Десять лет спустя - Борис Екимов

Екимов Борис

Десять лет спустя

Борис Екимов

Десять лет спустя

Русский язык богатеет. Все на пользу ему, даже перемены в сельском хозяйстве. Когда-то Россию кормил просто мужик ли, крестьянин - позднее поделенный на "бедняка", "середняка", "кулака", "зажиточного". После революции появились "коммуны", ТОЗы, потом "колхозы", "совхозы", им помогали МТСы да РТСы. Стало привычным: "колхозные поля", "колхозный скот", "из семьи колхозника". После новых, относительно недавних перемен родились на свет мало кому понятные аббревиатуры СПК (сельскохозяйственный производственный кооператив), АОЗТ, СППК, да еще "западом" попахивающий "фермер".

Нынче у нас объявились МУСПы (Муниципальное унитарное сельхозпредприятие): "Голубинское" (когда-то совхоз), "Калачевское", "Дон" и т. д. Коллективных хозяйств стало вдвое больше. МУСП "Дон" и СПК "Дон", МУСП "Варваровское" и СПК "Варваровский", МУСП "Нива" и колхоз "Нива"... На тех же землях, в тех же хуторах и селеньях. Зачем, почему?

Налицо новый шаг на пути преобразований. Не какой-нибудь, а в великую сажень. Без преувеличений - революционный.

Вспомним, как создавались колхозы: "Заявление. Прошу принять... Быков - 2 пары, лошади... плуг... борона... косилка..." Личное, свое, становилось общим, колхозным. Все это - с болью и с кровью. Кнутом, а то и штыком загоняли. Одним словом, коллективизация .

И вот теперь, полвека спустя, новые кипы заявлений: "Главе районной администрации... Прошу Вас принять мой имущественный пай в размере ... в муниципальную собственность безвозмездно", "...в размере 9866 рублей", "...в размере 15 605 рублей". Есть бумажки, писанные от руки, есть "под машинку". Но подписи - личные, потому как документ "юридический": Жалнин, Уланов, Сегеда, Силичев, Кравякин, Катайкин, Попадейкин... - корявые подписи, но разборчивые.

Объясняю для несведущих: "имущественный пай" колхозника - это личная часть из общего колхозного нажитка, состоящего из коров, свиней, тракторов, комбайнов, помещений молочно-товарной фермы, механизированного тока, гаража, амбаров полных и пустых. Засеянных осенью и теперь зеленеющих полей озимки и прочего, прочего, чем жили, чем ныне работают, чем кормятся. Повторю: часть, лично принадлежащая члену коллектива. За долгие годы нажитое. А теперь отдают безвозмездно в "муниципальную собственность", а попросту - государству. Все вместе и разом.

"В связи с выходом членов кооператива из СПК "Варваровское" прошу Вас принять в муниципальную собственность имущественные паи бывших членов СПК на сумму ... и неделимый фонд на сумму ...".

Далее следует перечень имущества, с которым добровольно расстаются бывшие колхозники, и совхозники, и члены АО, СПК, СППК: "тракторы... комбайны... плуги... автомобили... коровы...". В числе прочего: "Бык-производитель. Балансовая стоимость 2291 рубль". "Памятник Ленину. Балансовая и остаточная стоимости последнего одинаковы: 90 292 рубля. Уценке не подлежит".

Передали государству, пусть владеет.

"Решение Комитета по управлению государственным имуществом Калачевского района:

1. Создать на базе бывшего сельскохозяйственного производственного кооператива "Варваровский" муниципальное унитарное сельскохозяйственное предприятие "Варваровское".

2. Назначить директором МУСП "Варваровское" ... (фамилия, имя, отчество)".

Далее.

"Комитет по управлению государственным имуществом и МУСП "Варваровское" заключили договор:

1. Комитет по управлению государственным имуществом закрепляет за предприятием движимое и недвижимое имущество на праве хозяйственного владения".

И на этом пока поставлена точка. Все движимое и недвижимое имущество, отданное государству "безвозмездно", государство тут же возвратило бывшему собственнику в "хозяйственное владение".

Что это? Досужие забавы? Из рук в руки... Туда, а потом сюда. А свинарник на том же месте остался, вместе со всем хрюкающим поголовьем. На том же месте гараж с автомобилями, коровник и, конечно, озимая пшеница, что понемногу растет.

Что изменилось? Во-первых, руководитель бывшего колхоза, позднее СПК, а ныне МУСП, не избран, а назначен государством. И государство, в лице районной администрации, может его уволить. Во-вторых, бывшие колхозники, позднее "акционеры" и "кооперативщики", теперь владеют лишь землей, а все, что на земле растет, мычит, блеет, хрюкает, - это государственное. Все "движимое и недвижимое": орудия труда, производственные помещения - все государственное. А бывший владелец остался лишь работником, правда, с земельным паем.

Согласитесь, что расстаться с собственностью, тебе принадлежащей, - шаг непростой. И так вот, запросто, отдать нажитое чужому дяде, то бишь государству... Тем более что живут на селе весьма не богато. И все-таки отдали. Почему?

Во-первых, так называемый имущественный пай колхозника - факт, конечно, неоспоримый, но не очень осязаемый. Корова ли, бычок, коза, даже курица, ржавый гвоздь на своем подворье - это уж точно "мое". И попробуй этот ржавый гвоздь, тем более курицу забрать. Такой поднимется вопль! На весь белый свет. С ружьем ли, с вилами встанет хозяин на защиту.

А "имущественный пай" - нечто воздушное, теоретическое, вроде чубайсовского "ваучера". Как бы оно и есть: коровы в колхозном стаде, тракторы, гараж, амбары - но... не ухватишь. И даже не больно поймешь: что тебе принадлежит? И в руки взять его трудно, почти невозможно, даже с помощью суда и прокуратуры. Потому и расставались относительно просто.

Тем более что было обещано большее: сохранение колхоза, а значит, привычной жизни.

"Быть бы живу!" - главная задача селянина.

Чтобы читатель имел представление о нынешней жизни на селе, дадим несколько картинок. Время: осень 1998 года, зима, весна 1999 года. Калачевский район. Хутор Овражный. Говорит управляющая отделением А. Н. Конева: "Поголовье скота вполовину сократили, осталось 500 голов, из них до конца зимы не все дотянут. Кормежка в этом году - просто слезы. Соломы нынешнего года нет, сено уже съели, есть в поле прошлогодняя солома, но она уже попрела. Силос имеется, но его мало, приходится экономить. Кормим коров просом, как кур..."

Среди бела дня, во время ее монолога, на глазах растаскивают последние корма. Вон он, поехал трактор, груженный силосом, и скрылся на хуторской улице.

Сообщает районная газета под заголовком: "Январь - пора сенокоса":

"В связи с благоприятными погодными условиями и острой нехваткой грубых кормов для крупного рогатого скота в колхозе "Нива" приступили к заготовке сена. Заниматься сенокосом в конце января - дело непривычное, но не от хорошей жизни колхозники вынуждены были на это пойти. На базе МТФ хутора Камыши осталось тонн 40 соломы и 15 тонн сена. А до конца зимовки 600 буренкам требуется 400 тонн грубых кормов. Ну, подвезти еще можно тонн 100 соломы с полей, а дальше что? Погибать голодной смертью?

Благо зима выдалась бесснежной, с легким морозцем, а в пойме Дона по пояс стоит высохший на корню чакан с луговыми травами. Вот оно, сено, готовое, только бери и коси. Попробовали пустить туда комбайн с одним из лучших колхозных механизаторов Петром Денисовым за штурвалом. За первый день он накосил пять тележек. Дали "зимнего сена" коровам на пробу - едят. С голодухи что только не съешь.

Последний раз зимним сенокосом у нас в районе занимались лет 15 назад, когда тоже были большие трудности с кормами. И вот снова сложилась подобная ситуация. Возможно, благодаря "зимнему сену" колхозному животноводству удастся выйти из зимовки без потерь. Остается только призвать всех тружеников сельхозпредприятий поддержать почин колхоза "Нива"".

А вот зимние новости из другого района: "По данным диспетчерской службы сельхозуправления, в начале ноября надой молока на фуражную корову составил в СПК "Фурмановское" 2 стакана, в СПК "Калининское" - 3 стакана".

Да что отдельные хозяйства. Целые районы прошлой зимой надаивали в среднем на корову за день по 3 стакана молока: Чернышковский, Котовский. Многотысячные стада... Некормленые! Вот в чем причина. И новая система мер удоя: один стакан.

СПК "Советский", я и прежде называл это хозяйство в числе лучших - таким оно и осталось. Руководит им энергичный неглупый человек, с большим опытом. Но тогда я предположил, что в нынешней обстановке даже лучшие хозяйства повторят судьбу худших, дело лишь во времени. Это горькое время, увы, оказалось не за горами. Апрель месяц, с полей везут черную позапрошлогоднюю озимую солому. Коровам деваться некуда, жуют и ее.

Еще одно хозяйство. За время зимовки колхозное поголовье скота сократилось на треть. Оставшихся 1100 коров из-за полного отсутствия кормов начали выгонять на пастбище, хотя весна выдалась холодная и травы, считай, нет. Но деваться некуда. Исхудавшие, полуживые коровы падают, не могут идти.

В тридцати километрах - другое хозяйство. Но картина - та же. Страшно глядеть на скотину.

Беды колхозного животноводства естественны. Края наши - засушливые. Вечнозеленых альпийских лугов нет и не предвидится. Вся кормовая база в руках полеводов и механизаторов, которые пашут, сеют, косят и везут корма к животноводческим фермам.