Хоровод нищих - Мартти Ларни

Мартти Ларни

Хоровод нищих

Глава первая,

в которой читатель знакомится с героем повествования Йере Суомалайненом, пугливым молодым человеком двадцати шести лет с характером овцы. Во всем остальном он нормальный представитель человеческого рода.

Недалеко от столицы нашей республики деревенька, которую небрежно швырнули возле небольшой железнодорожной станции. Городской трамвай также протянул к ее околице свои щупальца. Этот спокойный и благочестивый в своей непорядочности населенный пункт завистливые соседи называли «Денатуратная», а комитет призрения бедных и налоговая комиссия именовали деревню в официальных документах Метсяля. Но глас народа чего-то да стоит, и название «Денатуратная» привилось настолько, что даже официальные органы благословили его. Когда под нажимом широкой общественности был отменен сухой закон и торговля алкогольными напитками сосредоточилась в государственных магазинах, название «Денатуратная» утратило свое первоначальное значение. Комитет по социальным вопросам вынужден был с удовольствием признать, что человек издревле является высоконравственным животным: запрет подстрекает его пить водку, а свобода – размышлять о трезвости.

А вот органы правопорядка, которым больше не нужно было бороться с незаконной торговлей спиртным, считали, что началом всех гражданских доблестей является страх перед полицией.

Некий писатель в одном из своих произведений когда-то увековечил выдающихся жителей Денатуратной, назвав их пристойными грешниками и скверными верующими, предающимися по дешевке буйному веселью. После выхода его опуса в свет в деревню стали косяками переезжать новые жители, занимая место переместившихся в дома призрения бедных или же отбывших выполнять важные общественные задачи, осуществлять которые возможно только в городе. Денатуратная кардинально преобразилась. Жители менялись, словно калоши посетителей ресторана. А Еремиас Суомалайнен1, в прошлом преуспевающий бизнесмен и владелец поместья в Выборге, продолжал жить в Денатуратной безвыездно, и многие считали это чудом.

Шли тридцатые годы двадцатого века, превратившие многих богачей в нищих с апломбом. Вальс бродяг снова вошел в моду; крестьяне дружно маршировали, а основная масса народа, настроившись на философский лад, считала, что безработный – это профессия, а настоящий профессионал – это безработный. Социальная бездеятельность породила формы развлечений, над которыми смеялись только за границей. Право выстаивать в очередях безработных за похлебкой урезали донельзя, но расширили права сильных мира сего, сделав это понятие таким широким, что в него вошли люди от сапожника до бывшего главы республики.

В Денатуратной не наблюдалось ни сильных мира сего, ни угнетенных. Здесь жили обычные граждане, прилюдно не одобрявшие греха, хотя сами тайком грешили с немалым удовольствием. Если в классификации населения исходить из того, что человек – единственное разумное существо среди млекопитающих, то всех бедняков Денатуратной следовало бы отнести к высоким интеллектуалам.

Самой яркой достопримечательностью в этой местности являлось просторное, но сильно одряхлевшее здание – двухэтажный деревянный коттедж, увенчанный башенкой. Его стен никогда не касалась кисть маляра. Все называли коттедж Гармоникой, а владела им шибко увлеченная спиртным вдова Аманда Мяхкие. Она относилась к той группе людей, сердце которых открыто, любвеобильно, но, увы, непостоянно и подвержено сквознякам.

Еремиас Суомалайнен в течение всего времени пребывания в Денатуратной жил в Гармонике Аманды Мяхкие. Он вместе с сыном Йере и экономкой Импи-Леной приехал сюда из веселого Выборга. В первое время деревня оживленно судачила о семье Суомалайненов. Женщины сетовали на информационный голод, окутавший эту семью. Точные сведения о родственных отношениях этих трех людей раздобыть не удавалось. Мужчин непрестанно терзал вопрос: на каком основании те вечно бездельничают. Деревенских жителей больше всего раздражало то, что Еремиас и его сын ни разу не побеспокоились побывать в комиссии по призрению бедных, где безработным обламывалась определенная помощь от общества. Когда же о Суомалайненах вдосталь наговорились и осудили, то обнаружили причины их необыкновенной лени: они оказались обедневшими богачами, ненавидеть которых было бы неблагородно, но и жалеть тоже.

Теплый день, клонившийся к вечеру, обнимал своим парным воздухом некрашеные стены Гармоники. Две жирных мухи наслаждались теплом и одновременно зловонием, исходящим от ближайшей помойки. Спустя мгновение они через окно влетели на кухню Мяхкие, куда их привлек необыкновенно притягательный запах кровяных блинов.

Таинственные и возбуждающие силы самого начала лета оказывали бурное воздействие на природу. Так же неукротимо они влияли на характер человека. Загляните в окно квартиры Суомалайненов и прислушайтесь к голосам, которые терпеливому слушателю доставят бесплатное развлечение. Громче всех звучал низкий женский альт:

– И это мужчины! Оба с пустыми карманами. Жрать только умеете, а больше ни на что не способны. Хоть бы работу какую нашли…

– Женщина! Довольно! Прекрати – или убирайся!

Мужской голос, сорвавшийся на фальцет, прервал выступление женщины. Бизнесмен Еремиас Суомалайнен внезапно обрел весомость и мощь. Он ходил по кухне взад и вперед, желая продемонстрировать, что остается полноправным хозяином своей жизни и не из тех особей мужского пола, которые открывают рот лишь для зевка. Уважительное отношение и почтительность – вот что он требует по отношению к себе.

Возраст Суомалайнена приближался к шестидесяти. Он был преисполнен торжественности и несгибаем, словно чиновник на государственной службе. Его величавая осанка стоила столь же дорого, как и Гармоника вдовы Мяхкие, и свидетельствовала о том, что он остается финским аристократом, хотя и потерял все свое имущество, выступая много раз поручителем. Ему даже не удалось войти в общество людей, пострадавших от кризиса, поскольку не владел собственным автомобилем. Но он обладал богатствами иного рода: характером и внешностью. Высокий лоб, слегка полысевшее темя, пытливые глаза следователя, прикрытые очками на огромных дужках, и козлиная борода с проседью – все это вместе таило в себе кучу достоинств, с которыми нельзя не считаться. Пятнадцать лет тому назад он остался вдовцом, и после этого за его убывающим день ото дня хозяйством следила Импи-Лена, энергичная женщина с низким голосом, банковским счетом и толстыми икрами…

Еремиас прервал свое бесполезное хождение и осуждающе посмотрел на Импи-Лену, безуспешно пытавшуюся разжечь керосинку. Сделал несколько шагов навстречу своему сыну, который сидел в нише окна, увлеченный сочинением стихов, пробормотал что-то про себя и торжественно вышел из кухни. Он давно усвоил, что пилюля поражения не станет горше, даже если ее и не проглотишь.

Еремиас остановился в полутемной прихожей, свет в которую попадал лишь из небольшого чердачного окна. Сюда выходило сразу пять дверей, одна из которых вела на нижний этаж, а оттуда на улицу. Четыре других вели в жилые помещения. Гармоника являла собой подобие постоялого двора. В ней имелось восемь отдельных комнат и, соответственно, восемь квартиросъемщиков: половина наверху и половина внизу. Еремиас взглянул на двери своего этажа и с радостью обнаружил, что имена постояльцев все те же. Видимо, людям нравилось жить в Гармонике, если за два месяца не сменились таблички с фамилиями на дверях комнат. Комитет призрения бедных платил исправно за них арендную плату, а это означало, что у Аманды Мяхкие сохранились доверительные отношения с волостными органами власти.

Еремиас потеребил свою бородку, огляделся и отправился в путь. Знакомо поскрипывали под ногами ступеньки лестницы. В прихожей нижнего этажа его остановил чудесный аромат съестного. У дверей, на небольшом столике, стояло блюдо, наполненное кровяными блинчиками. Еремиас устремил жадный взгляд на вынесенную для охлаждения горку блинов, от которой валил пар. Он никогда не мог понять, как это некоторые люди мучаются несварением желудка. У его ног появился живший в Гармонике кот по имени Хатикакис. Почувствовав запах пищи, он замурлыкал. Еремиас, большой друг животных, протянул руку, схватил теплый блинчик и оглянулся. Должен же котяра получить свою долю от обилия жратвы в кризисный период? Но не противоречит ли это христианским правилам морали? Попадет ли мышка в рай, если она изгрызет в церковной ризнице освященные просвиры?

Слюнные железы Еремиаса задвигались в ритме веселой польки. Он внезапно смерил меньшого своего брата взглядом, исполненным презрения, и засунул блинчик в свой собственный рот. В этот момент открылась противоположная дверь, и в переднюю выплыла огромная туша Аманды Мяхкие. Женщина уставилась на квартиранта верхнего этажа, который мгновенно повернулся к ней спиной и попытался пинком ноги выбросить прочь безвинного Хатикакиса. Еремиас с трудом пропихнул в пищевод последний кусочек блина, успешно выгнал на улицу кота и, красный как рак, повернулся лицом к хозяйке.