Неизвестная Россия. История, которая вас удивит - Николай Усков

Николай Феликсович Усков

Неизвестная Россия. История, которая вас удивит

Памяти А.С. Завадье

Дуб – дерево. Роза – цветок. Олень – животное. Воробей – птица. Россия – наше отечество. Смерть неизбежна.

Предисловие

Наше время называют эпохой «новой серьезности». Сегодня, кажется, даже камни и кусты вопиют о патриотизме, священной памяти и духовных скрепах. Периодически весь наш дом содрогается от истерических стонов и завываний с жалобами, разумеется, в прокуратуру. Поразительно быстро идет процесс обретения всевозможных традиционных ценностей и святынь. Святыни у нас, оказывается, повсюду. Чего ни скажешь, куда ни кинешь неосторожный взгляд – обязательно кого-нибудь обидишь, оскорбишь, перейдешь грани допустимого и – о, ужас – выйдешь за красную черту. Не страна, а храм, не история, а Священное Писание. У нас даже секс мужчины с женщиной – не просто секс, а традиционная ценность, разумеется, тоже священная, будто в Европах как-то иначе размножаются.

При такой напряженной духовной жизни Россия уже должна была превратиться в град Китеж и замироточить. Между тем по количеству брошенных детей она уверенно вышла на первое место в мире. Их, по данным на 2013 год, насчитывается более 650 тысяч, примерно 370 тысяч из них находятся в приютах и до 95 % имеют живых родителей. По употреблению героина и количеству абортов Россия также занимает одно из первых мест в мире. А вот по количеству убийств на 100 тысяч человек мы находимся где-то между Коста-Рикой и Гамбией – на 70-м месте с конца. Я бы назвал это моральным одичанием, сколько бы тысяч православных ни мерзло в девятичасовых очередях к чудотворным реликвиям.

Вот и получается, что «новая серьезность» – это просто старое лицемерие, бутафория, как фальшивые диссертации и научные титулы многих российских депутатов и чиновников. Оказывается, мы живем не в драме, не в литургической мистерии, а в комедии – жанре народном, «низком», площадном. Раньше, чтобы заставить народ веселиться, актеры-мужчины переодевались женщинами, а теперь – докторами наук. Вот смеху-то! И смехом можно было бы ограничиться, если бы статистика, которую я привел выше, не была такой печальной.

Знатоки народной жизни говорят, что «новая серьезность» имеет параллели в субкультуре тюремного мира. Там это называется «блажить». Уголовник, наметивший себе жертву, долго ищет повода для нападения на нее и находит обычно в каких-то незначительных оплошностях, которые якобы страшно оскорбили его самые священные чувства, например любовь к матери. Истерика, в которую уголовник сознательно себя погружает, как в транс, нужна для того, чтобы деморализовать жертву, отвлечь ее внимание, облегчить, а главное – оправдать нападение понятийно.

Кто-то шутит про «оскорбление чувств ворующих», кто-то говорит об обиде как национальной идее, сплотившей вокруг миражей былого величия усталое, разочарованное население, которое готово жить очень скромно, но ни за что не поступится мифом о славном прошлом. Полагаю, однако, что в реальности все проще. В действиях официальной пропаганды много случайного идиотизма, который не надо путать с реальными представлениями многомиллионного народа о своем месте во времени и пространстве. Чего ждать от людей с крадеными научными степенями? Так же, как чего было ждать от полуграмотных коммунистических вождей, кроме экономического и политического краха страны?

От этой комедии есть, правда, одна важная практическая польза. Совершенно непреднамеренно в России утверждается неформальный интерес к собственному прошлому, к подлинным ценностям нашей культуры. Полагаю, что Путин правильно сделал, когда провозгласил поиск «духовных скреп». В конечном итоге именно разрушение традиционной российской культуры при советской власти остается наиболее серьезной проблемой страны, потерявшейся в каше идеологем, фальсификаций, предрассудков и страхов. Люди, которые стояли в храм Христа Спасителя для поклонения «дарам волхвов», не дебилы и маразматики, как о них – увы – отзывались многие либералы. Они шли туда за тем же, зачем телеканал «Дождь» опубликовал свой неудачный опрос про блокаду, – за обретением себя, за поиском связей между нами нынешними и нами вечными.

Книга, которую вы держите в руках, о том же. Я пытаюсь найти ответы на вопросы, которые волновали меня всю сознательную жизнь. Что с нами не так? Почему у нас все меняется каждые десять лет и ничего не меняется за триста? Мне захотелось продраться сквозь напластования мифов, все эти национальные мантры и сладкие колыбельные к правде, сколь бы неприятной она ни оказалась. Убежден, Россия – великая страна и переживет любую правду о себе, пусть и самую нелицеприятную. В конце концов ей приходилось переживать куда более страшные испытания, чем собственное отражение в зеркале времени.

Элементарная честность с самим собой никогда не помешает. Наоборот, поможет понять, как жить дальше, чтобы теми же вопросами не мучили себя и наши дети. Разумеется, я нисколько не считаю свой скромный труд исчерпывающим. Некоторые его разделы – скорее беглые зарисовки с натуры, эмоциональные, возможно, поспешные и наглые. Другие – многостраничные исследования. В них я хотел поделиться собственными наблюдениями, в которых, сознаюсь, мало оригинального. Вас ждет встреча с массой банальностей и общих мест в историографии. Но я бы никогда не решился утомлять читателя этим каталогом очевидностей, если бы не осознавал, сколь велик сегодня разрыв между массовыми представлениями о прошлом России, ее мифом, и трудами профессиональных историков.

Прежде чем пригласить вас к дальнейшему чтению, я хотел бы попросить прощения у внимательных читателей. В разных главах вы столкнетесь с повторами, многократным возвращением к одним и тем же событиям, мыслям, цифрам и цитатам. Мне хотелось, чтобы каждый из разделов этой книги был самостоятельным и самодостаточным, хотя только в совокупности они дают ответ на вопрос, что такое Россия. Это мой ответ, безусловно самонадеянный, но искренний. Уверен, он вызовет у вас желание спорить, а значит, размышлять, исследовать, обсуждать проблемы нашего невероятно богатого, красивого и вместе с тем сложного, трагического прошлого[1].

Часть I

Существует ли русская нация

В этом я совсем не уверен. Лозунг «Россия для русских» означает сегодня – вперед в Московское княжество времен Ивана III, ибо русского националиста решительно не устроит Московское царство уже к концу правления Ивана Грозного. Именно тогда в состав наследственных владений Рюриковичей вошли Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, а с ними татары, башкиры, чуваши, мордва, удмурты, марийцы. Кстати, одних сибирских народов, которые постепенно в течение XVI–XVII веков подпали под власть России, сегодня насчитывается 37. Иными словами, к концу правления Ивана Грозного Московия окончательно перестала быть государством по преимуществу великорусской народности. Это страна и коряков, и алюторцев, и кереков, и, прости господи, нганасанов. Если «Россия для русских», то куда их-то девать со всеми шаманами, моржовыми клыками и матерью Тюленихой, а заодно с нефтью, газом и алмазами? Скажите мне, православные, как нам поступить с якутским божеством верхнего мира, Юрюнг Айыы Тойоном? Сжечь идолище поганое? Так и идолища, говорят, нет. Зато вера такая есть. Итак, существует ли русская нация?

И от тех варягов прозвалась Русская земля

Русский народ – это не кровь и не вера. Вся история нашего государства – история не биологической или конфессиональной, а политической общности, которую нельзя назвать даже чисто славянской. Среди народов, которые выступили учредителями Древнерусского государства, «Повесть временных лет» называет два восточнославянских племени – словен и кривичей, и два финно-угорских – чудь и весь. Именно они в 862 году призвали третью силу – скандинавов или варягов, которых Летопись именует «русью», «как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти… И от тех варягов прозвалась Русская земля».

Таким образом, «русь» – скандинавское племя Рюрика. Чуть позже летописец распространяет это понятие на всех, кто пришел с Олегом, родственником Рюрика, в Киев в 882 году: «И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: «Да будет это мать городам русским», то есть на тот момент городам варяжским. «И были у него варяги, – продолжает летописец, – и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью». В сущности, русское государство первых трех столетий своего существования – это города, расположенные по торговому пути из варяг в греки, которые контролировала «русь» – род Рюриковичей и его дружина.