Птицы - Андрей Анатольевич Кулинский

Андрей Кулинский

Птицы

Каждый год ближе к августу наступает время поздних туманов. Сгущаясь над озером, холодные влажные облака обволакивают береговую линию, замешиваются в лесу и медленно взбираясь по птичьей трассе, оказываются в городе, рассеивая над домами запахи ила и хвои.

– Говорят, в августе здесь уже не искупаться, – рассуждал мужчина за рулем. – Я читал, что в озере полно холодных источников. Представляешь, что они пишут? Будто у самого берега зимой никогда не появляется лед, метров на двадцать уходят вглубь озера эти подземные ручьи, но меня рассмешило не это. Они пишут, что зимой ручьи горячие, а летом ледяные… Как думаешь, Ноа, это и привлекает Келенкенов?

Он рассмеялся, а она подумала, склоняется ли имя этих древних птиц. Мужчину за рулем звали Абель и он был главой экспедиции, что казалось ей вдвойне отвратительным теперь, когда будучи здесь он начал приплетать к своим шуткам о местных еще и Келенкен, цель их исследования.

Ее молчание как-будто разозлило Абеля, машина поехала быстрее на каменистой дороге и ее приборы и книжки посыпались в разные стороны, так что ей пришлось придерживать их руками. Была в машине еще Лорена, химик из их университета, ей предстояло исследовать состав почвы под следами, оставляемыми Келенкен каждое туманное утро на птичьей тропе, но сейчас Лорена крепко спала на переднем сидении, всю дорогу она смеялась над шутками Абеля и видимо сильно устала. В машине позади них, отставшей теперь и громко сигналившей, ехали Тео, младший сотрудник, недавний студент которому суждено всю экспедицию прислуживать Абелю, и Шейла, археолог, что она тут в одиночку будет раскапывать, Ноа не знала. Хотя и вся экспедиция была обречена на провал, глупо верить, что здесь, на севере страны возродились вдруг давно вымершие гигантские птицы, в современном мире им просто не нашлось бы места. Глубоко внутри себя Ноа признавалась, вероятной целью экспедиции был небольшой отпуск вдали от университета, денег на исследования практически не выделили, инструментов никаких, группа совсем маленькая, но тогда немного странным казалось присутствие здесь Абеля, не просто присутствие, а руководство.

Мысли об Абеле всегда вызывали в Ноа целый всплеск чувств, главными из которых были возмущение и восхищение. Возмущали ее его человеческие качества, он был весьма циничным, выдавая свое человеконенавистничество за практичность, его взгляды на мир напоминали взгляды джентльмена конца девятнадцатого века. Например, однажды во время беседы с уважаемыми профессорами на одной из конференций был поднят вопрос о жителях индейских гетто.

– Свобода и порядок их развратила, – заметил Абель. – Времена, когда они были рабами, не так уж плохи, да им приходилось тяжело работать, но не было пьянства, за ними присматривали, не было разгула преступности. Я отвергаю любую теорию об интеллекте людей в зависимости от расы, но вдумайтесь, ведь есть еще менталитет, культура, и что лучше для них, свобода или тюрьма?

Он говорил это, покачиваясь на кресле, покуривая трубку, дым которой задерживался в его никотиновых усах. Профессора глядели на него напряженно, повисло молчание. Ноа сидела рядом с Абелем тогда и жалела, что земля под ней не расплавилась и она не провалилась куда подальше от того места.

Должно быть из-за подобных слов и мыслей Ноа начала презирать в Абеле все. Усы, небрежную прическу, трубку, даже манеру одеваться, всегда вызывающе, как щеголеватый денди, а иногда как расхититель гробниц. "Отчего же ты не можешь одеть простой скромный костюм, когда всего лишь идешь на свои лекции?" – порой думала Ноа. А еще она ненавидела то, как много людей стремились завести с Абелем хорошие отношения, как влюбленно смотрели на него многие женщины, и как он отвечал, например, на флирт студенток, будучи женатым, хоть недавно его жена все-таки подала на развод, не выдержав количества измен.

Другое чувство, восхищение, сменяло ненависть, когда Ноа думала о научной деятельности Абеля. К тридцати четырем годам он построил безупречную карьеру профессора по орнитологии, его исследования были посвящены древним нелетающим птицам, а самым громким событием, связанным с его именем, было обнаружение нескольких скелетов Titanis walleri в одной из пустынных пещер в глубине запада. Все, за что бы он не брался, оканчивалось положительным результатом, вот поэтому Ноа и удивилась, когда он взялся за эту историю с птицами Келенкен, якобы живущими в здешних лесах у озера и поднимающимися к городу вместе с туманом. И когда он предложил ей участие, она согласилась. Она была старшим научным сотрудником, имела докторскую степень и хотя ее исследования касались птиц ныне живущих, иногда Абель приглашал ее для участия в своих проектах, а на этот раз сказал, что без нее результата не будет вовсе.

"Самомнение, мой порок" – шепнула себе Ноа, когда они разгружали машину. Два домика стояли на берегу, был уже вечер и от зеркальной глади озера веяло холодом. Хотелось скорее занять себе местечко в доме, помыться и прилечь на чистые простыни после утомительной дороги, и хотелось еще посмотреть на природу вокруг. Солнце едва окрашивало каемки облаков закатным свечением, но в тихом накатывании волн на берег это свечение набирало магический блеск.

– Этот берег закрыт для местных, тут только туристы, – сказал Абель.

Он подошел так, что Ноа, увлеченная закатом, застывшая с кипой книжек в руках и дорожной сумкой за спиной, его не заметила.

– Представляешь, я читал, что они объявили эту зону природоохранной и всех местных, кто разводит тут костры, они арестовывают. А нам можно будет, потому что мы заплатили за эти два домика и зрелище восходящих по птичьей трапе Келенкенов.

– Келенкен, – поправила она. – Значит, ты уверен, что это всего лишь приманка для туристов, как Лох-Несс?.. Но ведь мы не живых птиц ищем?

– Ты права. Я не озвучивал это при всех, но когда позвал тебя, рассчитывал, что ты поймешь все сама. Конечно, эти местные дельцы раскопали где-то захоронение Келенкен… – на холмах по дороге, далеко от них замаячили фары второй машины и Абель на миг прервал свою речь, – я расскажу тебе позже, Ноа, расскажу тебе все, как есть. А пока пойдем занимать комнаты получше. Тут два дома, один пусть будет женским, во втором разместимся мы с Тео.

Сонливая Лорена успела уже занять одну из двух комнаток женского дома и теперь ее песни из душевой омрачали настроение Ноа. "Сколько придется мне прожить с этой глупой курицей?" – ругалась Ноа про себя.

Она разложила книги на полу у тумбочки,