Без происшествий - Борис Бужор

Без происшествий

Борис Бужор

© Борис Бужор, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Из-под пера Бориса Бужора вышло нечто захватывающее и удивительное – по переплетению жанров и мастерству, с которым автор сумел увязать в короткой форме фантасмагорию и реализм, безобразное и прекрасное, иронию и тонкую лирику. И всё это изложено взглядом нового поколения XXI века, время ощущается в рассказе очень и очень чётко.

По своей стилистике «ПоТоП» близок к «Мастеру и Маргарите» Булгакова, во многих отрывках это чувствуется отчётливо, только на современный авторский лад. Сатира, ирония, явный гротеск… «Пушкин – наше всё», – утверждает его герой. И его мысли-скакуны тут же переключаются на «тему коня»: «Кони снова понеслися, колокольчик динь-динь-динь», «Ох, что-то кони мне попались привередливые», «А как же кони?» – недоумённо вопрошает он в какой-то момент.

По проблематике художественных задач «ПоТоП» как бы «вневременной», поднимает извечные темы добра и зла, жертвенности и предательства (это характерно для всей прозы Бужора: «под боком у героев всегда гнездятся предатели», рассказ «Магелан») и вместе с тем, чётко отражает состояние России сегодняшней, живописует нашу реальность. Переходы «из грани за грань» выполнены автором очень и очень тонко, с большим мастерством, без видимых «швов». Этот литературный приём Борис Бужор позже разовьёт в других своих рассказах и повестях.

Приятно отметить, что в прозе Бориса ярко выражено мужское, брутальное начало, которое проявляется и в подборе тем, и в стилистике языка, и в поступках его персонажей. Его герои – армейские срочники, лейтенанты, деревенские пацаны, мечтающие открыть неведомые новые земли. Подобно водопаду, его проза обрушивает привычные стереотипы, подхватывает и увлекает вслед за собой.

Читая мастеровитые, крепкие произведения Бориса, понимаешь, что в России есть не только мужчины-литераторы, но и настоящие мужики, способные доказывать свои идеи поступками.

Татьяна Щеглова

Без происшествий

Дождь зарядил с самого утра. Он даже не идет, а висит в воздухе, как старая застиранная занавеска. Ты прислоняешь метлу к фанерному щиту с правилами строевой подготовки и уходишь с плаца. Вваливаешься в казарму – обветренное лицо сразу же начинает гореть, – сворачиваешь к столу дежурного, берешь листок. Из бытовки появляется Квас и сообщает:

– Вторая, можешь не смотреть. Снова со мной. И после обеда, и ночью.

– Это хорошо, – угрюмо бросаешь ты. Так чаще всего и бывает. Патрулирование периметра, той его части, что находится в лесу. Бетонный забор с колючей проволокой, подальше от всего этого, поближе к самому себе, и катись все ко всем чертям.… Значит, спать сегодня всего три часа. Напарником ты доволен – Квас надежный, да и поговорить с ним есть о чем. Плохо, что вторая смена. Ночью холод собачий.

Половина роты сейчас на уборке, воюет с остатками листвы на плацу и дорогах. Одни наводят порядок в казарме, двигают допотопные двухъярусные кровати, другие трут песком и пеной «взлетку»… Дембеля в «классе информации и досуга» смотрят телевизор. Ты вешаешь бушлат, зачем-то заходишь в класс; увидев взводника, сидящего за первой партой, обращаешься:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите войти?

Взводник – мужик справедливый, строит только по делу, уставом не давит… Бакенбарды придают ему вид эдакого бравого гусара. Не отрывая взгляда от экрана, он кивает головой.

Ты устраиваешься за последней партой, «деды» косятся, но при старшем открыто возмущаться не решаются. Они убивают взглядом. Ты думаешь, что зря попробовал так открыто забить на ПХД, хотя по негласному закону вроде как и вправе. Потом замечаешь некоторых своего призыва – им, кстати, сейчас тоже положено что-то там мыть, скоблить и чистить, а не гаситься здесь. Ты мог бы запросто оказаться на их месте, если бы в свое время подсуетился. Но ты был то ли слишком упрям, то ли, скорее всего, просто глуп… Ты с сожалением встаешь с почти нагретого места:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите выйти?

«Гусар» снова равнодушно кивает.

Коридор засыпан песком, залит пеной. На полу – черные полосы. Оттираются они ногами, долго и нудно. Ты делаешь правой ногой несколько движений, втираешь песок в пол и смотришь по сторонам. Что будет дальше, ты уже знаешь.

Два дембеля выплывают из класса и направляются прямиком к тебе. Здоровенный ефрейтор и низенький задохлик – рядовой; в нем неприятно все, но особенно – толстая, какая-то жабья губа, которая придает его физиономии совершенно идиотский вид.

– Ты что, ефр (это к тебе), совсем нюх потерял? – подваливает большой.

Ты молчишь.

– Хули ты ПХД не наводишь, – это уже второй, жабомордый. – Что, дембель жопу давит? Может, служба медом кажется, ну так я тебе могу устроить веселуху, а то я гляжу – расчувствовался ты. Мы в свое время…

Ты молчишь.

– Да он еще и службы-то не видел, – поддакивает первый.

– Это точно, – азартно подхватывает Жаба, – мы в свое время полы с пеной по три раза перемывали. Или ты думаешь, полгода отслужил и все, пусть теперь другие напрягаются? Да ты у меня вместе с духами крутиться будешь, как бобик. Ваш призыв вообще растащенный. Карманы хоть раз зашивал, а? Вот чтоб к вечеру зашил, лично проверю.

Ты особо не вникаешь в их слова. Они вешают тебе то, что когда-то вешали им, что скоро и ты начнешь вешать, если так же ссучишься.

Похожий на жабу все никак не уймется, талдыча одно и то же:

– Мы в свое время все карманы зашивали. Вам повезло, что вы наших дембелей не застали, вы тут тогда полетали бы.

Ты молчишь.

Жаба перестает ехидно улыбаться. Выпятив для пущей важности подбородок, он лениво предупреждает, что ночью в сушилке с тобой поговорит. Потом смотрит на большого, тот кивает, давая понять, что одними разговорами ты не отделаешься.

Становится не по себе, но не от страха физической боли. Тебя пугает что-то другое, какое-то дикое ощущение себя не в своей жизни. Неужели вот этот ссутулившийся посреди коридора стриженый парень в нелепой военной форме и есть тот самый человек, про которого ты можешь с уверенностью сказать: «Это я»?

Дембеля скрываются в бытовке. Оглушительно хлопает дверь.

Построение на обед. Сержант рявкает:

– Равняйсь!

Солдаты вытянулись, расправили плечи. Пара матерых дембелей вольготно стоят, как стояли.

Какой-то бедолага из второго взвода шевельнулся в строю. Сержант это замечает и кричит ему:

– С тылу!

Тот падает. Едва он касается земли руками, как тут же следует другая команда:

– Отставить! – а потом бесконечное: «с тылу, отставить, с тылу, отставить»… Солдат падает, резко встает, снова падает. Так продолжается до тех пор, пока кто-то из старшего призыва не зевает, давая понять, что пора бы уже и заканчивать.

– Равняйсь! Заправиться!

Ты поправляешь шапку, сдвигаешь ее пониже на лоб. Потом быстро подтягиваешь ремень. Поскорей бы эта тягомотина кончилась, есть хочется – сил нет.

– Ра-вняйсь! Смир-но!

Странный говор у сержанта, интересно, откуда он родом? Поговаривают, что с Костромы… И кликуху прилепили соответствующую: «Кастро». Пока сержант называет дежурного, потом помощника дежурного, потом – посменно – патрулирующих, тревожную группу, дневальных, наряд по столовой, на работы и так далее, Степа – радист из твоего отделения – тихо гнусит старушечьим голосом:

– Кострома, Кострома-а, государыня моя…

Ты с трудом сдерживаешь улыбку. Рядом хихикают.

Сержант уходит с докладом к дежурному офицеру. В строю начинается скучающий шумок, кто-то из второй шеренги толкает стоящего впереди, тот оборачивается, бьет в плечо. Во втором взводе в ход идут всякие шуточки вроде щелбанов и подзатыльников. Сержант, как назло, задерживается – дежурного офицера нет ни в канцелярии, ни в каптерке, ни в комнате информации и досуга.

Наконец Кастро появляется и уверенно командует:

– Головные уборы снять!

Ты выполняешь команду недостаточно быстро, и сержант сверлит тебя суровым взглядом. Однако не придирается. Ты выбрит, острижен по всем правилам, кантик – прямо загляденье, берцы начищены; но самое главное – Кастро твоего призыва.

Сержант важно поправляет значок дежурного на груди:

– Справа по одному проходим, приятного аппетита!

В ответ стройным хором:

– Спасибо!

В столовой все рассаживаются по принципу «кто с кем дружит», а не так, как надо бы: по взводам и отделениям. Как-то раз за это твоей роте устроили «космический обед» – сидели вы медведями на ярмарке и смотрели, как другие жуют, а сами слюной давились. Потом этот случай понемногу забылся, и все стало как прежде.

Что сегодня на обед? Суп гороховый, «болты», на третье – кисель в жестяных кружках. Твое привычное место – у окна. Рядом «столик именинника». На нем – веселенькая клеенка с цветочками, как на семейных трусах и пузатый самовар, красивый, но бесполезный. Просто утварь. Ты делишь слово на «у» и «тварь», вспоминая старшину, который его туда поставил. У самовара на твоей памяти ни один именинник ни разу не сиживал… Зато частенько нахально дремал повар, румяный от кухонного жара.