Глазами волка - Сергей Радченко

Сергей (Дядя Серёжа) Радченко

Глазами волка

© Радченко C., 2016.

Часть первая

Путь к себе

Пролог

Жил да был, да и ныне живет на земле Жемайтийской простой литовский шаман Пятрас Добришюс (Петр Добрый).

Вот о том, как он жил и живет (и, надеюсь, дальше жить будет), о том, как шаманом стал, о том, как с волками подружился – мой сказ.

Литовского языка я не знаю, поэтому если что и переврал в своем пересказе его повести или по недоразумению понял не так, прошу простить. Больно уж он человек интересный, и жизнь у него почище любого приключенческого романа будет. Перо само в руки просится эти похождения описать.

Все, что я описал в этой книге, было узнано мной много поздней того, что опишу сейчас.

Знакомство мое с Пятрасом произошло почти случайно. Хотя всякий, хоть что-то соображающий в этой жизни, знает, что случайностями мы называем непознанные нами закономерности. Они сплетаются в нити судеб из наших тайных, неосознанных желаний и воли богов или духов, позволяюших этим желаниям материализоваться на страницах наших жизней.

Живя в Литве и скучая по новым впечатлениям, я случайно («случайно» пишу потому, что телевизор не смотрю уже давно, так как считаю, что ту информацию. которая нужна мне, Вселенная до меня обязательно донесет, и не стоит ее ежедневно высматривать в новостях) увидел репортаж тележурналиста о посещении литовского зверинца, где волками какой-то чудак людей лечит. Проведя небольшое расследование и выяснив точный адрес этого чудака, я, созвонившись, к нему и приехал.

В Средней Азии есть такая поговорка: «Охрану волков надо заслужить». То есть, чтобы волки тебя приняли, надо быть человеком достойным, верным своему слову, с чистой душой и помыслами и любящим сердцем.

Именно такой человек Пятрас Добришюс и встретил меня по приезде в Зверинец на низкорослой лошадке жемайтийской породы.

За невысоким плетнем его двора бегала красивая, грациозная волчица Шеркшна. Хранительница самого Пятраса, сторож его двора, она как «детектор лжи» сканирует своим острым взором каждого посетителя.

Входишь во двор и стоишь, а Пятрас за реакцией волчицы наблюдает.

Она к хорошему человеку подойдет, обнюхает и, может, что-то скажет по-волчьи. Плохого сторонится.

В Жемантии у женихов даже новый обычай установился: своих невест к Пятрасу во двор приводить на испытание к волчице. Женщина – она же «терра инкогнито» даже для самой себя, и на что способна в семейной жизни, сама того не ведает. А волчица враз раскусит, что за дама перед ней и какова она на самом деле по своей сути.

Шеркшна, давно живущая среди людей, натуру нашу досконально изучила. Если Пятрас в настроении хорошем, то и волчица добродушна. А коль хозяин не в себе иль расстроен чем-то, то и охранница не в духе. Даже на знакомых ей работников зверинца, раз по сто в день по двору шастающих, рычит.

Волчица по-своему мыслит и отношения строит: Пятрас – вожак стаи, он главный, на него и его настроение и равняемся. Но она к тому же еще и женщина, и вожака как… ну вы понимаете, КАК воспринимает. Вот и чуток ревнует к другим самкам.

Пятрас меня охотничьим, острым взглядом осмотрел и, наверное, за своего все-таки принял. Да и волчица ко мне благосклонно отнеслась.

В домике гостевом поселил, медком угостил, а под вечер удивил – пригласил в чум шаманский для какого-то, неведомого мне, обряда.

Сами понимате, шаман в Центре просвещенной Европы, практически в двух шагах от прилизанных улиц и огней реклам, это ЧТО-ТО!

Зима, звездное небо при полной луне, волчий вой совсем рядом. Я сижу в холодном чуме, увешанном внутри звериными шкурами, смотрю на огонек толстой свечи, а сзади (строго-настрого велено было не оборачиваться!) шаман в лисьей шапке и в халате из звериных шкур начинает бить в нагретый на огне бубен.

Ритм. ритм, ритм, ритм, удар, удар, удар, удар, туум, тууумм, тууууммм, туууууммммм… То чаще, то реже, то звонче, то тише… Мерцает огонек, и я, зовороженный этим ритмом, уже слышу волчий вой, зовуший меня дружелюбно.

Вижу. Вот он, большой волк на вершине заснеженного холма, а за ним вся стая. И мы уже все вместе несемся по снежной равнине, утопая в снегу. Могучий волк, вожак… обернулся, и его ослепительный яростный взгляд пронизывает все мое естество до последней клеточки и наполняет силой и знанием.

Еще миг… И этот волк, оторвавшись от заснеженной равнины, бежит вверх и ввысь, и растворяется в небесной дали, провожаемый нашим общим волчьим воем… И мы вновь бежим, по брюхо утопая в снегу, со вздыбленной на холке шерстью. И воем, воем самозабвенно и звонко. от печали, смешанной с надеждой и силой на сводящую с ума луну.

Очнулся я со вздернутой вверх головой и по-волчьи передернулся всем телом, чтобы прийти в себя.

Пятрас обьяснил, почему принял мой визит за особый знак – сегодня за пару часов до моего приезда ушел из его стаи матерый волк.

Милый читатель, я, в отличие от прочих, не претендую на особую крутизну и не буду убеждать тебя в том, что в тот вечер снизошло на меня особое знание, и я поведу тебя к счастию и довольствию. Я, может быть, и сам не поверил бы во всю эту галиматью.

Но по приезде домой, рассматривая свои фотографии, увидел на одной из них дух волка, смотрящего на меня внимательно, как бы раздумывая: «Доверять этому штымпу или нет?». Все еще не веришь? Тогда всмотрись в это фото. Видишь, там – между двух берёзок?

А потом ночь в волчьем вольере. Стеночки у домика, где ночуешь, тонкие, а волки голодные, любопытные…

Ты сидишь в темноте и кожей чувствуешь через фанерку существо неведомое, опасное, сильное. Вот тут шорох, вон там скрип….Страхи твои и здесь, и там… И ничто тебя, в случае чего, не спасет. Или спасет. СПАСЕТ, КОНЕЧНО, СПАСЕТ! Тот, кто создал это все – и людей, и волков. ОН может и с тобой, и с ними договориться. И, кажись, договоривается… О!!!!! Тихо вокруг. Нет, опять кто-то там за тонкой стенкой!! Нет, опять показалось. И так всю ночь.

Наутро все твои проблемы: кредиты неотданные, налоги незаплаченные, претензии любовниц и просьбы жен – вся эта шелупонь мира с его мнимыми бедами и покупными радостями – слетают с тебя, как мишура с новогодней елки в конце января.

И ты выходишь в мир – обновленный, простой и чистый, как роса на траве. И все тебе ясно и понятно, а прежняя дурь уже не волнует. И преграды, казавшиеся непреодолимыми, уже не пугают.

Жизнь проста и ясна. Ноги-руки целы? Глаза видят? Хорошо! Кушать хотим? Найдем добычу. На ночь логово отыщется. Хорошая самка сама тебя почует и рядом побежит. А что еще надо для ощущения полноты жизни? Свист ветра в ушах да запах воли! Ты теперь немножко волк! Дитя матери – природы! А уж МАМА о тебе позаботится – сам только не зевай.

И еще одна ночь, а вернее – вечер.

Люди какие-то к Пятрасу приехали подлечиться и проблемы житейские разрешить с помощью мудрого человека. Он всех принял. Кому трав дал для лечебных отваров, кому слово доброе, а потом всех – на улицу, на морозец, к волшебному костру.

Звездное небо, зимний лес, весело трещат дровишки, и шаман самозабвенно пляшет у костра свою колдовскую пляску. И бубен протяжно гудит, созывая духов к нашей компании.

Они летят охотно, чуя дары – зерно, молоко. Дух огня – громадный огненный дракон – милостиво принимает жертву.

И вот уже шаман вместе с огнем танцуют в унисон один магический танец.

Создается полное ощущение, что огонь подчинен шаману. Он то низко стелется по земле – когда шаман пригибается над ним с бубном, то яркой вспышкой устремляется ввысь, в темноту ночи добавляя звездному небу искорки своих угольков. Завораживающее зрелище…

Гаснет уже костер, огненными саламандрами всполохов играет отблесками на белом снегу. Каждый из участников обряда подходит ближе и по указанию шамана смотрит, стараясь разглядеть среди мерцания огня знаки – ответы на свои вопросы и просьбы.

Той зимней ночью в бликах огня увидел я себя в грядущем. и эту книгу, мной написанную.

Детство

В большой семье ничем не щелкай, а учись бойкости. А семья Добришюсов большая, одних детей десятеро.

Пятрас, шестым рожденный, несмотря на номер, вовсе «шестеркой» не стал. Наоборот, рос крепким, независимым и закаленным ребенком.

Когда мать привезла его из роддома, черный аист, королевский – особенно редкая птица в литовском небе – накручивал круги над усадьбой Добришюсов.

Добрый знак. Аист в литовской мифологии считается символом семьи и связи с предками, а черный – символизирует необычность, странность и лидерство.

Кстати, не только для литовцев аист имеет символический смысл. Вот, например, для индейцев он означает счастливую жизнь и героические походы и подвиги.

Родня Петра Добришюса – старые охотники и пчеловоды. А прадед с отцовской стороны, приехавший из Пруссии и обосновавшийся в Сувалькийском лесу, вообще, по людским рассказам был знахарем и шептуном.