В горах Кавказа - Монах Меркурий

Монах Меркурий «Записки современного пустынножителя»

Предисловие редактора

«Записки современного пустынножителя» — совершенно особый жанр духовной литературы. В основу этого не совсем обычного произведения легли дневниковые записи современного монаха-подвижника, более 30 лет (с конца 50-х и до начала 90-х годов) подвизавшегося в горах Кавказа. Насыщенная опасностями и происшествиями жизнь отшельников, несмотря на абсолютную достоверность описываемых событий, напоминает читателю приключенческий роман, своего рода робинзонаду, хотя, безусловно, автор, которому сейчас уже за семьдесят, вовсе не ставил перед собой подобной цели. Отец Меркурий просто записывал в свой дневник то, что происходило во внутренней, духовной жизни делателей Иисусовой молитвы и, конечно, все, с чем приходилось встречаться на столь необычном и опасном в советское время пути древнейшего аскетического подвига.

А опасности были отнюдь не выдуманные. Шла вторая половина ХХ века, конец 50-х годов, новые, на этот раз хрущевские гонения на Церковь, яростная атеистическая пропаганда в прессе и в произведениях искусства. Известный советский поэт Алексей Сурков, преодолев, наконец, в эти годы страх, победно заявляет всему советскому народу:

Ты думаешь, это не страшно было —Решить, что Бога на свете нет,Что в нашей вселенной иная силаЗаведует ходом звезд и планет?

Именно теперь, когда государственный атеизм сделал то, чего не смог сделать Гитлер, обещая: «Я освобожу вас от химеры совести», когда русскому народу была раскрыта «гуманистическая природа атеизма и его роль как духовного освободителя личности от порабощающих ее иллюзий» (совести, нравственности, милосердия — Ред.), именно теперь, когда «окончательно подорваны социальные корни религии, а исчезновение эксплуататорских классов привело к ликвидации классовой базы религиозных организаций», вдруг обнаруживается, что вера и Церковь Христова не только живы, но продолжают даже в этих условиях словом истины рождать все новых и новых подвижников.

В стране полным ходом идет строительство социализма, писатели и поэты наслаждаются «оттепелью», пионеры отдыхают в пионерских лагерях, их родители — на Черноморском побережье Кавказа, а в это время тысячами закрываются храмы Божии, разгоняются монастыри, исповедники Христовой веры томятся в тюрьмах, лагерях (отнюдь не пионерских) и в психиатрических больницах, терпя нечеловеческие унижения. С вертолетов отыскиваются уединенные кельи пустынников в горах Кавказа, их склоны прочесывают с собаками. Вот исторический фон, на котором происходят события книги.

И тем не менее, на ее страницах мы встречаем людей, которые, невзирая на презрение общества, на прямую опасность попасть за решетку и даже лишиться самой жизни, из всех возможных жизненных путей выбирают тяжелейший.

Вступая на этот путь, они сознательно становятся изгоями в том обществе, из которого почти уже изгнаны понятия милосердия и кротости, христианской любви, чести, совести и нравственной чистоты. Там, где венцом жизни, ее конечным результатом признается лишь гроб со смердящим трупом, христианские подвижники, безусловно, считаются ненормальными. Но они, оставляя все земное, идут путем, ведущим их к свободе. К свободе от страстей, свободе от греха, к свободе, которая вводит человека в Царство вечной жизни и Любви Божией.

В своем предисловии автор «Записок» — монах Меркурий отмечает, что его воспоминания предназначены, в первую очередь, для монашествующих, но, без всякого сомнения, их будут читать люди самые разные. Среди них могут оказаться и те, чье разгоряченное воображение рисует картины быстрого взлета к духовным вершинам, но непременно при условии бегства к вершинам Кавказа или, например, Алтая — подальше от «мира, погрязшего во грехе». Однако, читая воспоминания о. Меркурия, который с добросовестностью летописца поведал нам об обстоятельствах жизни современных пустынников, им придется сделать не совсем оптимистический вывод: грехолюбивый мир давно уже проник и туда...

Снова и снова приходят на память столетней давности слова святителя Игнатия (Брянчанинова), провидчески обращенные к нам, его потомкам: «В настоящее время в нашем отечестве отшельничество в безлюдной пустыне можно признать решительно невозможным, а затвор очень затруднительным, как более опасный и более несовместный (с внутренним устроением современного человека. — Ред.), чем когда-либо. В этом надо видеть волю Божию и покоряться ей. Если хочешь быть приятным Богу безмолвником, возлюби молчание и со всевозможным усилием приучись к нему. Не позволяй себе празднословия ни в церкви, ни в трапезе, ни в келии; не позволяй себе выходов из монастыря иначе, как по самой крайней нужде и на самое краткое время; не позволяй себе знакомства, особливо близкого, ни вне, ни внутри монастыря; не позволяй себе свободного обращения, ни пагубного развлечения; веди себя как странник и пришлец и в монастыре, и в самой земной жизни — и соделаешься Боголюбезным безмолвником, пустынником, отшельником. Если же Бог узрит тебя способным к пустыне или затвору, то Сам, неизреченными судьбами Своими, доставит тебе пустыню и безмолвную жизнь, как доставил ее блаженному Серафиму Саровскому, или доставит затвор, как доставил его блаженному Георгию, затворнику Задонского монастыря» (том V, стр. 70).

Не будет преувеличением сказать, что всякий, кто сегодня мечтает о пустынножительстве — обольщен мечтаниями бесовскими...

Однако следует считать исключительными обстоятельства, сложившиеся в период хрущевских гонений на Церковь, когда были закрыты почти все монастыри, а областные и районные уполномоченные (по делам религий) жестко контролировали клир. Многим монашествующим (и даже только еще стремящимся к монашеству) по причинам как внутреннего, так и внешнего характера не нашлось места в нескольких чудом сохранившихся обителях. Этим и оправдывается их вынужденное бегство в горы. Они не помышляли о каких-то сугубых подвигах, речь шла о самой возможности их существования, но существования в прежнем качестве, т. е. о жизни иноческой.

Их бегство было бегством обреченных. Мир не оставил их и там, в этих безлюдных горах, он гнал и уничтожал несмирившихся боголюбцев везде. Большинство из них, словно смертники, были обречены на гибель или муки в тюрьмах и лагерях за свою веру, за Христа, но многие погибали и от руки одичавшего человека — «человека новой коммунистической формации», как в те годы называли в СССР лишенного веры и нравственных устоев «Homo soveticus». Вопрос был лишь во времени и в методах истребления. А в исполнителях, как всегда, недостатка не было. Князь тьмы находил и находит их везде, в любом месте и в любое время...

Перед верой, решимостью, терпением и мужеством этих невинных страдальцев и мучеников, гонимых «правды ради», мы можем только склонить головы.

Несколько слов, как нам кажется, следует теперь сказать читателю о недоумениях, которые неизбежно возникнут у него при чтении «Записок пустынножителя», поскольку автор не скрывал и не приглаживал фактов, записанных им в свой дневник и ставших теперь уже достоянием истории.

Чаще всего недоумения, с которыми приходится сталкиваться при чтении «Записок», происходят из-за присущей всем нам способности невольно идеализировать тех, кто ради духовного совершенствования во Христе отрекся от мира. Неосознанно мы ждем от них поступков, которые полностью удовлетворяли бы нашему представлению о том, каким должен быть человек во Христе. Если же мы замечаем в них какое-либо несоответствие нашему идеалу, у нас тут же возникает смущение, недоумение и может быть, даже неприятное чувство, подобное тому, которое заставляет морщиться музыканта, услышавшего фальшивую ноту.

Но будем помнить, дорогой читатель, что вера Христова — еще не гарантия святости. Это долгий путь ко спасению. Путь, на котором случаются не только преткновения, но и падения. Даже более того — не все, ставшие на него, благополучно достигнут конца, чему немало примеров в истории.

Автор «Записок» дает нам богатую, может быть, даже уникальную возможность познакомиться с очень разными типами верующих людей. Среди них встречаются и такие, в которых парадоксально уживаются, казалось бы, несовместимые вещи — например, вера и предельный эгоизм. Но в том-то и заключается ценность книги, что она изображает действительность и сложность духовной жизни такой, какова она есть на самом деле. Не нам судить этих людей. Кто, кроме Бога, может знать, каким будет конец их пути?

Нельзя обойти вниманием еще одну важную особенность «Записок», которая касается проблемы приобретения навыка непрестанной Иисусовой молитвы, к которой автор книги, по вполне понятной причине, обращается достаточно часто. Возможно, эта особенность характерна, в основном, для нашего апостасийного времени, целиком проникнутого духом непомерной гордыни, отравленным воздухом которой мы все дышим, заражаясь бациллами чудовищного эгоизма.