Ночная проверка, или Панночка помэрла - Елена Нестерина

Нестерина Елена

Ночная проверка, или Панночка помэрла

Елена Нестерина

НОЧНАЯ ПРОВЕРКА, или Панночка помэрла

рассказ

Индеец Джо только один раз наступает на грабли. Я же занимаюсь этим уже второй день. Телефон молчит. Нет звонка - нет человека. Очнись, детка, о твоём существовании просто забыли. Твой герой бродит по просторам свободной жизни, а ты должна сидеть в своём монастыре - чёрт бы побрал этот частный колледж для девочек! Я на работе, у меня сейчас отбой будет, а этот гад сам себе хозяин. Чем же это надо два дня заниматься, чтобы не поинтересоваться, не замучили ли меня детишки?

- Светлана Игоревна, что, устали? Бледненькая вы что-то.

Это появилась в нашем крыле Полина, воспитательница девятого класса, барышня одинокая, но шустрая. Сама ты бледненькая...

Молчит, присматривается, и глаза хитрые-хитрые.

- Всё в порядке, Полина Геннадьевна, спать вот укладываемся.

Уходит. На часах 22.09, а мои девицы всё ещё бегают. По пятнадцать лет лошадкам, ну куда им так рано спать? А придётся. Режим.

Кто бы знал, какое это мучение - присутствовать "классной дамой" на каждом уроке - на математике, химии, английском, даже на физкультуре и танцах, сопровождать девок на экскурсиях и конных прогулках (ну ладно, это приятно). Нет, я наступлю на грабли, я тебе позвоню!

Захожу в свою комнату. Телефон молчит, трубка лежит хорошо. Нет, подожду. Я экономически независимая молодая женщина (за это отдельное спасибо милому колледжу). 22.15 - нет, и за этого равнодушного человека я собираюсь выйти замуж! Всё, звоню и сообщаю ему о полной и безоговорочной отставке. Звонок! Правильно, чем хуже думаешь о мужчинах, тем они лучше поступают.

- Светлана Игоревна, прошу вас зайти ко мне. Да, прямо сейчас.

Ну что ты будешь делать! Завуч по воспитательной работе. Придётся идти.

- Что, Светлана Игоревна, всё ли у вас в порядке? - Ох, не нравятся мне вопросы такого плана, особенно от завуча, да ещё на ночь глядя.

- Всё, Алла Львовна. Вот, уложила спать, все девочки здоровы, за день ни одной неудовлетворительной оценки, никаких нарушений, Марина Мищенко отличилась сегодня на плавании, экскурсия в ландшафтный музей...

- До меня дошли сведения, что есть серьёзные промахи в вашей работе.

- Сведения? Промахи?

- Да, сведения, из надёжного источника. Уложили спать, говорите? Так пойдёмте посмотрим, чем ваши девочки после отбоя занимаются.

Ого! Час от часу не легче! Львовна снялась с места и направилась к выходу. Что делать, я за ней.

Вроде бы тихо в коридоре нашего второго этажа, слабенько горят зелёные ночники, слава Богу, никто не бегает. Алла Львовна шепчет:

- И если вы знаете, Светлана Игоревна, что там у вас происходит, рекомендую сразу сознаться и назвать фамилии... Если этот факт действительно будет иметь место, речь напрямую пойдёт о вашей профнепригодности. Нам придётся немедленно вас...

За что это меня немедленно? И что у моих десятиклассниц могло ТАКОГО случиться?

Чёрт возьми, я же тоже знаю, что завуч любит зефир в шоколаде, ну почему я ни разу не догадалась прийти к ней в кабинет на чай с коробкой этого зефира, посидеть, как это регулярно делает Полина?! Получается, я не так ценю свою финансовую независимость, не "держусь" за место педагога-воспитателя в престижном колледже. А Полина... В женскую зависть я не верю, но придётся. Потому что другого объяснения внезапной ночной проверке придумать не могу. Я здесь не новичок, второй год работаю. Так в чём же дело?

Алла Львовна подкрадывается к двери первой спальни. В моём классе четырнадцать человек, соответственно, семь спален. На лице завуча нескрываемый охотничий азарт. Она любит проверки, внезапные шухеры и облавы. До этого Львовна пятнадцать сезонов проработала начальником пионерского лагеря. Делаю приглашающий жест: "Ищите, мадам!"

Но в первой спальне тишина. Темно, обе девочки спят, или, во всяком случае, лежат молча. Алла Львовна улыбается и закрывает дверь. Манит меня рукой, на цыпочках идём дальше.

Я считаю, что низко подслушивать под дверями спален, что и изображаю Алле. Но ей всё равно.

А ведь когда-то, сразу после института, я преподавала географию в обычной школе. Где вы, дорогие схемы путешествий Пржевальского, милая моему сердцу рыбная промышленность Японии и большой глобус с дыркой не территории государства Уганда! Дети слушали меня, затаив дыхание (почти всегда, честное слово!), я проверяла контурные карты, ставила оценки в дневники, экономила деньги...

Проходим мимо моей комнаты. Громко звонит телефон. Что делать? Это ОН, кто же ещё, сомнений быть не может! Просто до этого не мог, голубчик, позвонить, он был просто очень занят!

Я делаю рывок к двери, но благоразумно замираю под пристальным взглядом завучихи. Телефон продолжает звонить, Алла Львовна проплывает мимо моей двери, недоумевая: "Милочка, кто это может звонить вам так поздно?"

Собрав свою волю в кулак, я принимаю равнодушный вид, пожимаю плечами и без всяких цыпочек иду вслед за Львовной. За моей дверью включился автоответчик, я слышу голос любимого, но слов разобрать не могу. С ненавистью смотрю в спину завучу, и мысли приходят на ум самые скверные и даже, признаться, уголовно наказуемые.

Так, вот комната Григорянц и Митиной. Стараюсь не делать резких движений - не исключено, что эти красотки уже успели покурить в форточку. Ой, вот в чём, наверно, дело! Полинка прошла как-то мимо, унюхала моих курилок - и к завучу.

Как бы пройти мимо этой комнаты? Совершаю отвлекающие манёвры, но напрасно. Алла Львовна резко распахивает дверь... Тихо, темно и свежий воздух. Молодцы, девчонки. Спят. Ей-богу, по медали им завтра из бумаги вырежу.

Я с озабоченным лицом закрываю дверь, чтоб не нарушать детского сна. Хотя там такие детишки сейчас дрыхнут - как в бассейн прыгнут, так вода из берегов выходит.

Насколько возможно, я торжествую. Завуч явно заскучала. Она посмотрела на часы, оттопырив мизинец, поправила свою причёску.

- Идём дальше? - полным оптимизма голосом спрашиваю я. Будешь знать, как мне проверки делать. И этот мой гусь тоже будет знать, как трепать нервы и пропадать на два дня. Ишь, устроили мне...

Следующая спальня, и в ней тоже тишина. На кроватках лежат, закутанные одеялами, погружённые в сон детские тельца. Следуем дальше. Осталось не так много, а дальше уж я посмотрю, звонить мне этому извергу, или нет.

Что такое? Алла Львовна сделала стойку, прислонив ухо к двери следующей спальни. Я напряглась. Львовна с удовольствием заглянула бы в замочную скважину, только нет её в двери, потому что спальни наших воспитанниц не запираются.

- Ч-ш-ш! - зашипела завуч, подняв палец. Из-за двери явственно слышался монотонный гул. Глаза Львовны загорелись.

- ...Панночка помэрла... панночка помэрла... - доносилось из спальни. - Панночка помэрла... Мы её не будем хоронить... Мы её не будем хоронить... Мы её не будем хоронить...

- Это ещё что такое? - прошипела завуч, отойдя от двери на несколько шагов. - Что там такое происходит? По-моему, что-то из рук вон нехорошее.

Ой, я, кажется, поняла! Они в "панночка помэрла" играют! Какая хорошая игра, волшебная, честное слово! Я до сих пор верю в магическую силу "панночки". Придумали её, наверно, в тех же пионерских лагерях. Но почему такое случается, я не могу объяснить даже сейчас. Наверно, это медитация какая-нибудь, только до чего интересно и страшно - передать нельзя.

И вот я смотрю мимо Аллы Львовны и удаляюсь в воспоминания. Помню самую чудесную "панночку" в своей жизни. Однажды в лагере мы завернули "панночкой" самую мощную толстушку нашего отряда - Лиду Слизкову, зажгли свечку на тумбочке, отчего по стенам, потолку и нашим лицам запрыгали тени, которые мне хотелось назвать словом "арабески". Мы, десять девчонок, наполнили своё воображение священным трепетом, сосредоточились и сели вокруг обвёрнутой простынёй "панночки". Заводила этой игры, как сейчас помню, белобрысая Наташка Павлюк, села у головы Лидки-"панночки", просунула под эту голову по два пальца каждой руки - указательный и средний. То же самое, рассевшись вокруг крупного тела нашей "панночки", сделали и мы. Нужно было поднять на пальцах максимально тяжёлый вес. А для этого надо, чтобы никто ни разу не засмеялся. До этого мы часто в "панночка помэрла" играли, но какая-нибудь морда всё равно возьмёт, да хихикнет, и уже почти поднятая "панночка" сразу становилась тяжёлой, даже дистрофическая Аська Жамкина - да кто угодно. Мы ругались, презирали того, кто портил нам игру, но ничего поделать не могли. И в ту ночь мы, наконец, решили - никогда не играть больше в "панночку", если снова ничего не получится.

Вот мы расселись, затихли, и Наташка начала.

- Панночка помэрла - замогильным голосом негромко забубнила она. И остальные восемь человек по кругу повторили за ней.

- Мы её не будем хоронить...

И мы: "Мы её не будем хоронить"...

"Пусть её черти хоронят!"... "Пусть её черти хоронят!"... "Пусть её черти хоронят!"