Дорога на высоту - Инна Кинзбурская

Кинзбурская Инна

Дорога на высоту

Инна Кинзбурская

Дорога на высоту

Несколько лет назад Инна Кинзбурская выпустила небольшую книжку "Один год в Израиле" Это были записки "свеженького" репатрианта, читалась она с интересом, олимы говорили: "Да, это мы, так было с нами".

В новой книге автор продолжает рассказывать о жизни выходцев из бывшего Союза на исторической родине, о людях, с которыми сводит судьба. "Дорога на высоту" -- это и метафора (алия -- от ивритского слова "лаалот" -подниматься), и реальный путь от порога до порога, от брошенного дома в небольшом украинском городке до маленького домика в горах на святой земле.

Книгу можно было бы назвать "Мой Израиль", это мир, в котором живет автор. Думается, что и читатели найдут здесь много знакомого им, созвучного их мыслям, восприятию происходящего вокруг.

От автора.

Вдруг кто-то из читателей захочет узнать себя в персонажах моей книги -напрасный труд. Все герои мои вымышленные, как у всех пишущих -- образы собирательные. А если с вами тоже случались такие события, это просто совпадение, потому что такое случалось со многими.

И вообще, все это происходило не на Севере, а на Юге...

Содержание

Два дня из жизни Домских

Возвращение домой

И настало утро

Дорога на высоту (записки в пути)

Вася

В старом доме

Фонтаны

Чехарда

Тридцать лет спустя или Встреча в шаббат

* ДВА ДНЯ ИЗ ЖИЗНИ ДОМСКИХ *

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

-- Привет, -- нарочито-бодро сказала она, сойдя на перрон со ступеней вагона.

-- Привет, -- тускло произнес он, -- принимая из ее рук дорожные сумки.

Взгляд его скользнул по ее лицу и исчез.

-- Вот так встречают жену, -- шутливо-обижено сказала она и чуть запрокинула голову, показывая, что ожидает поцелуя.

Он немного помедлил, но все же, не опуская сумки на землю, наклонился к ней и прикоснулся губами к щеке. И тут же отстранился.

-- Пойдем, автобус уйдет.

Стало неприятно, муторно. Не оттого, что он повернулся и пошел, и хорошо, что ушел вперед. Это была досада -- на себя. Она не собиралась вступать с ним в игру, в эту пошлую игру. Фальшивую ноту она взяла неожиданно для себя самой.

Она пошла сзади, не пытаясь догнать.

Он был высок, узкоплеч, немного сутул, но во всей его фигуре было какоето ленивое изящество, непоказная упругая мужская сила. Она знала, что он силен и крепок, когда-то он легко носил ее на руках. А сейчас свободно и быстро шагал с тяжелыми сумками. В Москве ей пришлось взять носильщика.

Он все ускорял шаг, и чтобы не очень отстать, она почти бежала.

Когда они подошли, автобус был уже полон. Протискиваться пришлось с усилиями, уговоры потесниться не помогали. Наконец, оба оказались внутри автобуса. Плотная человеческая масса отделяла их друг от друга. Он стоял к ней спиной, но был выше других, и она видела его крепкую шею и беспорядок темных волос на его голове.

Хорошо, что нельзя поднять руку, дотянуться пригладить их.

Еще сорок минут. Тайм-аут продлевался на сорок минут. Можно еще не искать тему для разговора. И не думать. Будь, что будет.

На своей остановке они тоже с трудом выбрались из автобуса, он поставил на тротуар сумки, чтобы перевести дух и поправить одежду. Молча вынул сигарету, закурил. Он курил мало, редко, а тут, похоже, искал занятие, позволяющее молчать.

Они стояли одни на темнеющей улице, наверное, и для него молчание стало тягостным, он кивнул на утрамбованные сумки, усмехнулся:

-- Ты с собой прихватила пол-Вильнюса?

-- И еще пол-Риги. -- Настроиться на эту волну было нетрудно.

-- Как?

-- Нырнула на выходной.

-- И с уловом...

Он не спрашивал, он посмеивался -- над ее энергией и весом сумок. Как прежде. Потом затянулся сигаретным дымом и, выпуская его кольцами, уже серьезно спросил:

-- В Риге еще можно что-то купить?

-- Как видишь. -- Понимай так: если очень захотеть, можно. А она хотела.

-- Я думал -- это уже преданье старины глубокой.

Когда-то, только поженившись, они отправились в зимний отпуск в Прибалтику. Бродили вдоль хмурого холодного Балтийского моря. Он покупал ей красивые, тогда не такие уж дорогие вещицы, она радовалась и смеялась. Но с тех пор в стране все так изменилось. И не только в стране, в их маленьком мире -- тоже.

Она стала рассказывать о рижских магазинах -- совсем другие. Он слушал молча, потом вдруг резко бросил недокуренную сигарету, сказал:

-- Пойдем, -- и взял сумки.

Они не видались почти месяц -- такая долгая была у нее командировка.

x x x

Ее вызвал к себе начальник отдела.

-- Светлана, ты знаешь, какая в Прибалтике погода?

-- Конечно. Там всегда в это время идет дождь.

-- Значит, не забудь зонтик.

Она поняла: опять посылают на атомную, что недалеко от Вильнюса. Там готовили к пуску новый энергоблок. -- Обязательно ехать? -- спросила Светлана.

Вместо ответа он протянул ей телеграмму. Высокое министерское начальство требовало, чтобы на станцию прибыл специалист по программам оперативного управления.

-- Ну -- как? Обязательно?

Эта атомная станция была ужасно важным государственным объектом, хотя, честно говоря, зачем такая махина воздвигнута на краю земли в маленькой республике, они никак не могли понять. Но вычислительные машины их фирмы работали по всей советской земле, им с Украины приходилось ездить и в Казахстан и на Дальний Восток. Дело это было привычное и не такое уж неприятное. А в Прибалтику прокатиться -- кто откажется?

Но... сейчас она не может ехать. Не может. Сейчас -- она не должна ехать. Кого предложить вместо себя? Светлана перебирала в уме -- те, кто мог справиться, как раз были в отъезде. Все-таки она назвала одну из своих коллег.

-- Пошлите ее.

Лицо начальника выразило удивление.

-- Ты же знаешь -- пуск. Там сейчас все министры и замминистры. Нужен специалист.

Ах, как это лестно и -- как некстати.

Светлана представила себе знакомый, а впрочем они всюду похожи, машинный зал. Шкафы, набитые электроникой, ряды экранных пультов. На станции вечно торчал кто-то из их института, приходилось что-то стыковать и долизывать. Полгода назад там была и Светлана. Вычислительный комплекс тогда только отладили, она ездила запускать программы их лаборатории, все прошло сравнительно быстро и гладко, программы работали. Что сейчас случилось, отсюда не разберешь.

Она мысленно села за пульт, нажала клавишу. И почувствовала, как внутри все напряглось. Знакомое ощущение -- напряжение перед стартом. Пожалуй, Светлана любила эти недели на пуске, работу с темна и до темна, полную отдачу. Даже крики и указания высокого начальства -- его всегда на пуск съезжалось очень много -- не мешали Светлане быть сосредоточенной, делать то, что нужно.

После долгих месяцев писания программ за рабочим столом, после тягучих смен отладки этих программ в институтском машинном зале, эти суматошные дни приносили ей радость. Это было проверкой -- что она знала, что умела. Чего стоила.

Но сейчас она не может ехать.

-- Ну? -- спросил начальник.

-- Понимаю...

-- Ну, и ладушки.

С высоким начальством не спорят.

Начальник отдела вызвал секретаршу и велел срочно оформить Домской командировку.

-- Ехать завтра утром.

-- Завтра?

Она вернулась в лабораторию, села за свой рабочий стол и полчаса тупо смотрела на чистый лист бумаги. Потом подумала:

-- Может, и к лучшему.

Кажется, она произнесла это вслух.

Светлана почувствовала знакомый прилив энергии. До утра надо переделать кучу дел, а главное -- срочно позвонить маме, чтобы взяла дочку, Светкумладшую. Ее нельзя сейчас оставлять с отцом.

Светлана поднялась, готовая ехать, и направилась на первый этаж институтского здания, где был междугородный телефон.

x x x

Сейчас, преодолевая эти двести метров от остановки до дома, Светлана старалась ни о чем не думать. Будь, что будет.

Решить все равно она ничего не могла, все зависело не от нее одной, но главное, Светлана еще ничего не решила для себя, и она гнала прочь бесконечные мысли о том, что с ними случилось, почему, что надо делать и чем все это кончится. А может, кончилось -- уже? И делать ничего не надо?

Она ко всему готова. Готова?

Она старалась не думать, но мысли эти были с ней и сейчас, как весь этот месяц в командировке, даже тогда, когда она садилась за пульт и вызывала на экран программу. Даже тогда, когда ругалась с начальством, требуя, чтобы проверили технику, наладили технику -- из-за этого были сбои в программах. Мысли эти заползали под корку, громоздились там и жили себе самостоятельно, неуправляемые никакой математикой. А когда Светлана, уставшая, валилась на гостиничную кровать, мысли выползали -- вот они, мы, ты нас не дожевала. Жуй, несчастная!