Каменный пояс, 1985 - Михаил Львов

Каменный пояс, 1985

Посвящается 40-летию Победы советского народа над фашизмом

Михаил Львов

СТИХОТВОРЕНИЕ

…Я видел, как победа вырастала,Свидетельствую: пролетят года —Спасительное мужество УралаОтчизна не забудет никогда.

Урал, Урал… Заводы… Шахты… Горы…Страной железа видишься ты мне.Твои сыны, литейщики, шахтеры,Себя, как дома, чувствуют в огне.

С рождения металлом окруженный,Уралец — прирожденный металлист,А значит, он и воин прирожденный,И слесарь от рожденья, и танкист.

В пороховой окутываясь запах,Идет на запад наших танков вал.И сам Урал подвинулся на запад,Придвинул пушки к западу Урал.

Пройдут года — над веком небывалымПотомки совершат свой поздний суд.Железо назовут они Уралом,Победу назовут они Уралом,И мужество Уралом назовут.

Владилен Машковцев

СТИХОТВОРЕНИЕ

Каждый второй танк и каждый третий снаряд, выпущенный по фашистским захватчикам, были сделаны из магнитогорского металла…

Вновь мы книгу времени откроем:путь к простейшим истинам не прост.Да, в Указах городом-героемне назвали наш Магнитогорск.

Под дождями сгнил барак дощатый,и погасли буйные костры.Но Россия помнит год тридцатыйи набатный гул Магнит-горы.

Разве люди могут не запомнитьвзрывы телеграфной тишины…Был чугун, рожденный первой домной,первым мирным подвигом страны.

Шли мы, как в атаки, через время,принимая гордо свой удел.И металл вливался в жадный лемех,в тракторах натруженно гудел.

А когда коварно мир нарушиларейха оголтелая орда,вздыбилась бронею и оружиемярая магнитная руда.

И паучья свастика дрожала,под огнем умерив мотопрыть.Нет, не Рур —Магнитка вновь решала:быть России… быть или не быть!

Мы, надев отцов погибших робыи к мартенам встав в пятнадцать лет,сокрушили полчища Европыи железный крупповский хребет.

Будем вечно помнить все, что было:как мы шли от первого костра,как Россию грудью защитилав грозный час Магнитная гора.

Будет вечно все, что мы построим,будет вечен и прекрасен труд…И потомки городом-героемгород наш рабочий назовут.

Анатолий Пшеничный

ТАНК У ПРОХОДНОЙ

Стихотворение

Вы стали историей,Годы-невзгоды.При вас надевали шинелиЗаводы,При вас у вагонных,                              у тракторных —Штатских —Расправились плечи в строюПо-солдатски.

То дальнее время,Как свежая рана.Как рана,Которой зажить еще рано.Оно — в обелисках,На траурных лентахИ в танках,Оставленных на постаментах.

Александр Куницын

ВЫ В БИТВУ ШЛИ, НЕ ДУМАЯ О СЛАВЕ…

Стихотворение

Вы в битву шли, не думая о славе,Вы Родину спасали в грозный час.И нынче не забыт в родной державеБессмертный подвиг каждого из вас.

И вспоминаем вас, как самых близких…Идут года. Иные времена.Но в городах и селах — обелиски,И ваши дорогие имена.

ПРОЗА

Воспоминания

Марк Гроссман — один из старейших уральских писателей, автор поэтических и прозаических книг «Ветер странствий», «Живи влюблен», «Птица-радость», «Камень-обманка», «Да святится имя твое!» и многих других — с первого до последнего дня Великой Отечественной войны был военным корреспондентом в действующей армии.

Марк Гроссман

И ШТЫК, И ПЕРО

«Я хочу,

             чтоб к штыку

                                 приравняли перо».

Подумать только — целых сорок лет прошло с той поры, как смолкли наши пушки, остановились танки и самоходки, замерли на взлетных полосах истребители, бомбардировщики, штурмовики и загремели взамен выстрелов и бомбежек наши песни и пляски на площадях поверженной империи Гитлера.

Многое забылось за долгие четыре десятилетия, но благословенный день нашей Победы я вижу так, будто он случился вчера. Вижу и слышу его цвета и звуки — красные цвета моего Отечества и марши России, гремящие всюду. Вокруг горы оружия, сложенные плененным воинством фюрера. В каждом окне каждого берлинского дома простыни, наволочки, тряпки — белые флаги капитуляции и позора. Бесконечные колонны солдат, офицеров и генералов рейха, бредущих в плен.

И пусть во веки веков будет этот день грозным предупреждением всем толстосумам, всем маньякам, всем любителям мирового господства на голубой и зеленой нашей планете.

На колоннах рейхстага в ту пору я не раз видел надписи уральцев, и одну из них переписал в свой блокнот:

«Мы пришли с Урала, чтоб вы не ходили к нам!»

Я родился на Дону, но почти всю жизнь прожил на Урале. Потому в воспоминаниях, часть которых печатается ниже, называю уральцев земляками. Я гордился, что имею отношение к этому краю сильных и добрых людей. После Сталинграда, в междуречье Волги и Дона, я написал стихотворение, которое завершали такие строки:

В пути спросил один солдат другого:— Ты, кажется, с Урала, побратим?..И руку он потряс ему без слова,И все без слов понятно было им.

Уральцев ценили и любили вся армия, весь народ. Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский, командовавший в свое время 2-й Гвардейской армией, где довелось воевать и мне, писал:

«У нас, фронтовиков, укрепилось глубокое уважение к питомцам седого Урала и безбрежной Сибири. Это уважение и глубокая любовь к уральцам и сибирякам установились потому, что лучших воинов, чем Сибиряк и Уралец, бесспорно, мало в мире. Поэтому рука невольно пишет эти два слова с большой буквы».

К этому мне нечего добавить.

Двадцать четвертого марта 1941 года, за три месяца до начала Великой Отечественной войны, из Москвы в Ригу пришла телеграмма.

В ту пору, отвоевав на финской войне и дослужив свой срок в 1-й Московской Пролетарской дивизии, я демобилизовался, но все еще продолжал ходить в гимнастерке и шинели. Донашивал армейское обмундирование совсем не потому, что предпочитал его гражданской одежде. Просто в те дни не успел еще заработать на штатский костюм и видавшая виды, выцветшая в снежных окопах Карельского фронта экипировка продолжала исправно служить мне. Я лишь вывернул из петлиц треугольнички младшего комвзвода.

К одежде следует добавить содержимое кожаной сумки, где хранилось все мое тогдашнее имущество: документы, рубаха и запасные портянки. Впрочем, документов было совсем мало: «Выписка из протокола Экзаменационной Комиссии по аттестации младших политруков запаса Первой дивизии от двадцатого ноября 1940 года» и справка о награждении знаком «Отличник РККА» (небольшой этот знак, врученный Климентом Ефремовичем Ворошиловым, тоже находился в сумке).

В Москве, после демобилизации, мне предложили работу в центральной военной газете, но жилья не сыскалось, и Михаил Васильевич Погарский, редактор газеты, в которой я работал на финской войне, посулил Ригу, небольшую должность в газете Прибалтийского особого военного округа «За Родину».

Уже через несколько дней я оказался в столице Латвии. Ведая литературными делами газеты, встречался со многими писателями, навещавшими Прибалтику: с Александром Трифоновичем Твардовским, которого знал еще по финской войне, с критиком Анатолием Кузьмичом Тарасенковым, с моим однофамильцем Василием Семеновичем Гроссманом и другими. Газета настойчиво готовила войска особого округа к обороне, и я, естественно, занимался тем же делом и жил теми же заботами.