Девятьсот бабушек - Р. Лафферти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он увидел, что глаза девушки начали закрываться. Примерно за четверть минуты они закрылись и открылись снова. Плюс ко всему — и это было необычнее всего — девушка перемещалась в пространстве: она заканчивала широкий шаг вперед. Винсент хотел засечь время, чтобы определить скорость ее движения. Да как это сделать, если все часы в мире сошли с ума? Он оценил скорость на глазок: девушка делала около двух шагов в минуту.
Винсент зашел в кафе. Ранние посетители сидели за столиками. Он не раз видел их с улицы сквозь стекло. Девушка за стойкой пекла оладьи и как раз переворачивала одну из них. Оладья некоторое время висела в воздухе, потом поплыла, словно бы гонимая ветерком, и медленно, как сквозь воду, опустилась вниз.
Завтракающие за столиками, как и люди на улице, были все поголовно мертвы, но при этом двигались, хоть и едва заметно. Смерть настигла их, по-видимому, прямо в процессе прихлебывания кофе, поедания яичницы и пережевывания тоста. Будь у них неограниченное время, они наверняка все допьют, доедят и прожуют, потому что во всех них присутствовала тень движения.
Ящик кассового аппарата был открыт, пальцы кассира сжимали купюры, и к ним тянулась рука посетителя. Со временем, учитывая его новое течение, их руки непременно встретятся, и передача денег состоится. Так оно и случилось спустя минуты полторы или две, максимум две с половиной. Время и так-то трудно оценивать, а теперь это стало просто невозможно.
— Я все еще голоден, — заметил вслух Чарльз Винсент, — но ждать, пока здесь обслужат, нет смысла. Можно просто взять то, что хочется. Им ведь все равно, они мертвы. А даже если не мертвы, то все равно, похоже, они меня не видят.
Он съел несколько булочек. Открыл бутылку молока и перевернул ее над стаканом. Пока молоко вытекало, он успел съесть еще одну булочку. Все жидкости стали невыносимо вязкие.
Позавтракав, Винсент приободрился. Надо бы заплатить, но как?
Он вышел из кафе и направился вниз по улице. Было раннее утро, хотя время больше не зависело ни от солнца, ни от часов. Огни на светофорах не менялись. Он сел на скамейку в небольшом сквере и долго наблюдал за городом и часами на «Коммерц-билдинг». Но, как и все остальные часы, эти тоже стояли. Точнее, их стрелки двигались слишком медленно, чтобы это движение можно было увидеть.
Прошло не менее часа, прежде чем сменились огни на светофоре. Но все же они сменились. На другой стороне улицы стояло здание. Винсент выбрал на нем точку и стал наблюдать за положением машин относительно этой точки. Оказалось, что машины движутся — за минуту они сместились на целый корпус.
Тут Винсент вспомнил, что забрел далеко от своего офиса, и забеспокоился. Лучше пойти на работу, как бы ни было рано. Или казалось, что рано.
Он отметился на входе. В офисе никого не было. Он решил не смотреть на часы и очень осторожно обращаться с предметами из-за их странной хрупкости. За исключением этих моментов, все остальное выглядело как обычно. Как раз накануне он заявил, что, будь у него пара лишних дней, он переделал бы все накопившиеся дела. Поэтому сейчас он решил спокойно поработать. Если не стрясется чего-нибудь еще.
Несколько часов он заполнял таблицы и составлял отчеты. В офисе так никто и не появился. Наверное, что-то стряслось? Определенно, стряслось. Сегодня не праздник и не выходной. Значит, офис пуст по иной причине.
Сколько часов может потратить на выполнение задачи усидчивый и целеустремленный человек? Час проходил за часом. Винсент не проголодался и не сказать чтобы устал. Но переделал кучу работы.
— Должно быть, половину. Не знаю, как это получилось, но я наверстал, по меньшей мере, один день. Продолжу в том же духе.
В поте лица он трудился еще восемь или девять часов, пока не переделал остаток работы.
— Ну а теперь можно поработать в счет будущего. Сделать разметку и перенести шаблоны. Занести в таблицы все данные, кроме показателей из будущих отчетов.
Так он и сделал.
— Теперь меня работой не завалить. А сегодня я вообще могу валять дурака. Не представляю, какой нынче день, но я проработал часов двадцать кряду, а никто так и не появился. Похоже, и не появится. Если они передвигаются с той же скоростью, что и люди из уличного кошмара, стоит ли удивляться, что их нет до сих пор.
Он сложил руки на стол и опустил голову. Последнее, что он увидел, перед тем как закрыть глаза, — уродливый большой палец на левой руке, который он машинально прятал от чужих глаз.
— По крайней мере, я уверен, что я — все еще я. По этой примете я узнаю себя в любой неразберихе.
И он заснул, сидя за столом.
Дженни появилась под торопливый перестук высоких каблучков, и Винсент проснулся.
— Почему вы здесь спите, мистер Винсент? Вы провели в офисе ночь?
— Не знаю, Дженни. Честное слово.
— Да я шучу. Я и сама не прочь вздремнуть за столом, когда прихожу раньше времени.
На часах было без шести восемь, и секундная стрелка двигалась с обычной скоростью. Время вернулось в мир. Или персонально к нему. А может, это долгое утро было всего лишь сном? Тогда это очень продуктивный сон. Чарльз Винсент выполнил работу, которую не сделал бы и за два дня. А день продолжался все тот же.
Он подошел к питьевому фонтанчику. Вода вела себя как обычно. Поток машин за окном двигался в привычном ритме: иногда медленно, иногда бестолково, но как всегда.
Подошли остальные коллеги. Двигались они не со скоростью метеора, но и не требовалось наблюдать за ними по несколько минут, чтобы удостовериться, что они живы.
— У этого утра были свои преимущества, — сказал себе Чарльз Винсент. — Я остерегся бы жить так постоянно, но переходить в такое состояние на несколько минут в день, чтобы выполнить многочасовые дела, было бы очень удобно. А может, следует показаться врачу? Вот только как объяснить, что меня беспокоит?
Теперь он точно знал, что между его пробуждением в шесть утра и моментом, когда каблучки Дженни разбудили его во второй раз, прошло чуть менее двух часов. Как долго длился второй сон и в каком временном анклаве? И как считать, сколько времени прошло? Из-за утренней неразберихи он вышел из дома позже, чем обычно. Потом он в замешательстве бродил по городу — километр за километром. Потом просидел несколько часов в сквере, изучая ситуацию. И еще сложно сказать, сколько времени он провел за рабочим столом.
Ну что ж, надо идти к врачу. Человек не обязан выставлять себя дураком перед всем миром, но перед адвокатом, священником и врачом приходится время от времени это делать. Профессиональная этика удерживает этих людей от явных насмешек.
Доктора Мейсона вряд ли можно было считать другом. С некоторым беспокойством Чарльз Винсент осознал, что у него нет близких друзей, только знакомые и коллеги. Словно он представлял иной вид, отличный от остальных. Сейчас ему захотелось, чтобы у него был друг.
Мейсона он знал уже много лет. У доктора отличная репутация. Кроме того, Винсент уже находился в клинике, и его пригласили в кабинет. Так что придется идти и что-то говорить… Что ж, такое начало не хуже любого другого:
— Доктор, я в затруднительном положении. Я должен либо придумать какие-нибудь симптомы, чтобы оправдать свой визит, либо извиниться и сбежать, либо честно рассказать о том, что меня беспокоит, даже если вы подумаете, что меня поразила новая форма безумия.
— Винсент, каждый день люди выдумывают симптомы, чтобы оправдать свой визит к врачу. Я понимаю, что им не хватает мужества изложить настоящую причину. Каждый день люди извиняются и сбегают. Но опыт подсказывает мне, что я заработаю больше денег, если вы выберете третью альтернативу. И еще, Винсент, новых разновидностей безумия не существует.
— Возможно, это прозвучит не так глупо, если я расскажу все быстро, — сказал Винсент. — Проснувшись сегодня утром, я стал свидетелем очень загадочных событий. Казалось, остановилось само время или весь мир перешел в фазу сверхмедленного движения. Вода не текла и не кипела, огонь не грел пищу. Часы в мире остановились, по крайней мере, я так решил. Их стрелки проползали, возможно, минуту за час. Люди, которых я увидел на улице, казались мертвецами, застывшими в неестественных позах. Только после продолжительного наблюдения за ними я понял, что в действительности они двигаются. Я встретил такси, которое ползло медленнее самой ленивой улитки, а за его рулем сидел покойник. Я подошел к машине, открыл дверь и потянул ручной тормоз. Через какое-то время я понял, что мужчина не мертв. Но он наклонился вперед и разбил о руль лицо. Потребовалась целая минута, чтобы его голова преодолела расстояние менее четверти метра, но я не смог предотвратить удар. Потом я делал другие странные вещи в мире, который умер на ногах. Я прошагал много километров по городу, после чего отдохнул в сквере — не знаю сколько часов. Затем пришел в офис и принялся за дела. Я переделал объем работы, на который обычно потратил бы, наверное, часов двадцать. А потом уснул прямо за столом. Когда меня разбудили коллеги, было без шести минут восемь — то же самое утро того же самого дня. С момента, когда я проснулся первый раз, прошло меньше двух часов, и время вернулось к норме. Но все, что произошло за этот период, никак бы не уместились в два часа.