Гарпии - Иоанна Хмелевская

Иоанна Хмелевская

Гарпии

* * *

Возвращаться домой ужас как не хотелось. От автобусной остановки Доротка Павляковская тащилась нога за ногу, не замечая грязи на тротуарах и тоскливо размышляя над тем, зачем, собственно, она идёт домой. Потому что голодна? Так ведь можно перекусить и в городе, купить какой-нибудь гамбургер или хот-дог, более дорогой обед не по карману. Потому что на улицах холодно и сыро? Так никто не заставляет её шляться по улицам, можно зайти в недорогое кафе или бар, посидеть в тепле за чашечкой кофе или стаканом горячего чая… Ну а потом что? За стаканом чая не почитаешь книгу, которая осталась дома, да и всякое другое чтиво тоже. Выходит, самое любимое занятие вне дома невозможно. И сколько ни сиди в баре, все равно останешься голодной, усталой и раздражённой, и душой тоже не отдохнёшь, а брюки до колен промокли. Черт побери!

Каждого нормального человека тянет в привычный угол, вот почему ноги сами влекут её домой, хотя знает же, что её там ожидает.

И ещё подумалось: каждая нормальная взрослая женщина, которой не хочется возвращаться домой, отправилась бы или к косметичке, или к приятельнице, или, на худой конец, к хахалю. Хотя… разве у хахаля отдохнёшь душой и телом? Все равно, любая другая нашла бы, куда пойти. В кино например. А вот она возвращается домой.

Хотя Доротке было двадцать два года, она считала себя взрослой. И вполне справедливо. Однако в парикмахерской не была ни разу, её пышные вьющиеся волосы не нуждались в услугах мастера, их достаточно просто вымыть. Косметичка нужна ей как рыбке зонтик. Хахаля же просто не было. Так что после занятий на курсах иностранных языков и посещения издательства, где ей время от времени подбрасывали оплачиваемую работу, то есть по окончании полноценного рабочего дня, девушка возвращалась домой.

А дома её ждали три тётки, родные сестры Дороткиной матери, которая умерла при родах и которую дочь видела лишь на фотографии. Тётки несомненно хищно набросятся на племянницу, как это водится, уж она знает, что её ждёт. Но вместе с тем дома её ожидали тепло и отдых, интересные книги, а также недовязанный свитер. Доротка очень любила рукоделие.

Девушка нажала кнопку у калитки, услышав звонок, вошла, а входную дверь дома ей открыла тётка Меланья, проворчав:

— Заявилась, графиня. Как всегда, вовремя.

Из дома послышался раздражённый голос тётки Фелиции:

— Пока не разделась, пусть сбегает за проклятым маслом!

Ей нерешительно возразила третья тётка, Сильвия:

— Так, наверное, надо ей сказать…

— Не горит! — прогремела тётка Фелиция. — Сначала масло, а то магазины закроются.

— Отправляйся за маслом, — приказала Меланья. — Вот деньги. Поторопись! Скоро будешь вовсе к утру возвращаться!

Доротка почувствовала, как в ней растёт протест.

Магазин через две улицы, опять месить грязь и шлёпать по лужам, ведь только что с трудом пробралась по разбитым тротуарам. Масло у них кончилось!

Наверняка знали об этом раньше, три бабы в доме, не работают, Меланья, правда, ходит изредка на работу, но две остальные ничего не делают, а в магазин сходить не могли. Ясное дело, кому захочется выходить из дому в такую погодку?

Однако произнести это вслух девушка не осмелилась. Положив сумку на столик в прихожей, она лишь пробормотала:

— А вас что, в магазин не пускают?

И громче добавила:

— Я замёрзла. И есть хочется. Только масло? А то потом окажется — ещё за чем-то придётся бежать.

— Она ещё огрызается! — информировала Меланья сестёр. И прикрикнула на племянницу:

— А если и ещё раз сбегать — ничего страшного. Феля, только масло или ещё что?

Тётка Фелиция крикнула — больше ничего.

Потом её мнение изменилось, и она потребовала купить сыру. В дверях столовой показалась тётка Сильвия и заявила — в доме есть все, больше ничего не нужно. Доротка сунула в карман куртки маленький кошелёк и молча вышла.

В магазине она принялась рассуждать. До закрытия было ещё часа полтора, запросто могли погнать её второй раз за покупками. Тётки гоняли племянницу нещадно, по делу и без. Доротка вспомнила, что утром шёл разговор о рыбе. Если Сильвия собирается жарить филе, значит, потребуется лимон, кто их, тёток, знает, может, как раз о лимоне забыли. И ещё не мешает купить бульонные кубики, вечно их не оказывается в запасе. Интересно, сколько ей выдали денег?

Проверила, оказалось — кот наплакал. Заплатить из своего кармана? Но ведь ни в жизнь не отдадут, а денег оставалось в обрез. Ничего, сыру купит поменьше и всего один лимон.

Выяснилось — поступила правильно. Лимонов в доме не было, а Сильвия уже начала жарить рыбу.

Вырвала из рук Доротки масло — в этом доме растительного не употребляли, все жарили на сливочном. И обругала племянницу за то, что купила всего один лимон.

— Так ведь денег мало дали! — возмутилась Доротка.

— А на свои не могла купить?

— Нет у меня своих. И не будет. Издательство переводит деньги на книжку, пока они ещё поступят…

Меланья тут же вцепилась в девушку.

— Так ведь у тебя же были деньги! Куда они подевались?

— Потратила.

— На что? — заинтересовалась Сильвия. — А ну признавайся!

— Ну! — поддержала Меланья сестру. — На что потратила? Наверняка на какие-нибудь глупости.

Обе тётки торчали на кухне, одна занималась рыбой, вторая — просто за компанию. У Доротки мурашки побежали по телу. Не было у неё ни малейшего желания информировать тёток о том, как она потратила свои собственные, только недавно заработанные деньги, хотя и не растранжирила их на глупости. Напротив, купила очень нужные вещи.

Наконец-то приличные колготки, красивые трусики, духи. Первый раз в жизни смогла купить себе духи, и даже не духи, а одеколон, правда, очень хороший. Той малости, что осталась от гонорара, должно хватить на автобус и другие необходимые вещи.

Когда ещё поступит перевод за вычитанную корректуру…

И девушка принялась защищаться.

— Почему-то автобусы меня не возят бесплатно, — сказала она, но вместо задуманного сарказма в её голосе прозвучало отчаяние. — И никто не дарит ни бумаги, ни шариковых ручек, а без них я не смогу зарабатывать. А сейчас могу я пойти в ванную хотя бы руки вымыть?

И не дожидаясь ответа, вышла из кухни. Перед тем, как подняться наверх, Доротка прихватила в прихожей свою сумку. Наверняка тётки уже заглянули в неё. Они всегда просматривали её вещи. Может, из любопытства, а может, надеясь обнаружить что-нибудь предосудительное, ну, скажем, письмо от милого дружка. У Доротки хватило ума уже давно отказаться от личных секретов, а если бы они завелись, тётки наверняка не получили бы к ним доступа. Ведь тогда издевательствам и насмешкам конца не будет! Начнёт, как всегда, Меланья, а сестрицы её дружно поддержат.

Комната, где размещалась ещё и тётка Сильвия, не могла служить убежищем. Девушка с большим трудом добилась лишь разрешения отгородиться ширмой, чтобы можно было допоздна читать в постели. Сначала все три решительно запрещали жечь по ночам свет. Разрешение было дано после того, как Меланья раздобыла для племянницы работу в издательстве: редактуру переводов и вычитку корректур. Наконец-то способности девушки к иностранным языкам получили должную оценку, и ей разрешили работать дома по вечерам. Доротка пользовалась разрешением и для того, чтобы наконец читать вволю. Тётка Сильвия ложилась спать с курами, свет ей мешал, вот и позволили поставить ширму. Хоть как-то отгородиться…

Дом был старым, довоенным, его строил ещё дед. Четыре комнаты, кухня и две ванные, просто счастье, при наличии лишь одной члены семьи давно бы поубивали друг друга. Две комнаты находились на первом этаже. Самая большая служила гостиной-столовой, вторая, тоже немаленькая, с давних пор отведена была старшей дочери, Фелиции, которая в бытность свою графиком нуждалась в площади для размещения чертёжной доски, а к тому же издавна держала весь дом в руках, была главной в семействе. Одна ванная находилась внизу, при этих двух комнатах. Вторая — на втором этаже, при двух остальных комнатах, из которых одну, как уже было сказано, занимали Сильвия и Доротка, а вторую — Меланья, младшая из сестёр, женщина работающая, журналистка. Свои фельетоны она печатала на старой пишущей машинке марки «Оливетти», производя немалый шум. На электрическую, бесшумную машинку Меланья перейти отказалась, привыкнув к своей «Оливетти».

В настоящее время в доме проживали четыре женщины. А ещё до недавнего времени их было пять.

Бабушка умерла восемь лет назад. А ещё раньше, до войны, Сильвии и Меланьи вообще здесь не было, с отцом и матерью в доме проживала лишь Фелиция, овдовевшая через два года после выхода замуж, и Кристина, будущая мать Доротки, остававшаяся в девушках до сорока лет. Потом все изменилось, дедушка умер, Сильвия и Меланья развелись одна за другой и возвратились в родительский дом, а Кристина, наоборот, переселилась к любовнику, отцу Доротки, который на Кристине не женился, но от своего отцовства не отрёкся. Сорокалетняя Кристина без памяти влюбилась в красавца парня, моложе её на пятнадцать лет, и решила во что бы то ни стало родить от него ребёнка. При родах она умерла, видимо, сказался возраст. Отец ребёнком не интересовался, его забрала бабушка, не посчитавшись с отчаянным нежеланием трех бездетных дочерей заполучить в дом ребёнка. Вот так получилось, что Доротка всю жизнь прожила под опекой четырех женщин, из которых ни одна не была её матерью, зато все пытались воспитывать сироту по-своему.