В конечном счете. Сборник рассказов - Гореликова

В конечном счете

Сборник рассказов

Гореликова

© Гореликова, 2016

ISBN 978-5-4483-4755-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бегство мистера Макеева

Пятидесятитрехлетнему Макееву приснился подростковый сон. Будто бы он летал. Нет, скорее, плавал в синеве. И белыми были не облака, а мельчайший песок, который струился вдоль тела. Почему песок?

Макеев напрягся.

«Нет, не помню, – с жалостью подумал он, откидывая одеяло, – ни черта не помню».

Макеев спустился в ярко освещенную кухню, где жена, облаченная в костюм от Армани, жарила тосты.

– Ты похож на сову, выпавшую из дупла, – сообщила она, не оборачиваясь.

– Тогда уж на филина.

– Для филина ты, Макеев, мелковат. Тосты будешь?

– Буду. А ты что так рано и при параде?

– Забыл? – Жена с негодованием обернулась. – Нет, Макеев, ты правда забыл?

Разделяя ее возмущение, из тостера вылетел золотистый кусок хлеба и шлепнулся на мраморную столешницу.

– А, вернисаж… Не забыл, конечно, – Макеев подобрал тост и надкусил. – Значит, ты сегодня с концами?

– Да, – самодовольно сказала жена, – сегодня насыщенный день. Сначала встреча делегации, потом обсуждение программы, потом обед, потом открытие. Ну, и сам понимаешь, речи и коктейли.

– Если напьешься, за руль не садись.

– Сдурел совсем? Когда я пила?

Это была правда. Жена ревностно относилась к своему здоровью. Фитнес, пилатес, йога и хрен знает что еще. Вот и сейчас проглотила очередную чудодейственную таблетку и запила свежевыжатым морковным соком.

На лестнице появился Исфандияр-ака. Бесшумно спустился. По дороге дотронулся до блестящей части кофе-машины, значительно прищелкнул языком и утвердился на своем обычном месте, около посудомойки.

Макеев вяло жевал тост и рассматривал стройную спину жены. С некоторых пор он стал задаваться вопросом: есть ли у нее любовники? Интерес был начисто лишен ревности, и являлся, как полагал сам Макеев, чисто академическим. А что, весьма привлекательная зрелая женщина. Почему бы и нет?

– Макеев, я пошла.

Жена сунула чашку в посудомойку, Исфандияр-ака степенно посторонился.

– Если встретишь Наталью Петровну, скажи, что сегодня привезут шторы из чистки. Впрочем, – добавила она, скептически оглядывая расплывшуюся фигуру мужа, – ты все равно забудешь.

Макеев состроил гримасу, означавшую «все может быть» и налил еще кофе.

Через полчаса Макеев был готов – чисто выбрит, обряжен в костюм, купленный в Милане, и туфли, купленные в Лондоне. Под мышкой он держал кожаный портфель с бронзовыми застежками.

Сел в машину, глянул в зеркало. Исфандияр-ака восседал на заднем сиденье и невозмутимо смотрел вперед.

– Ну, Хоттабыч, поехали, – сказал Макеев, поворачивая ключ зажигания.

На повороте Макеев притормозил около знакомого шалмана, где его уже ждали. На обочине топтался смуглый парнишка, не то узбек, не то таджик. Макеев обменял купюру на замасленный пакет, от которого валил пар, и передал пакет Исфандияру. Процедура напоминала дозаправку самолета в воздухе, настолько слаженно действовали все участники.

Машина покатила по Новой Риге. В зеркале заднего вида Макеев увидел привычную картину. Старик с длинной серебристой бородой сжимал лепешку ладонями и жадно втягивал ноздрями горячий хлебный дух.

В который раз Макеев пообещал себе проследить, что же произойдет с лепешкой. С тем, что Исфандияр-ака является галлюцинацией, он давно смирился, но куда девается лепешка? Ни разу он не находил в салоне не только ее саму, но и крошек.

Галлюцинация съела материальный предмет? Чушь какая…

Или приходится признать, что все, что его окружает, тоже галлюцинации. И дом в три этажа, и жена, и вот этот мерс, и тандырная на повороте, и он сам.

И как будто в пандан его мыслям ветер вздул крупитчатый снег, завертел, скрывая лес по обоим сторонам шоссе, бросил горсть на лобовое стекло.

Не-ет, не галлюцинация, врешь! Немецкие откалиброванные дворники дисциплинированно замахали, стирая с безупречно прозрачного стекла снежное российское недоразумение.

Омыватели, подогреватели, климат-контроль, вкусный кожаный запах.

Кстати о запахе. Исфандияр-ака сидел, мирно сложив руки на коленях. Лепешки не было. Вот блин, незадача! Ну ладно, завтра-то он точно проследит.

При въезде на парковку бизнес-центра старик вдруг неожиданно подал голос.

– Сегодня у тебя будет трудный день, Макеев-ака.

– Знаю, – буркнул Макеев.

Пророчество не произвело на него никакого впечатления. Кому же как не галлюцинации, порожденной сознанием, знать, что планирует это самое сознание.

А вообще, Макеев уже привык. Ко многому привык.

Например, к почтению, с которым его приветствовали подчиненные, а также прочие парковщики, охранники и администраторы на ресепшене. Если когда-то, в самом начале пути, Макеева задевала легкомысленность секретарш, которые вместо того, чтобы пожирать глазами исполнительного директора, украдкой косились в монитор с открытой страницей «Вконтакте», то теперь ему было абсолютно все равно. Можно сказать, вообще по барабану.

Рабочая круговерть тоже не затягивала, как раньше.

Макеев научился спускаться в глубины аппаратных интриг отстраненно и бесстрастно, как Жак-Ив Кусто в своем батискафе. Мимо иллюминатора проносились потоки испуганного планктона и мелкой рыбешки, изредка заглядывала оскаленная пасть крупного хищника, но в принципе, все это проходило где-то там. Не здесь. Здесь Макеев был надежно защищен двенадцатисантиметровыми стенками из бронированной стали.

Когда он научился их возводить?

Точная дата терялась во времени, но вероятно, тогда же в его жизни и появился Исфандияр-ака, немногословный, бородатый, с лицом цвета глины и морщинами, глубокими, как трещины на дне иссохшего арыка.

Почему именно такой тип стал его навязчивым состоянием, Макеев не знал. В последнее время он часто ловил себя на мысли, что не только многого не знает, но даже и не хочет знать.

С Козихиным Макеев встретился в районе трех.

Сотрудникам корпорации генеральный внушал трепет, а для Макеева он по-прежнему оставался одногруппником Толькой, который клянчил конспекты по истмату, и однажды, в самый разгар антиалкогольной компании, выронил из ослабевших рук чудом добытую у таксистов бутылку водки, за что был слегка бит.

Любопытный факт – Исфандияр-ака никогда не переступал порога директорского кабинета. Оставался ждать в приемной, где стараниями референта Козихина, женщины изысканного вкуса, был сооружен небольшой зимний сад.

Исфандияр-ака углублялся в рододендровые заросли и оттуда любовался струями фонтана, которые, меланхолично журча, стекали в мраморный бассейн.

Эх, как же Макеев мечтал присоединиться к нему. Отключиться от всякой дряни и бездумно смотреть на текущую воду…

– Ну все, старичок, контракт у нас в руках.

Козихин ловко пустил по лакированному столу бумаги, и договор спланировал прямо в руки Макееву.

– «Ремлифт» утвердил сумму двести восемьдесят миллионов.

Макеев глянул. Действительно, двести восемьдесят миллионов как с куста.

– Через «Амбреллу» пускаем?

– Да, – подтвердил Козихин, – через «Амбреллу» и потом через «Руф».

– Не стремно?

– Старичок, двести восемьдесят миллионов рублей – это не та сумма, из-за которой поднимают кипиш. Хотя я подстраховался, сегодня занесут куда надо. Тылы будут прикрыты.

Макеев кивнул и отодвинул договор.

– Ну и отлично.

– Слушай, брат, а что ты такой квелый в последнее время? – спросил Козихин. – Сердце? Или, – он плутовски подмигнул, – не дай бог, что пониже?

– Да здоров я.

– Ой, не верю! Иди сюда, – Козихин силой развернул Макеева лицом к свету. – Глянь на себя! Люди еще не шарахаются? Нет, надо решительно. Я устрою обследование, доктора первый класс, не переживай. Все найдут и отрежут все, чем дорожишь, – и генеральный жизнерадостно заржал.

Макеев вяло улыбнулся, давая понять, что шутку оценил.

– А еще лучше – заведи себе молодую любовницу. Знаешь, когда рядом симпатичная фемина, лет так двадцати, вся такая тугая и упругая, это бодрит. Не дает распускаться, – и Козихин самодовольно пригладил модно подстриженные волосы. – Я серьезно говорю. Ты подумай.

Макеев послушно подумал.

Мысль о том, что рядом с ним, кроме Исфандияра, будет постоянно маячить упругая фемина, вызвала сосущую тоску. Видимо, эмоции отразились на лице, потому что Козихин с досадой воскликнул:

– Ну ты прям, как импотент, ей богу! Молодой же еще мужик! Мы с тобой ровесники. И сравни! – Козихин приосанился и поднял подбородок.

– Да нет, Толь, я не импотент. У меня просто депрессия. Как-то все надоело. Разом. Может, я надорвался?