Колдунья - Филиппа Грегори

Филиппа Грегори

КОЛДУНЬЯ

ГЛАВА 1

Во сне я почуяла адское зловоние проходящей мимо ведьмы и, укрывшись с головой грубым шерстяным одеялом, зашептала: «Святая Мария, Матерь Божья, моли Бога о нас», чтобы она защитила меня от этого кошмара. Потом я услышала крик и страшное потрескивание алчного пламени. От страха я окончательно проснулась и села на своем убогом ложе.

По стенам кельи метались желтые и алые отблески огня, до моего слуха доносились пронзительные крики и возбужденные мужские голоса. Я сразу поняла, что случилось самое худшее: лорд Хьюго пришел нас уничтожить и напал на аббатство. Этого мы и опасались, поскольку инспекторы короля Генриха решили, что мы богаты, и в качестве предлога обвинили нас в безнравственности. Кое-как натянув на себя одежду, я схватила четки и накидку, сунула ноги в башмаки, распахнула дверь и выглянула в заполненный дымом коридор, куда выходили кельи послушниц.

Здание аббатства было построено из камня, но горели деревянные балки, а также стропила и деревянные полы. Языки пламени у меня под ногами пробирались вверх.

Я услышала чей-то тоненький писк, полный ужаса, и поняла, что этот малодушный голос принадлежит мне. Слева сквозь узкие щели открытых окон к моему лицу, словно голодные змеи, тянулись красноватые клубы дыма. Я выглянула в окно, и глаза мои наполнились слезами: по заросшему монастырскому двору среди бушующего пламени сновали черные фигуры, нагруженные сокровищами, нашими сокровищами, священными сокровищами из церкви. А посередине пылал огромный костер. Эти богохульники, сатанинское воинство, срывали с наших книг обложки, усыпанные драгоценными камнями, а сами книги летели в огонь, беспомощно порхая страницами. Рядом на большой чалой лошади сидел человек, черный, как сама смерть; закинув голову назад, он дьявольски хохотал — это был сам лорд Хьюго.

В смятении и страхе я заплакала и закашлялась от дыма. За моей спиной находились кельи, в которых все еще спали юные послушницы, сестры мои во Христе. Я сделала два шага по коридору, собираясь колотить в двери и кричать, чтобы они поскорей просыпались и спасали свои души от дьявола, ворвавшегося через ворота, чтобы спасались от пламени, охватившего монастырь. Я протянула руку к первой двери, но из-за густого дыма не смогла проронить ни звука. Крик застрял в горле, однако мне удалось проглотить его, и я снова попыталась закричать. Не успев стряхнуть остатки сна, я с трудом передвигала ноги, бессильная и безгласная, клубы серы окутывали меня, глаза застилал дым, в ушах стояли крики еретиков, осужденных на проклятие и вечные муки. Наконец слабой рукой я постучала в дверь. Но не услышала ни звука.

Ни единого звука.

В отчаянии я застонала и, подобрав юбки, побежала, как крыса из горящего стога сена, бросив своих сестер, забыв про долг, отрекшись от жизни, которую сама выбрала. Сломя голову я понеслась по крутой винтовой лестнице. Дверь внизу была заперта на засов; возле нее находилась келья матушки моей во Христе, настоятельницы монастыря аббатисы Хильдебранды. Я остановилась. Только ради нее одной я должна была рискнуть жизнью. Для спасения сестер нужно было кричать, для спасения матушки Хильдебранды — сгореть заживо, и на эту жертву она имела полное право. Надо было сорвать дверь с петель, орать что есть мочи и звать ее, нельзя было ее оставлять. Она была моей защитницей, моей матушкой и спасительницей. Без нее я была бы никем. Я медлила лишь полсекунды, но, почуяв запах дыма, сочившегося из-под двери трапезной, бросилась к задней двери, отодвинула засов и выскочила туда, где в темноте едва виднелись грядки нашего огорода.

Из недр аббатства доносились голоса, но здесь, в саду, все было тихо. Я помчалась по дорожкам английского сада к внешней стене, где находилась дверца. В ушах бешено стучала кровь, но я услышала звон и треск лопающихся от жара витражей, а потом грохот, словно кто-то швырнул в окно тяжелый канделябр или серебряную тарелку. За дверцей шумел речной поток, который с плеском ударял о камни; он звал меня обратно в мир, словно бес, сидящий во мне, протянул туда указующий перст.

Еще оставался шанс, дверца передо мной была пока закрыта. Я колебалась, проверяя, хватит ли у меня мужества вернуться: я представила, как колочу в двери, бью окна, громким голосом зову матушку Хильдебранду и сестер, как держу матушку за руку, готовая встретить гибель вместе со всеми.

Но уже через мгновение я распахнула дверцу в стене, ограждавшей сад, и вырвалась на свободу.

Как я бежала, не видела ни одна душа.

Лишь очи Господа и Его Матери, да благословится имя Ее, следили за мной и жгли мне спину. Я бежала, подоткнув юбки, бросив разрушенную часовню и пылающее аббатство. Бежала со всей прытью предателя и труса. И лишь единственный тоненький крик я услышала позади, но он сразу оборвался. Кто-то звал на помощь, однако было уже слишком поздно.

И я даже на секунду не остановилась. Я бежала, будто распахнутые врата ада наступали мне на пятки, бежала, оставив умирать свою матушку и сестер. И я вспомнила о Каине, который убил брата. Я бежала к деревне Боуэс; ветви деревьев и усики плюща хлестали меня, и я, вся исполосованная, бежала и думала, что, подобно Каину, навсегда отмечена проклятием Господа.

Мора собиралась лечь в постель, когда у двери амбара услышала какой-то шум, кто-то царапался и жалобно подвывал, словно собака, наказанная хозяином. Мора замерла и подождала, прежде чем идти к порогу. Она была женщина мудрая, знахарка и провидица, многие обращались к ней за исполнением желаний, надеясь на ее темный дар, и ни один не уходил разочарованным. Разочарование наступало позже.

Она гадала: кто это может быть? Ребенок? Одинокий плач был так слаб, словно плакал больной ребенок. Но что он делает у ее двери ночью? Может, девушка с округлившимся животом потихоньку выскользнула из дому, пока спал ее тяжелый на руку отец? Может, пожаловал гость из темного мира, приняв обличье черной кошки или волка? А вдруг явился бестелесный ужасный дух?

— Кто там? — проскрипела Мора старческим голосом.

Молчание. Так молчит человек, у которого нет имени.

— Как тебя зовут? — спросила Мора, встревожившись не на шутку.

— Сестра Анна, — раздался ответ, тихий, как вздох умирающего.

Шагнув вперед, Мора открыла дверь и увидела девушку. В тусклом свете свечи бритая голова ее неприятно блестела, лицо было покрыто пятнами и полосами грязи, а глаза наполнены страхом.