Габриэль-Эрнест - Гектор Монро

Саки (Г. Мунро)

Габриэль-Эрнест

— В лесах появился дикий зверь, — сказал художник Каннингэм, когда они подошли к станции. За всю дорогу он не сказал ничего другого — но поскольку Ван Чеел болтал без умолку, он просто не заметил молчаливого настроения спутника.

— У нас? Да нет, ничего страшнее пары лисиц и ласок в наших лесах не встретишь, — ответил Ван Чеел. Художник промолчал.

— Что вы там такое говорили о зверях? — спросил Ван Чеел уже на платформе.

— Что?.. А, ничего. Фантазии, — махнул рукой Каннингэм. — Однако вот и поезд!

В тот же вечер Ван Чеел решил, как частенько делал, пройтись по своим лесным угодьям. В его кабинете стояло чучело выпи, он знал названия многих местных растений, — так что, возможно, его тётушка была в чём-то права, когда говорила о нём как о великом натуралисте. По крайней мере, он был отменным пешеходом и гулял много и охотно. Притом он держал за правило во время прогулок запоминать всё увиденное — не столько для того, чтобы содействовать прогрессу естествознания, сколько чтобы иметь темы для разговоров. Когда, скажем, расцветали колокольчики, Ван Чеел немедленно предавал сей факт гласности; разумеется, самое время года должно было намекнуть слушателям на вероятность подобного события, однако последние чувствовали, по крайней мере, что Ван Чеел их не обманывает.

Однако то, что Ван Чеел обнаружил в этот раз, несколько выбивалось за рамки повседневного опыта. На гладкой каменной плите, нависшей над берегом глубокого озерца в дубовой роще, привольно раскинулся, подставив солнцу мокрую смуглую кожу, мальчик лет шестнадцати на вид.

Влажные мокрые волосы облепляли его голову, светло-карие глаза — такие светлые, что блестели почти тигриным, оранжевым блеском — с ленивой настороженностью изучали Ван Чеела. Явление паренька оказалось настолько неожиданным, что Ван Чеел внезапно для себя задумался, прежде чем заговорить. В самом деле — откуда взялся здесь этот диковатого вида подросток? Правда, месяца два назад у мельничихи пропал сын — скорее всего, упал в мельничный ручей, — но то был совсем малыш, а не такой, уже довольно взрослый паренёк.

— Что ты тут делаешь? — строго спросил Ван Чеел.

— Загораю, как видите, — ответствовал парнишка.

— А где ты живёшь?

— Здесь, в лесах…

— Нельзя же жить в лесу, — возразил Ван Чеел.

— Почему же? Тут очень хорошие леса, — несколько снисходительно ответил мальчик.

— Но где ты спишь ночью?

— Ночью? Ночью я не сплю.

У Ван Чеела начало появляться неприятное, раздражающее чувство — то ли ему морочат голову, то ли он чего-то недопонимает.

— Хм! А чем же ты питаешься? — подумав, спросил он.

— Мясом, — сказал мальчик. Он произнёс это слово медленно и с заметным удовольствием, словно наслаждался самим звуком.

— Мясом! Каким мясом?

— Если вам интересно — мясом кроликов, диких птиц, зайцев; затем, конечно, домашняя птица и ягнята — это в сезон; ну, и дети, если случится поймать. Вообще-то ночью они заперты в доме, а я охочусь как раз ночью, так что детского мяса я не ел уже около двух месяцев.

Не обращая внимания на явную насмешку, содержавшуюся в форме последнего ответа, Ван Чеел решил попытаться выяснить вопрос о возможном браконьерстве.

— По-моему, твоя похвальба насчёт кроликов — это просто фига в кармане, — заметил он (учитывая свойства туалета юного купальщика, а вернее, полное отсутствие оного туалета, Ван Чеел выразился не вполне удачно). — Здешних кроликов не так-то легко поймать.

— Ночью я охочусь на четырёх ногах, — последовал довольно загадочный ответ.

— Ты хочешь сказать — с собакой? — уточнил Ван Чеел.

Мальчик не спеша перекатился на спину и тихо рассмеялся — смех его был не слишком приятен и напоминал одновременно негромкое ворчание зверя.

— Не думаю, что найдётся пёс, который захотел бы составить мне компанию — особенно ночью, — возразил он.

Ван Чеел начал подозревать, что в этом мальчике со странными глазами и странной речью есть нечто загадочное.

— Я не могу допустить, чтобы ты оставался в лесу, — заявил он решительно после некоторого размышления.

— А я не могу поверить, что вы предпочтёте видеть меня в своём доме, — заметил подросток.

Действительно, представить себе этого нагого лесного жителя в аккуратном доме Ван Чеела было непросто.

— Если ты не захочешь пойти со мной, мне придётся тебя заставить, — пригрозил Ван Чеел.

Мальчик мгновенно извернулся, прыгнул в воду и в один миг преодолел больше половины разделявшего их расстояния — только блеснуло в воде, как молния, его тело. Движение, обычное для выдры — но несколько пугающее у человеческого ребёнка. Ван Чеел невольно качнулся назад, поскользнулся и распростёрся на земле. В следующее мгновение странные жёлтые глаза мальчика сверкнули на расстоянии фута или полутора от его собственных. Ван Чеел инстинктивно поднял руку к горлу, мальчик рассмеялся своим странным смехом, и был таков — только чуть качнулись кусты и высокая трава.

— Просто удивительно — настоящее дикое животное! — пробормотал, поднимаясь на ноги, Ван Чеел. Тут же ему вспомнились слова Каннингэма о «диком звере».

Не спеша шагая домой, Ван Чеел перебирал в уме местные слухи, которые можно было бы связать с этим удивительным юным дикарём.

Меньше стало дичи в лесах; пропадает с ферм домашняя птица; кто-то крадёт с пастбищ ягнят; зайцы стали ловиться куда реже, чем прежде… Неужели этот странный дикий мальчик действительно охотится тут с ловким псом? С другой стороны, он хотя и говорил о «четырёх ногах», но намекнул в то же время, что ни одна собака «не хотела бы составить ему компанию, особенно ночью». Сплошные загадки!

И так он шёл и вспоминал все известные ему случаи браконьерства или кражи скота или птицы — и вдруг остановился, как будто налетев на невидимую преграду. Так же резко остановилось и плавное течение его мыслей. Тот ребёнок, что пропал два месяца назад… по общепринятой версии, он свалился в мельничный ручей, который и унёс тело; но ведь мать ребёнка говорила, что слышала крик совсем с другой стороны — не от ручья, а с холма. Бред, разумеется… и всё же лучше бы мальчишка не шутил насчёт детского мяса, которое якобы ел два месяца назад. Такое не говорят даже в шутку!

Вопреки обыкновению, Ван Чеел не был расположен обсуждать своё небольшое приключение в лесу. Его репутация как советника приходской общины и мирового судьи могла бы быть несколько подорвана наличием в его угодьях, на его земле столь сомнительной личности; более того, не исключалась возможность того, что именно от него, лица ответственного за происходящее в принадлежащих ему землях, потребуют возмещения за причинённый ущерб. За ужином Ван Чеел был необыкновенно молчалив.