Вечный шах - Воронова Мария

Мария Владимировна Воронова

Вечный шах

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© М. В. Виноградова, текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022

Бывает, что среди спокойной и счастливой жизни ночью вдруг просыпаешься, как от толчка, и понимаешь, что все вокруг чуждое и чужое, в том числе и незнакомец, с которым ты двадцать лет спишь в одной постели. Если ты мужчина, то после такого озарения обычно уходишь на поиски чего-то своего, а если женщина – то в твоей судьбе это мало что меняет. Ты просто вздыхаешь, может быть, тихонько пробираешься в кухню, тоже теперь чужую и незнакомую, хоть ты спокойно приготовишь в ней обед с завязанными глазами, так хорошо знаешь, где что лежит.

Ты завариваешь себе чайку, посмеиваясь над незамысловатым каламбуром «чай от отчаяния», а потом идешь досыпать.

Утром ты вскакиваешь от пронзительного звона будильника, мчишься готовить завтрак, собираешь детей в школу и, сосредоточившись на том, чтобы накрасить оба глаза одинаково, окончательно выкидываешь ночное пробуждение из головы. Если у тебя есть близкая подруга, то она скажет «не выдумывай» и быстро убедит тебя, что человек в твоей постели никакой не незнакомец, а твой родной муж, точно такой же, как и раньше. Так, под увещевания подруг и в повседневных заботах потихоньку забываешь, что живешь не с тем и не так. А ночью мало ли что привидится, в самом деле… Нечистая сила, биоритмы, блуждающий нерв – любое объяснение подойдет. Редко когда отваживаешься выяснить, что же за человек в действительности рядом с тобой.

Со мной было иначе. Биоритмы и нечистая сила не баловали меня ночными откровениями, увы. Я узнала правду от людей, и мне было отказано в роскоши ее игнорировать. При всем желании я не могла зажмуриться и притвориться, что жизнь идет своим чередом. Меня с мясом вырвали, выкорчевали из иллюзий, хотя я была твердо убеждена, что не испытываю их в отношении своего избранника. Что если есть на свете женщина, которая выходила замуж с трезвой головой, во всей полноте осознавая реальность, то эта женщина – я. Иногда у меня хватает сил улыбнуться этому парадоксу, ведь горькая ирония это, пожалуй, единственное, что невозможно отнять у человека.

Вечером приходит Лиля. Я не приглашаю ее в дом, отдаю конверт с деньгами прямо на пороге и не задаю ни одного вопроса. Вежливость моя тает в кипятке отчаяния, чувствую, скоро я и конверты перестану для нее искать, стану просто кидать в лицо мятые бумажки. Вообще, если вдуматься, дурацкое правило хорошего тона – передавать деньги в конверте, – только создает неловкие ситуации и возможности для обмана, а вот поди ж ты, живет… Наверное, поэтому и живет.

Лиля горбится, прячет деньги в сумочку с добела вытертыми углами и тронутым ржавчиной замком. Смотрит на меня взглядом побитой собаки, улыбается льстиво, жалко. Одета она в какое-то рванье, на ногах стоптанные босоножки, на левой ремешок возле мизинца оторвался и торчит, как ус. Я не знаю, разыгрывает она для меня спектакль, считая, что своим унижением расплачивается со мной, или она сама по себе такая, да и не хочу знать. Гораздо больше меня беспокоит мысль, что я должна теперь вести себя так же, как Лиля, если хочу и дальше общаться с людьми. Но покамест одиночество мне милее унижения.

Со стариковским кряхтением лязгает замок сумочки, Лиля сгибается еще сильнее и рассыпается в благодарностях. Я говорю, что очень тороплюсь, прощаюсь и захлопываю дверь, не дослушав. Теперь Лиле есть за что злиться на свою благодетельницу, и слава богу. Радостей у нее в жизни еще поменьше, чем у меня. Таков уж закон природы: как бы тебе ни было плохо, всегда найдутся те, кому еще хуже.

Вернувшись в комнату, падаю на диван. Я соврала, спешить мне некуда, только если в булочную. Иногда я специально выхожу за десять минут до закрытия и бегу, гадая, успею или нет. Это единственное, что придает моей пустой жизни остроту и смысл.

Пока в телевизоре ратуют за перестройку, я прикидываю, не дать ли в следующий раз побольше, чтобы иметь повод хоть о чем-то волноваться. Но не уверена, что три дня нищеты и голода до получки сумеют пошатнуть мою депрессию. Я сижу в ней плотно, как мумия в саркофаге.

Зачем-то я поднимаю телефонную трубку и слушаю длинный гудок. Аппарат работает, просто мне никто не звонит, кроме Лили. Вечером она объявится, снова начнет благодарить, отрабатывать подачку. Я буду отнекиваться, но у меня не хватит духу ей сказать, что деньги я даю не от жалости, не от доброты своей великой, не из любви к мужу, которому я официально верю, единственная во всем мире. И на Никиту мне тоже наплевать. Нет, я помогаю им по одной-единственной причине – мертвым деньги не нужны.

Ирина Полякова уже неделю жила одна, а все никак не могла привыкнуть возвращаться в пустую квартиру. Казалось диким находить вечером все так, как ты оставила утром, и от прозрачной холодной тишины делалось не по себе. Она не жила одна с тех пор… Да, в общем, никогда она одна не жила, и теперь свобода не то чтобы пугала, а так, была интересна, но неудобна, словно красивое платье не по росту.

За день воздух в квартире нагрелся, Ирина отворила форточки, отметила, что кое-где мебель подернулась тонким слоем пыли, надо бы протереть, но не станешь же, в самом деле, для самой себя стараться. И готовить для себя тоже не будешь, и не потому, что лень, а просто дико.

Улыбнувшись своим бунтарским мыслям, Ирина стянула платье и отправилась в ванную. Это тоже было ново – разгуливать по дому в чем мать родила.

Ирина встала под душ, включив его на полную мощность. Надо пользоваться, пока не перекрыли горячую воду, что домоуправление делает летом с завидным постоянством. Струи воды стучали по синей пластиковой шапочке, навевали разные приятные мысли. Это сумасшедшее лето скоро пройдет, а там оглянуться не успеешь, как декрет, и минимум на год можно забыть о рабочих неурядицах. Хотя минимум или максимум – это еще большой вопрос. Жизнь может так повернуться, что ей придется стать основной добытчицей в семье.

В июне ее муж Кирилл переболел пневмонией. Официально его болезнь не признали следствием работы на ликвидации Чернобыльской аварии, но лечащий врач при выписке дал направление в санаторий и порекомендовал как следует подумать насчет труда в горячем цеху. Сколько можно испытывать организм на прочность, в конце-то концов? Сейчас Кирилл молодой и сильный, но воздействие вредных факторов не проходит бесследно, когда-то даст о себе знать и перенесенное облучение, и воздействие высоких температур, и пыль, и копоть.

«Мой вам совет, – сказал доктор строго, – оканчивайте университет, трудитесь по своей новой специальности, а физические нагрузки применяйте в виде спорта».

Кирилл пару дней поворчал, подумал, а потом заявил, что в совете врача есть определенный смысл. Перестройка, хозрасчет и самоокупаемость – великие инициативы в масштабе страны, но карман простого работяги от них скорее пустеет, чем наполняется. И вообще в последнее время он испытывает странное чувство, будто его держат за дурака, хотя пока не может понять, в чем конкретно это выражается. Наверное, и вправду пора ему переходить на новую ступень развития…

«Как раз защищу диплом, пока ты в декрете будешь, – смеялся Кирилл, – и подамся в очную аспирантуру, чтобы три года сидеть с детьми, а ты строй спокойно свою карьеру, раз все у тебя так хорошо получается».