«Царские охоты» - от Владимира Мономаха до Владимира Щербицкого - Владимир Борейко

Владимир Борейко

«Царские охоты» — от Владимира Мономаха до Владимира Щербицкого

Предисловие ко второму изданию

Кто-то из великих заметил, что народы управляются только двумя способами: либо традициями, либо насилием. Мне больше симпатично первое. Хотя многие наши традиции, особенно по отношению к природе, антигуманны. Взять петушиные или собачьи бои, корриду. Эта книга посвящена еще одной омерзительной традиции — «царским охотам», когда сильные мира сего позволяют себе кровавое избиение всего живого.

Во втором издании я добавил новые факты, фотографии, а также счел уместным рассказать кое-что о том, как мы боролись с «царскими охотами» на Украине.

Я особенно благодарен российскому писателю Юрию Никитину за его любезно предоставленную книгу «Царские забавы» (оттуда я взял некоторые сцены ленинских охот и фотографии), работникам Центрального государственного архива кинофотодокументов Украины за новые фотографии, а также Ф. Р. Штильмарку и Д. Н. Борзаковскому, материалы и советы которых я использовал при подготовке второго издания.

Владимир Борейко

…Не успели мы выехать из Киева, как гаишники остановили движение, а наш рейсовый «Пазик» спихнули в кювет. Истошно воя, на огромной скорости пронеслись машины с мигалками, за ними пять черных лимузинов, позади охрана.

Пассажиры «Пазика» безразлично глядели в окна. Видно, к такой картине не привыкать. Лишь кто-то сзади ехидно прокомментировал: «опять батька Щербицкий на охоту в Днепровско-Тетеревское подался…»

Я вышел из автобуса. Стоял чудесный летний день. По обе стороны трассы буйно цвела липа. До открытия охотничьего сезона оставался месяц.

Все мы из того самого прошлого, где над нами довлело два чувства — лжи и страха. Работая ведущим инспектором тогдашнего Государственного комитета Украинской ССР по охране природы, я частенько сталкивался с различного рода «спецохотами»: от простеньких, неприметных, районного масштаба, до великолепных государственных заповедно-охотничьих хозяйств, вотчинах первых лиц страны и республики, и возмущался заведенными там порядками. Но мои докладные попадали под сукно руководства, отечественная пресса материал печатать не решалась, а дать интервью «Голосу Америки», признаться, боялся. Ведь спецугодья охранялись кагэбэшниками, а с ребятами этими шутить не хотелось. Но тем не менее, кирпичик к кирпичику, собирал материал, надеясь, что еще придет его время. Надо же людям когда-то узнать правду и об этом виде привилегий, о том, кто ими пользовался и пользуется.

Царские охоты князей и царей

«Довольно охоты, чтобы гоняться за шведом».

Примечательно, что охотничьи забавы времен Киевской Руси были куда более демократичными, нежели при «развитом социализме».

Славянские князья зверя гоняли повсюду, но в отличии от своих западноевропейских собратьев по трону простой люд права охоты не лишали. А в монастырские земли даже наместникам из Золотой Орды ход был заказан.

Славянские вожди именовали охоту «трудом», ибо она была отнюдь не забавой, а одним из главных источников дохода, а также школой боевых искусств. Заядлый охотник Владимир Мономах на звериных ловах частенько на всем скаку падал с коня, дважды разбивал голову, обдирал руки и ноги, тур метал его рогами вместе с конем, олень и лось пробовали на князе силу копыт, вепрь обдирал одежду у бедра, медведь у самого колена проклад прокусывал, но бахвалился Мономах: «Бог невредимым меня сохранил». А вот князю Василию III не повезло — умер прямо на охоте.

Демократичные законы наших предков держали элиту Киевской Руси в узде. В 1135 году новгородцы посадили в темницу своего князя Всеволода Мстиславовича за то, что придавался охотничьим забавам в ущерб государственным делам.

В 1265 году «Господин Великий Новгород» подписал с Ярославом Ярославовичем договорную грамоту, четко определявшую его охотничьи владения. Однако князь нарушил договор и «бил уток на Волхове, гонял зайцев по полям», вторгшись во владения черни. Возмущению новгородцев не было предела. Они избили друзей и советчиков князя, разграбили их дворцы, а к самому Ярославу Ярославовичу отправили на Городище послание:

«Ты, княже, неправду почто чинишь, и много ястребы и соколы держишь? Отъял еси у нас Волхов гоголивые ловцы и иные воды утечь ими ловцы, а псов держишь много и отъял еси у нас поле заечьими ловцы… и иныя многи вины твои, княже, и мы ныне, княже, не можем терпети твоего насилия, пойди, княже, от нас добром, а мы себе князя добудем»[1].

При Борисе Годунове царские охоты начинают приобретать дипломатический характер, а ловчие соколы ценятся дороже, чем алмазы и даже знаменитые сибирские соболя.

Петр I дипломатические вопросы решал иным путем, а к охотничьим утехам относился с пренебрежением, как к «азиатчине». Однажды бояре, озабоченные пристрастием юного Петра к «потешным» играм и иностранным обычаям, решили его отвлечь, пригласив на охоту. Тот согласился, но приказал проводить охоту без слуг. И случился великий конфуз: без опытных егерей борзые разбежались, ловчая птица разлетелась, а сами высокородные охотники заплутали в лесу.

«Знаете, — сказал после такой горе-забавы молодой самодержец, — царю подобает быть воином, а охота есть занятие холопское».

Екатерина II по ее собственному признанию была очень равнодушна к охоте, но страстно любила верховую езду и чем больше находила в ней опасности, тем она была ей милее, однако своим придворным развлекаться не мешала и именно при ней в России появляются первые охотничьи домики да царские зверинцы — в Петергофе, Царском селе, Гатчине, Александровской Слободке.

Не жаловал охоту и Павел I, больше увлекавшийся яхт-парадами. Александр I охотился редко, да метко. 6 октября 1808 года в Эттерсберге он встретился с Наполеоном. Императоры «самым искренним образом» поцеловались и обменялись орденскими лентами, а затем устроили небывалую пальбу, завалив за раз 47 королевских оленей.

Но основать на Руси настоящие царские охоты суждено было Александру II. Страсть предков пробудилась в его душе рано — 13-ти лет от роду. За охотами будущий царь забывал об учении, чем сильно гневил своего батюшку, за что и нес наказания. Воссев на трон, он вволю дал «прикурить» и медведям, и зубрам, и секачам.

С осени 1860 года, одним из мест закрытых царских охот, наравне с Гатчиной и Петергофом, объявляется Беловежская Пуща. Здесь немедленно возводят охотничий дворец, причем местные крестьяне на своем сходе постановляют подвозить камень для дворца безвозмездно, на что Александр II отвечает: «Благодарить, но за работу заплатить».

Въезд императора в Пущу обставляется помпезно. Дорога через вековой лес по обе стороны освещается кострами да смоляными бочками, у дворца шипит фейерверк, сверкает иллюминация, толпы крестьян кричат «Ура!».

Интересная деталь. В те времена царские охоты не считались закрытым «действом». Напротив, о них сообщала пресса, выпускалась масса шикарных фолиантов с цветными иллюстрациями и сам академик Самокиш да известный художник Васнецов почитали за честь изображать сцены из государственных охот. Да и простой люд, при желании, допускался, дабы поглазеть на царя-батюшку.

Завтрак для Государя приготовляли на месте охоты, недалеко от зверя. Немного расчистят снег, приготовят стол, здесь же, в сторонке, разведут плиту и завтрак готов. Государь подходил к столу, делал рукою жест, приглашающий к еде. Все подходили, окружали стол и завтракали стоя, стульев не полагалось.

Великолепная картина: государь и вся свита одеты одинаково, только рослая и величественная фигура государя выделяется из группы. Во время завтрака на охоте нередко собирались крестьяне из соседних деревень, особенно отставные солдаты с Георгиевскими крестами поверх армяка. Государь подходил к ним, милостиво беседовал, спрашивая, в каком полку служили, затем указывал, чтобы выдали по рублю, а Георгиевским кавалерам по три.[2]

Это уже в наши дни «хрущевско-брежневские охоты» превращались в пост № 1, а журналисты за малейший намек о них в прессе вмиг оказывались безработными. И по жестокости своей советские спецсафари перещеголяли знаменитые «александровские» охоты, хотя сделать это было довольно трудно.

«Ружейный огонь не прекращался в течении двух часов. Убитая и раненая в это время дичь в большом числе лежала на своем месте охоты. До 80 собак, спущенных со свор, терзали ее, не обращая более ни на что внимания и не чуя вновь выгоняемых зверей, которые пугались убитых и, не будучи преследуемы собаками, бежали назад… По предварительному условию не положено было стрелять маток и молодых зубров, но чей-то нечаянный выстрел нарушил это условие. Матка была убита наповал и теленок, понуря голову и размахивая хвостом, бегал и оставался между штандами до самого конца охоты… В 4 часа Государь приказал прекратить охоту. В этот день вообще убито 44 зверя, в том числе 16 зубров и 4 кабана, из них Государем убито всего 22 штуки: в том числе 4 зубра и 1 кабан».[3]