Девятьсот бабушек - Р. Лафферти

Р. А. Лафферти

Девятьсот бабушек

ДЕВЯТЬСОТ БАБУШЕК

Керан Свайсгуд был молодым, подающим надежды специалистом по Особым Аспектам. Но, как это часто бывает у Особых, имел он одну раздражающую особенность. А именно, все время задавался вопросом: «С чего же все началось?»

У всех участников экспедиции, за исключением Керана, имена были жесткие и грубые: Вырубала Крэг, Громила Хакл, Шквал Берг, Джордж Костолом, Двигло Мэньон (уж если Двигло сказал «двигай», значит, именно это и делаешь), Задира Трент. Парням полагалось быть крутыми, поэтому они и взяли такие прозвища. Только Керан оставил собственное имя — к неудовольствию командира Вырубалы Крэга.

— Ну что за имя для героя — Керан Свайсгуд! — громыхал Вырубала. — Почему бы тебе не назваться Шторм Шэннон? Звучит сурово. Или Потрошитель Бэрелхауз, или Рубака Слэйгл, или Нэвел Тесак. Ты же едва взглянул на список имен.

— Я остаюсь при своем, — упрямо повторял Керан. И был не прав. Ведь новое имя способно в корне изменить человека. Именно так произошло с Джорджем Костоломом. Хотя волосы на груди у него появились в результате трансплантации, тем не менее в совокупности с новым именем они превратили его из мальчика в мужчину. Возьми Керан настоящее героическое имя вроде Потрошитель Бэрелхауз, глядишь, на смену его нерешительности и вспыльчивости пришли бы образцовая целеустремленность и благородная ярость.

Крупный астероид под названием Проавитус, на котором они находились, буквально звенел от потенциальной прибыли. Крутые парни экспедиции знали свое дело. Они подписывали пространные контракты на туземных бархатистых свитках и на собственных бумажных лентах. Они ошеломляли, соблазняли и даже слегка пугали неискушенный народ Проавитуса. На солидном взаимовыгодном рынке астероида парни чувствовали себя работорговцами. И этот мир, полный диковин, сулил им сказочные барыши.

С момента их прилета прошло три дня.

— Все заняты делом, кроме тебя. — Голос Вырубалы перекатывался, словно отдаленный гром. — Но даже Особым следует отрабатывать свой проезд. Устав обязывает нас включать в команду одного парня твоей специальности, чтобы придавать делу культурный поворот. Но это же не повод для безделья. Каждый раз мы идем в поход, Керан, чтобы зарезать большого жирного борова, и не делаем из этого секрета. Но если вдруг выясняется, что свиной хвостик закручен каким-то необычным с точки зрения культуры образом, тогда это полностью оправдывает твое присутствие. А уж если эта особенность местной культуры приносит нам прибыль, мы вообще прыгаем от счастья. Способен ты, к примеру, выяснить, что-нибудь о живых куклах? Возможно, что они сочетают в себе и культурный аспект, и торговую ценность.

— Мне кажется, они — часть чего-то более важного, — ответил Керан. — Это целый клубок загадок, его так просто не распутать. Думаю, ключ ко всему — утверждение проавитов о том, что они не умирают.

— Да нет, умирают, и причем довольно рано. Те, что шатаются по окрестностям, — молоды. А те, что сидят по домам, — среднего возраста, не старше.

— Тогда где их кладбища?

— Возможно, они кремируют умерших.

— Где колумбарии?

— Выбрасывают пепел или испаряют останки. Может, у них вообще не принято почитать предков.

— Судя по тому, что мы знаем, вся их культура построена на преувеличенном почитании предков.

— Вот и разберись, Керан. Ведь ты же специалист по Особым Аспектам.

Керан отправился поговорить с Нокомой. Они оба выступали в роли переводчиков, каждый со своей стороны. Будучи профессионалами, они понимали друг друга с полуслова. Нокома, предположительно, была женщиной. Насчет половой дифференциации местных жителей существовала некоторая неясность, но члены экспедиции предпочитали думать, что проавиты все же делятся на мужчин и женщин.

— Ничего, если я задам несколько прямых вопросов? — вместо приветствия спросил Керан.

— Конечно, задавай. Иначе как я освою разговорный язык, если не буду разговаривать?

— Нокома, некоторые проавиты утверждают, что они бессмертны. Это правда?

— А почему нет? Если бы они умирали, то их не было бы с нами, чтобы сообщить, что они не умирают. О, я шучу, шучу. Да, мы не умираем. Это глупый чужеземный обычай. Какой смысл его перенимать? На Проавитусе умирают только низшие существа.

— А из вас — никто?

— Нет. А зачем быть исключением?

— Но что происходит с вами, когда вы стареете?

— Постепенно убывают силы, мы становимся не такими активными. Разве у вас не так?

— Да, так. Но куда вы исчезаете, когда становитесь совсем старыми?

— Никуда. Остаемся дома. Путешествия — удел молодых.

— Хорошо, зайду с другого конца, — терпеливо произнес Керан. — Где твои родители, Нокома?

— Где-то странствуют. Они еще не старые.

— А бабушки и дедушки?

— Некоторые еще не вернулись. Те же, что постарше, сидят дома.

— Сформулирую иначе. Сколько у тебя бабушек?

— Думаю, их девятьсот в нашем доме. Знаю, это не так много, но ведь мы еще совсем молодая семья. Зато у некоторых кланов в домах очень много предков.

— И все еще живы?

— А как иначе? Разве неживые предки кому-то нужны? Разве мертвые могут быть предками?

Керан уже почти пританцовывал от возбуждения.

— И я могу их увидеть? — спросил он внезапно севшим голосом.

— Встречаться с самыми старыми из них было бы неразумно, — сказала Нокома. — Чужеземцы реагируют на них неадекватно, поэтому мы их скрываем. Но с некоторыми, конечно же, ты можешь повидаться.

И тут до Керана дошло: возможно, он нашел то, что искал всю жизнь. Он задрожал от восторга предвкушения.

— Нокома, это же ключ к разгадке! — воскликнул он. — Если никто не умер, следовательно, жива вся ваша раса!

— Конечно. Это как задача с яблоками. Если ты их никому не отдаешь, они все по-прежнему у тебя.

— Но если живы самые первые ваши предки, тогда они должны помнить о своем происхождении! Должны знать, с чего все началось! Они знают? А ты знаешь?

— Ну нет. Я еще молода для ритуала.

— А кто знает? Ведь кто-то же знает?

— Ну да. Все старые проавиты знают.

— Насколько старые? Столько поколений до тебя?

— Десять, не больше. Вот будет у меня десять поколений детей, тогда я тоже пройду ритуал.

— Ритуал? Что это такое?

— Один раз в году старые предки приходят к самым старым, будят их и расспрашивают о том, как все началось. И те рассказывают. Они чудесно проводят время! О, как же они смеются! Потом самые старые засыпают до следующего года. И так из поколения в поколение. Это и есть ритуал.

Проавиты не были гуманоидами. Еще меньше они были «обезьяномордыми», хотя именно этот термин прижился в лексиконе разведчиков. Проавиты были прямоходящие, носили длинные одеяния и, предположительно, имели пару скрытых одеждой ног. Хотя, как заметил Вырубала, с такой же вероятностью вместо ног у них могли быть колеса. Их руки — удивительные, струящиеся — как будто состояли из тысячи пальцев. Проавиты умело обращались с различными инструментами, а могли и сами руки использовать как очень сложный инструмент. Джордж Костолом считал, что лица проавитов — на самом деле вовсе не лица, а ритуальные маски, которые проавиты никогда не снимают. А поскольку люди не видят никаких других частей тела проавитов, кроме их удивительных рук, значит, руки и являются их настоящими лицами.

На заявление Керана о том, что он близок к разгадке великой тайны, парни отреагировали потоком грубых шуток.

— Малыш Керан снова завел любимую шарманку, — издевался Вырубала. — Неужели не надоело выяснять, что появилось раньше, — курица или яйцо?

— Очень скоро я получу ответ, — улыбался в ответ Керан. — Мне предоставилась уникальная возможность. Я раскрою тайну происхождения проавитов и тогда пойму, откуда появилось все остальное. Ведь все проавиты до сих пор живы, включая самое первое поколение.

— Это лишний раз доказывает, насколько ты глуп, — проворчал Вырубала. — Говорят, один парень свихнулся, будучи вынужден терпеть такого вот недотепу. Господи, да минует меня чаша сия!

Однако двумя днями позже Вырубала разыскал Керана Свайсгуда именно по этому поводу. На досуге он немного поразмышлял над особенностями проавитов и обнаружил личный интерес.

— Ты, конечно, специалист по Особым Аспектам, Керан. — Вырубала начал издалека. — Только вот аспект ты выбрал неправильно.

— То есть?

— А то и есть, что наплевать, с чего все началось. Важно, что это, быть может, не имеет конца.

— Я хочу докопаться до начала.