Утренняя пробежка - Владимир Золотарёв

Владимир Золотарев

УТРЕННЯЯ ПРОБЕЖКА

ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ

ОТ АВТОРА

Моя мать — мудрая женщина — всегда подтрунивала над моим честолюбивым юношеским желанием стать писателем. «Оставь блажь, — наставляла она. — Овладей вначале профессией, стань настоящим специалистом, а потом пиши все, что хочешь». Так и вышло. Специалистом стал, да вот писательством заняться времени не оказалось. В первые сборники «Вернячок», «Советы лицедея» вошли рассказы, которые пролежали в столе лет тридцать пять. Они были написаны в юные годы. Сборник, который вы держите в руках, появился на свет в результате настойчивых пожеланий друзей и знакомых, которые частенько донимали меня просьбами: «Напиши еще!!» Вот и написал. Это самая свежая «проба пера». На писательские лавры не претендую. В своих рассказах ни с кого портретов не писал, клеймить никого не собирался, а просто хотел обратить Ваше внимание на курьезные, комедийные случаи и узнаваемые ситуации. Может быть, Вы улыбнетесь вместе со мной. Без юмора нет жизни. Он помогает нам стать мудрее, стойко переносить невзгоды и неурядицы и верить в лучшее и доброе в человеке. Улыбаясь, мы легко прощаем человеческие слабости и расстаемся с пороками.

ЭПИСТОЛЯРНЫЙ ЖАНР

Я застал еще жизнедеятельными представителей поколения, рожденного в 19 веке. Это были городские старушки и старички, чудом уцелевшие в кровавом кошмаре революций и войн. Они, не в пример нам, обладали удивительным умением излагать свои мысли и чувства на бумаге.

Конечно, старички не понаслышке знали о существовании телефона, но в разрушенном послевоенном Ростове домашний телефон был понятием из области знания о полезных вещах и предметах, общественный транспорт ходил из рук вон плохо и только почта функционировала четко, как часы.

Я часто видел свою бабушку за письменным столом с водруженными на нос очками.

— Странно, — удивлялся я. — Никто же не заставляет ее, как меня, писать, а она часами строчит письма.

В то время волшебный экран телевизора существовал разве что в воображении очкариков, начитавшихся фантастики, черная тарелка радиоточки в верхнем углу комнаты часто хрипела, так что ничего нельзя было разобрать, и только семейные разговоры и чтение уцелевших книг, журналов и, конечно, писем было единственным развлечением в долгие вечерние часы. При свете коптилки, позднее керосиновой лампы (электроэнергию часто отключали) бабушка зачитывала письма своих знакомых. Из них я узнавал о вещих снах Лидии Павловны, в которых ее посещали ангелы и давали полезные советы на все случаи жизни, о злых соседях Иван Петровича, задумавших путем хитрых интриг оттяпать у него часть коридора, о проказах кота Тошки — любимца семьи Глуховых и многое, многое другое. Запомнилась мне целая драма, которая нашла отражение в переписке моей бабушки и ее давней знакомой Любовь Васильевны Кирпичевой. Это была рыхлая, неимоверных размеров пожилая женщина с резким голосом и тяжелой одышкой. Она являла собой воплощение важности и непоколебимого достоинства. Но я был рад ее появлению в нашем доме, равно как и любому другому гостю, так как бабушка непременно накрывала на стол и поила гостей чаем. Естественно, я был тут как тут, ибо на столе невесть откуда появлялись нехитрые угощения тех лет: печенье, леденцы, сахарные подушечки с начинкой из повидла. Сладости настолько занимали мое воображение, что я плохо запомнил, о чем говорилось во время чаепитий. И теперь об этом искренне сожалею: уходил целый мир, сотканный из воспоминаний старших о пережитом, их малых радостей и горестей, их представлений о подлинной чести, порядочности и святой веры в победу добра над злом.

Но вернемся к драме. Началась она так. В один из очередных приходов Любовь Васильевны бабушка, как обычно, накрыла на стол к чаю. Все мое внимание было сосредоточено на банке с вишневым вареньем (где она ее только прячет?!), поэтому я не сразу понял, что произошло. Гостья, с каменным лицом, заторопилась домой. На бабушкины уговоры: «Как же так? Мы даже не поговорили!» — она заявила, что очень спешит, и, откланявшись, ушла.

Через пару дней бабушка получила открытку. «Уважаемая Зоя Ивановна! Я никак не ожидала от Вас такой подлости. Мои искренние чувства к Вам и Вашей семье попраны самым недостойным образом. Разве я заслужила к себе такое отношение? Как Вы мог ли напоить меня испитым чаем? После такого оскорбления ноги моей не будет в Вашем доме. Горько разочаровавшаяся в Вас Л. В.».

Прочитав письмо, бабушка страшно расстроилась. И тут же написала ответ: «Дорогая Любовь Васильевна! Простите великодушно. Я вовсе не хотела Вас обидеть, а тем более оскорбить. Да, в чайник с утренней заваркой я подлила кипятка, так как у меня закончился сухой чай. В этом месяце из-за непредвиденных расходов у нас не хватило немножко денег до зарплаты. Неужели из-за этой вынужденной экономии будут порваны узы наших добрых, многолетних отношений. Сейчас купила хороший грузинский и милости прошу Вас ко мне в гости. Любящая Вас З. И.».

В четверг со второй половины дня бабушка в ожидании своей подружки часто выходила на балкон. И, наконец завидев приближающуюся мощную фигуру под зонтиком от солнца, как молодая, опрометью кинулась открывать входную дверь. Она постояла у открытой двери, прислушиваясь к шагам на лестнице, но в парадном было тихо. «Странно, — подумала бабушка. — что ее могло задержать? Она же уже почти входила в дом». Бабушка вновь поспешила на балкон. Велико же было ее удивление, когда она увидела, как колышущаяся фигура под зонтиком быстро удаляется от дома и уже заворачивает за угол.

Два дня бабушка томилась в неизвестности, порывалась писать письма, но сейчас же их рвала. На третий день пришло письмо, все разъяснявшее. «Уважаемая Зоя Ивановна! Я могла ожидать от Вас всего, но только не этого! Я искренне простила Вас и с лучшими намерениями шла в Ваш дом. Но какое коварство ожидало меня! Я увидела Вас на балконе, и Вы явно увидели меня. И как же Вы поступили! Вы спрятались от меня. Какой стыд! Я ушла от Вашего дома, как оплеванная, и проплакала весь вечер. Думаю, что теперь отношения между нами прерваны навсегда. Прощайте, и Бог Вам судья. Л. В.».

Бабушка была сама не своя, порывалась тотчас ехать к своей подруге, призывала нас в свидетели. Моя мать, которая работала на двух работах и страшно уставала, только посмеивалась: «Надо же, страсти-мордасти какие на пустом месте». Молчун дядька был более определен в высказываниях: «Что ты носишься с этой дурой,