Время странствий - Валерий Дудаков

Валерий Дудаков

Время странствий

Памяти отца Александра Пантелеевича, матери Алефтины Андреевны и брата Александра Александровича. Мать и брат в силу обстоятельств никогда не выезжали за пределы СССР.

© Дудаков В. А., 2013

Из моих странствий

Так быстро пробегают годы,Лишь память – огонёк в золе,Я видел страны и народыВ их вечной жизни на земле.

Купался в море близ Итаки,В горах абхазских снег искал,И в храмах вымерших КарнакаНа солнце жажду утолял.

В Стокгольме видел звёзд канкана,В Киото звукам птиц внимал,Под пляжный шум КапакабаныЯ в Рио нервно засыпал.

В Буэнос-Айресе в Ля Бока,В Марбелье танго танцевал,И Колизея видел око,А в Ушуайе тосковал.

Не раз смотрел в Мадриде «Прадо»,А в Лондоне бродил в «Курто»С высот «Фамилии Саграда»Севильи рассмотрел плато.

В Монако не играл в казино,На Кипре в волейбол играл,Глазел в Нью-Йорке на витрины,В Берлине пиво попивал.

Париж описывал стихами,А акварелью – Карадаг,Читал в Афинах о Приаме,Во фьордах мнился образ саг.

А в белых Новгорода храмахМолился за Святую Русь,К Сант Яго плыл по океану,Венеции пленяла грусть.

На Дарданеллах плыл в проливе,Спускался к Ронде по горам,А в Ялте ел с деревьев сливы —Да всех не перечислишь стран.

Встречал в Лонг Айленде восходы,Закаты на Святой земле,Я видел страны и народы,Вселенский свет и свет во мгле.

Перед католической Пасхой

Падает в Лондоне снег,Белая россыпь кружится,И потревоженным птицамМнится, кто вторгся в ночлег.

Март чуть подкрасил рассветВ цвет бело-розовой сливы,В кронах пушинки игривоЗимний им пишут сонет.

Снежный белёсый покровМягко на землю ложится,Им призывая прикрытьсяЗелень притихших садов.

Сквозь пелену иногдаВспыхнут нарциссы в оконцеЛёгким посланием к солнцу,Чтоб растопить холода.

Слышатся марту слова:Что ж он метелью пугает,Разве того он не знает,Что за весною права!

С ветром несётся молва:Праздники не за горами,И развернётся пред намиСкоро небес синева.

На годовщину со дня смерти Эдуарда Штейнберга

Эдик, знакомы мы лет тридцать были,Но не могу сказать всё равно,Что как-то особенно сходились, дружили,Да при нашем различии было б смешноКлясться в очередной поддаче,Что мы друг для друга чего-то значим,А уж тем паче призывать к склонениюЗатёртого смысла слова «уважение»,Только русский человек его поймёт,Там где чёрт ногу сломает, не разберёт,Эту фразу «Ты меня уважаешь», что ли?В бесконечном беспутном русском застолье,Да и в гости мы друг к другу не ходили,Поэтому, наверное, так и не договорили,Что кроме: «Старик, как дела?» скажешьВстречаясь не часто на чужих вернисажах?А вот уже тризна, и обнажённым нервомЧувствую, куда спрятать вопросы странные,И пугают вспыхивающие слова экранные«Неправда это: «error, error».Март занавесил снегами белымиТарусу, что сбылось, к несчастью, то сделано,И прошло с твоего ухода около годаВ сферы небесные из пространства земного,Если сказать высокопарным слогом,И это свершившееся стало прологомК тем тостам, что не стареют вновь:«За веру, искусство, Россию, любовь»,Под оком луны поставим «Лунную сонату»,Пусть небо Окою окраситься в дым,Я обращусь к тебе как брат к собратуИ может, всё-таки, договорим.

Подражание Маяковскому

(в память его посещения Парижа)

Подлетаем к Орли, самолёт нестройноГул меняет с высоты круженьем,И шарахаются в сторону новостройки,Утомляя однообразием зрение.

Старый, сколько ты вынес вокзал,Прилетающих, отъезжающих встречи, расставанья,Но кто же это умный нам подсказал,Что в новом больше очарованья?

Выходят пассажирки – возгласы, смех,Каждая сразу мнит себя парижанкой,Задницы как расколотый орехВыставляют напоказ, словно иностранки.

А Париж – ах, Париж – он праздник для всех,В нём себя первым чувствует и последний,Нет города лучше для веселий и утех,И, как говорится, стоит обедни.

В саду Булонском поют соловьи;Лувр, Нотр Дам, опять же Сена,И пишут художники картинки свои,Живопись смакуя, как лошадь сено.

Так вот залетишь на пару дней,Окунёшься в суету в одеянии ярком,И хмарь повседневная вроде светлей,И жизнь покажется бесценным подарком.

Полночный Париж

Заблудился в сиреневых теняхВлажный ветер, свернувшись в клубок,Затаилось пространство и время,Жизнь земную прикрыв на замок.

Вереницы огней сиротливоОтражаются в мелкой волне,Вдоль бульваров, таясь боязливо,Тень прохожих бредёт по стене.

Смотрят сонно погасшие стёклаНа застывшие в Сене мосты,Старым золотом в патине блёклоЧуть мерцают соборов кресты.

Гребни Лувра заброшены в просинь,Треплют кудри седых облаков,И воздушным движеньем доноситЛёгкий запах зацветших садов.

Замирают беззвучно фонтаны,Шум людской ресторанный затих,Но легко, по-весеннему пьяно,Где-то кружится вальса мотив.

Путь в Бургундию

Выкатывало солнце красный шарСквозь зелень кипарисовой завесыИ в дымке голубой за ближним лесомУж занялся невидимый пожар.

Ещё светились травы вдоль дорогСеребряною изморозью хрупкой,И к первому теплу тянулся чуткоЦвет белых вишен, что слегка продрог.

Наш путь струился лентой сквозь поля,Туман редел, очистив горизонты,Под солнечным апрельским лёгким зонтомТак нежилась и грелась вся земля.

Блестел асфальт дороги как стекло,Плывущих туч вбирая отраженье,И мерное бесшумное движеньеК заманчивой Бургундии вело.

Так в утреннем сиянье выплыл Бон,Вознёсшийся упрямым дерзновеньем,И символ всех надежд на возрожденье,В «Отеле Дьё» как чудо был рождён.

Алтарный образ воплотил РогирНастойчивым желанием Руллена,С души оковы дьявольского пленаСнять призывал, являясь в божий мир.

Парил в сиянье окон «Страшный суд»,Живым в пример, болящим в утешенье,И дивное художника твореньеЖить праведно земной сзывало люд.

Монако – Монте-Карло

Сквозь вероломное стеклоКрадётся луч. На случай всякийОтдерну штору у окна.Вчера мы прибыли в Монако,Но солнца нет, Оно моглоЗапрятаться, но есть надеждаЧто отойдёт ко дню от сна,И выжидает побережьеКогда появится тепло.Красуются вдоль казиноРоскошных марок всех машины,Отполированы и чинны,Как сторожащий их швейцар,А дамы, редкостный товарСвой выставляя напоказ,Идут на ярмарку тщеславья,Так умилительно и славноВсе прелести своих фигурНачистили для камасутр,Как бамперы у «Ломбардини».Вкруг казино вчера и ныне,Шум, поцелуи, звонкий смех —Вот, несомненно, тот успех,Которому учиться сложно,И бродят в шляпах осторожноНебриты, небольшого роста,Лихие парни «Коза ностра».А уж у наших всюду блат,Где раздаётся русский мат.И, заглянув в календари,Поймешь – давно в кафе «Пари»Настал сезон утех и празднеств,И треплет ветер – безобразникЦветные флаги, вея с гор.На суше тесно, но просторМорской для яхт и кораблей,Ревнивых жён, шальных блядей,Чтоб мелкие свои желаньяСчитать вершиной мирозданья.Застыл в дворцов зеркальных залахМонако образ на века,Лишь море льстиво лижет скалыИ горы треплю облака.

Утро в Каннах

В палевом свете зажмурились окна,Близится ранний рассвет,За ночь цветистые флаги промокли,Солнца их высушить нет.

Яхты покорно застыли в заливе,Видно, объездили свет,Сонно качается в мерном приливеЛасковый пляж Круазет.

Праздная публика сны досыпает,Ночи смывает угар,А с фотографий – ну кто же их не знает —С улиц глядят «суперстар».

Белым нарядом украшены сливы,В розовом цвете миндаль,Напоминает реклама игриво —Каннский грядёт фестиваль.

Вкруг «ягуары», «вольво», «ломбардини»,Трогают с места в карьер,Лишь неизменен от века до нынеСтарый «Маджестик Барьер».

Смуглый шарманщик под солнечным зонтомСлёзный выводит романс.Стражем застыл на черте горизонтаОстров «Иль дё ле Ранс».

Посвящение Каннам