просто отчаянно меня боится?»

— …и в один голос Аньке — мол, ускакала твоя коза в самую трясину. Болота у нас туточки, господин старший очиститель.

"… А если боится — значит, лжет. Или, по крайней мере, что-то скрывает. Что? Козлиные копыта в валенках?»

— А поутру Анька домой со своей козой вернулась.

— И что?

— Так это, козу-то она в этом тумане нашла, господин старший очиститель.

— Гм, — сказал Гриф и покосился на секретаря. Тот невозмутимо строчил в своем блокноте, не упуская ни слова. Под маской лица было не разглядеть, но Гриф мог поспорить, что секретарь веселится. Работнички. Только бы поржать, а потом потравить баек, невзирая на принципы неразглашения. Раньше достаточно было магнитофонной записи в процессе беседы со свидетелями, но когда выяснили, что техника иногда ведет себя странно рядом с аномальными пятнами, ввели правило обязательного присутствие секретаря с допотопным блокнотом.

— Так это, коза-то как есть потопла в болоте. Бабы, которые за клюквой…

— Понятно. Еще какие-нибудь случаи были?

— Как не быть? Как есть, были. Аким телегу покраденную в прошлом годе нашел; вдовая Фанька — свою дочку Марьяну, а Марьяна-то померла еще пять лет назад. Ну и по мелочам, всяко.

— Так, что, получается, в этом тумане можно найти все, что хочешь?

Староста помялся, пошаркал своими валенками. Его пристальный взгляд показался Грифу неприятным — будто белесая кожица маски неожиданно оказалась прозрачной, и дед сумел разглядеть лицо Грифа и глаза.

— Я думаю — только то, что было когда-то потеряно, господин старший очиститель.

Он не смог простить, что Инга солгала. А она решила, что это Гриф ее предал.

«Я ведь предупреждал», — думал он потом, пытаясь разобраться с чувством вины, которое с тех пор не давало ему покоя. В конце концов, Ингу никто не заставлял бежать. Ее-то Гриф обещал защитить. Зачем было бежать — чтобы наткнуться на патруль, в обязанностях которого было уничтожать без предупреждения все и всех, кто пытается пересечь границ — неважно, изнутри или снаружи? Ведь Инга должна была понимать, чем это все закончится? Должна — даже если бы она вообще не умела предвидеть будущее. А может, как раз потому, что она умела иногда это делать…

Как бы то ни было, все вопросы, которые Гриф хотел бы задать Инге, навсегда теперь остались при нем. Как и чувство вины.

Безусловным, не подлежащим сомнению, было одно. Инга солгала, а Гриф ее предал.

— Господин старший очиститель, — корявые пальцы старосты робко уцепили краешек рукава Грифа, взгляд опять был прежним — испуганным и заискивающим: — будьте добреньки, не троньте деревню, а?

Гриф отвернулся; дедовы пальцы соскользнули с жесткого рукава защитного костюма. Повинуясь жесту Грифа, подскочил адъютант, подхватил старосту под локоть, повлек в сторону:

— Иди-иди, дедуля. Спасибо за сотрудничество. Управление тебя благодарит, и отблагодарит при случае, не сомневайся. И не трясись. Кому она нужна, твоя деревня? Понял? И своим там передай, чтоб не боялись.

Гриф смотрел, как староста, сгибаясь все сильнее — отчего горб на его спине становится еще более очевиден и безобразен, медленно спускается вниз с холма по узкой тропинке. Наверное, деду хотелось обернуться, но он не смел.

— Деревню оцепили? — спросил Гриф у подскочившего адъютанта.

— Три часа назад. Сейчас старосту назад пустим, и начнем. Аномальное пятно готовим к изоляции, как положено. На рассвете первая истребительная приедет.

— Вот и ладно, — Гриф кивнул; махнул рукой, отпуская адъютанта и секретаря, и побрел к лагерю.

— Ужин господин Наблюдатель велели в штабной палатке накрыть, — крикнул вдогонку адъютант.

Наблюдатель оказался розовощеким круглолицым крепышом с умильной улыбочкой, будто намертво приклеенной к пухлым губкам.

— Наконец-то, — воскликнул он, щурясь, разглядывая входящего Грифа и нетерпеливо потирая ладошки: — я уж думал без Вас начинать. Стынет.

Ловко спрятав в переносной сейф пачку мелко исписанных бумаг — ишь, трудяга, ни минуты покоя — Наблюдатель жестом фокусника сдернул со столика салфетку. Под салфеткой обнаружилась кастрюлька с дымящейся разваренной картошкой, густо присыпанной укропом; миска с тугими, истекающими соком, малосольными огурцами; горшочек с густой желтой сметаной и запотевшая бутыль, наполненная сомнительного вида мутноватой жидкостью. Стандартный паек — брикеты, упакованные в фольгу — был сиротливо сложен на краю стола. Наблюдатель выдернул из бутыли обмотанную тряпицей пробку, повел носом, с явным наслаждением вдыхая кисловатый хмельной запах.

— На меду и яблоках настаивают, негодяи, а? — восхищенно обратился он к Грифу.

— Местное? — с сомнением уточнил Гриф, оглядывая разложенное угощение.

— Да бросьте, — сморщился Наблюдатель. — Проверено все. Вы думаете, снаружи меньше заразы нахватаетесь? Думаете, эти тряпки Вас защитят? — он презрительно ткнул в защитный костюм Грифа; махнул рукой; уверенно ухватил в кулак узкое горлышко бутыли. — И потом, ну скажите честно, — глаза Наблюдателя, неожиданно цепкие для кукольно пухлого личика, уставились на Грифа: — Вам не наплевать, годом больше или меньше этой паршивой стерилизованной жизни, а?

Раньше Гриф послал бы его подальше — хотя бы потому, что в обычае Наблюдателей было устраивать подобные проверки, а потом строчить длинные кляузы о несоблюдении устава в Управление. А теперь ему, действительно, было наплевать.