Любимый с Луны - Адам Голлянек

Голлянек Адам

Любимый с Луны

АДАМ ГОЛЛЯНЕК

ЛЮБИМЫЙ С ЛУНЫ

Пер. с польского Е. Вайсброта

Честно говоря, мне было интересно, как он живет, но после долгого отсутствия я не решался вот так сразу зайти к нему домой.

Поговаривали, будто у него нелады с красавицей женой, в которую в свое время была влюблена добрая половина города, не исключая и меня. Для нее, женщины, отличавшейся какой-то особой красотой, муж был единственным светом в окошке, и, естественно, она вообще не замечала вьющихся вокруг поклонников.

Мне хотелось поскорее избавиться от наваждения, и, пожалуй, именно неоправдавшиеся надежды послужили основной причиной моих долгих заграничных вояжей.

Меня всегда удивляло отношение Петра к женщине, которая едва ли не боготворила его.

Он приучил ее все дни проводить в одиночестве дома и только дома. А те немногие часы, когда они находились вместе, он в основном молчал. Однажды я не выдержал и спросил, в чем дело, почему, когда она рядом, он вообще не замечает ее.

- Она тебя не устраивает?

- Без нее я не мог бы жить, - ответил он.

И тогда я понял, что она такая же неотъемлемая часть его бытия, как сердце, почки, легкие, мозг; она - это он. А замечаем ли мы эти наши составляющие, пока они не дадут о себе знать.

Когда я возвратился, то почувствовал, что меня, как и прежде, влечет к ней. До меня дошли туманные слухи о их разладе, поэтому я решил встретиться только с ним. Увидеть ее у меня пока не хватало духу.

Я зашел к нему в его огромную лазерную лабораторию, о которой рассказывали чудеса.

Хотя он знал о моем визите, мне пришлось немного подождать. В кабинете, где я сидел, одну стену сплошь покрывали многочисленные экраны. Прямо как в киностудии. Напротив стоял старомодный коричневый письменный стол и, как часто принято у ученых, висело несколько фотографий, тоже старомодных, - память о каких-то международных симпозиумах. На каждой можно было отыскать худощавое лицо Петра, которое независимо от даты (а каждый снимок был датирован) выделялось благодаря неизменному ежику волос и черным, на английский манер, усам.

Он вошел несколько смущенный и сердечно обнял меня.

- Пройдем в соседний зал. Я тебе кое-что покажу.

Он держался так, словно мы расстались только вчера.

Будто между нами не было нескольких лет разлуки и перерыва в нашей дружбе.

- Наверно, ты хотел бы повидаться с Аней? - неожиданно спросил он.

Я почувствовал, как кровь прилила к щекам, и заметил его тревожный, но доброжелательный взгляд.

- Хотел бы?

Я кивнул.

- Ну тогда пошли.

Я последовал за ним. В коридоре мы направились в сторону, противоположную входу, и оказались в небольшом, амфитеатром, зале.

- В первый момент, - сказал Петр, - тебе будет не по себе от резкого света и невидимого излучения, в зоне действия которых мы сейчас окажемся. Ощущение не из приятных, но ты не волнуйся - оно быстро пройдет. И пока ни о чем не расспрашивай.

Мы уселись в глубокие кресла с белоснежной обивкой. На белом столике в металлических кольцах-держателях стояли стаканы.

Напитки разливал маленький поблескивающий металлом робот с миниатюрными цепкими лапками - практически единственный атрибут современности в помещении.

Действительно, мне стало как-то неуютно, когда неожиданно все вокруг залил резкий свет. Казалось, зажглись и не гасли десятки фотовспышек. Я почувствовал боль не только в глазах (закрытые веки не спасали), но и во всем теле.

Неприятное ощущение исчезло так же быстро, как и пришло, хотя свет остался. Теперь можно было без опаски открыть глаза. Я осмотрелся. Амфитеатр исчез, а гораздо ближе его первых рядов теперь была стена, увешанная старинными картинами, которые я хорошо знал, а некоторые и любил. Перед нами была библиотека Петра.

Я не успел сказать ни слова. Он тоже молчал, наблюдая за мной и с явным беспокойством поглядывая на дверь.

Дверь распахнулась, и вошла Аня. В первый момент не заметив меня, она обратилась к Петру:

- Опять ты за свое.

И не успел я подняться навстречу - она уже была рядом. Аня явно обрадовалась, увидев меня. Я поцеловал ей руку. Она подставила щеку.

- Ну, шок прошел? - спросил Петр. - Надеюсь, оба довольны?

Он был прав.

Я почувствовал себя почти счастливым, и мне было не до того, каким чудом Петр перенес нас из лаборатории к себе домой.

Говорили мы главным образом о моей поездке. Собственно, мы - это я и Аня. Петр же, погруженный в собственные мысли, почти все время молчал, а если и включался в разговор, то как-то невпопад, спрашивая совершенно не о том, чего касалась наша беседа. Речь шла о спасении Венеции. Я был приглашен туда в порядке архитектурного надзора и рассказывал о своей работе и городе, зная любовь Ани к нему. По ее словам, она провела там лучшие часы своей жизни.

Вдруг Петр прервал меня на полуслове:

- Аня, мы должны уйти. Наговоритесь в другой раз. Я только хотел все это показать.

И не успели мы с Аней проститься, как ее уже не было в помещении. В полумраке зала все происшедшее казалось галлюцинацией, сновидением.

- Ты, помнится, никогда не специализировался на создании снов? - невольно громко воскликнул я.

- А это не было сном. Я по-прежнему верен своим лазерам, а вот они-то не всегда верны мне.

- Не понял, - нетерпеливо перебил я.

- Сейчас поймешь. Но сначала скажи, как ты нашел Аню?

- Уж очень она грустная.

- Ты прав. Это еще она оживилась, увидев тебя. На меня ее состояние действует угнетающе. Вот и просиживаю целыми днями в лаборатории. А все без толку - мои лазеры на самом деле изменили мне. Сам посуди...

В его рассказе научные рассуждения переплетались с эмоциями.

- Ты знаешь, что, будучи ассистентом, я занимался расширением возможностей голографии, а лазерами увлекся еще в студенческие годы. В лабораториях и сегодня можно встретить мои установки тех лет.

Со временем мы добились весьма совершенной передачи объемных изображений реально существующих предметов. В частности, для осмотра внутренних органов человека лазерный луч, проникая внутрь тела, воспроизводит на экране трехмерное изображение каждого органа настолько четко, что позволяет не только диагностировать заболевание, но и определить область его локализации.

Наладилась связь с клиниками. От опытов на животных перешли к лечению людей. Короче, наладилась голографическая диагностика. Я был настолько увлечен работой, так много людей прошло перед моей установкой, что, поверишь, не помню ни одного из того калейдоскопа лиц, кого удалось спасти, поставив верный диагноз с помощью голографии.

Я получал и получаю по сей день массу писем буквально со всех концов света. Одни благодарят, другие клянут - наверное, такова уж жизнь.