«Карьера» Русанова. Суть дела - Юрий Васильев

Юрий Васильев

«Карьера» Русанова

Суть дела

«Карьера» Русанова

Посвящается А. В. Жигулину

Часть I

Поселок Та-Саланах.

5 июля 1959 года.

Следователь Та-Саланахского отделения милиции лейтенант Кузьмин, рассмотрев материалы уголовного дела №266,

установил:

5 мая 1959 года автоинспектор Та-Саланахской автоинспекции Самохин К. В., возвращаясь с дежурства, услышал в районе Кирпичного переулка крики о помощи. Прибыв на место происшествия, Самохин обнаружил в тамбуре дома № 7 полураздетую женщину в состоянии глубокого опьянения, а в комнате на полу был обнаружен гражданин Русанов Г. В., находящийся в бессознательном состоянии, как установлено медицинским освидетельствованием, вследствие проникающей ножевой раны в области спины и закрытого повреждения черепа.

Русанов Г. В. приехал в Та-Саланах из Магадана 4 мая сего года, чтобы устроиться на работу. Последние годы работал на пивзаводе в Хабаровске, в Благовещенске на санэпидстанции, рыбообработчиком на Курильских островах, грузчиком в Находке. Нигде подолгу не задерживался вследствие того, что болен алкоголизмом.

5 мая утром на автовокзале поселка Та-Саланах встретился с двумя людьми, которые назвали себя Японцем и Рябым. Все трое выпили в буфете, затем Японец предложил Русанову продолжить выпивку у знакомой женщины, которой оказалась Язвицкая В. К. Через час на квартире Язвицкой возникла драка. Причины драки Русанов не помнит. Его ударили бутылкой по голове. Больше он ничего не помнит и показать не может.

…Язвицкая Валентина Кирилловна ранее неоднократно предупреждалась о выселении на основании постоянных жалоб соседей на невозможность совместного проживания. Японца и Рябого ранее не встречала. Они попросили разрешения выпить у нее в комнате, потом она опьянела и заснула. Проснулась, когда Русанов лежал на полу без сознания, а указанные лица скрылись…

Следователь посмотрел в окно и усмехнулся про себя, подумав, что окно не выручит. Надо искать. А как ты будешь искать, если даже сам потерпевший несет какую-то чушь, сегодня одно, завтра другое?

Странный тип. Учился в университете. Бросил. Поездил по России не хуже путешественника. Говорит — искал где лучше. Знаем мы этих ищущих! Пьяницы и бездельники в лучшем случае.

Интересно, что искал он у этой гулящей бабы, где его пристукнули?

Так-то оно так. А все-таки… Он снова придвинул к себе постановление, обмакнул перо в чернила и после минутного раздумья написал:

Принимая во внимание, что установленный законом срок следствия истек, а лица, совершившие преступление, не установлены, и руководствуясь п. «б» ст. 204 УПК РСФСР,

постановил:

Уголовное дело по факту причинения гражданину Русанову Г. В. тяжких телесных повреждений производством прекратить, розыск преступников продолжать.

Следователь Кузьмин был уже совсем не молод и за свою долгую жизнь повидал достаточно, чтобы уметь держать себя в руках, но Русанова он в первый же день почти возненавидел. Лежит весь в бинтах, как мумия, и откровенно издевается.

— Не переживайте, следователь! Если у вас из-за меня неприятности по работе, вы только намекните, что надо сказать, и я скажу. В лучшем виде подам, в литературной обработке. Это противоречит вашим принципам? Бросьте, следователь! К чему сомнения? Надо делать так, чтобы тебе было лучше, а истина перебьется. Ей не привыкать… Искренне вам советую, пока я такой добрый и глупый, воспользуйтесь этим, потом будет поздно. Можете заодно водочки прислать… С водки я такой разговорчивый — умрете, до чего интересно! Исповедь сына века! Не хотите? Жаль!.. А то бы мы с вами на паях соорудили целый роман под названием «Карьера Русанова»…

Потом, уже в последнюю встречу, сказал:

— Вы меня извините, товарищ следователь. И плюйте на меня… Плевать на меня — одно удовольствие!

— Так-то оно так, — повторил следователь. — А все-таки…

Он запер дело № 266 в сейф и пошел спать.

1

Если бы тем майским утром тысяча девятьсот сорок девятого года Геннадию Русанову сказали, что через пять лет он будет валяться на грязных нарах в Усть-Кедоне, а через десять лет его привезут в больницу с ножевой раной в спине; если бы ему сказали, что все эти длинные, темные годы, наполненные хмельным ужасом и постоянным изо дня в день желанием уйти, уехать, убежать от самого себя, у него впереди, — он бы не поверил. Потому что в это просто нельзя было поверить, проснувшись от яркого, щедрого солнца, стелящегося по полу медовыми квадратами, от гомона за распахнутыми окнами и от того, наконец, что тебе исполняется сегодня семнадцать лет…

— Доброе утро! — сказал он себе. — Позвольте поздравить вас с днем рождения и пожелать вам всяческих благ, в первую очередь, чтобы ваш любимый преподаватель математики свернул себе шею. Нет, пусть живет, я нынче добрый. Экзамены сданы, тройка по алгебре заработана.

Он встал и посмотрел на себя в зеркало. Ну кто бы мог подумать, что в этой бурлацкой груди бьется нежное сердце? Никто не подумает: разве это плечи баловня судьбы? Но заметь себе, Гена, все в строгой пропорции, так что, в общем-то, ничего. Приличный такой мальчик, с некоторой даже томностью во взгляде, если приглядеться.

В дверь постучали.

— Войдите!

Вошел Сальери — огромный рыжий волкодав с извиняющейся мордой. Он сегодня проспал, не разбудил Геннадия вовремя и теперь виляет хвостом.

— Не виляй, старина, можешь отдыхать до осени, я набираюсь сил, и будить меня больше не надо… Эге, да у тебя опять ухо разодрано! Влетело, что ли?

Облезлый кот Тюльпан колошматил Сальери почем зря, отбирал еду, загонял под диван. Геннадий предложил было назвать его Моцартом, дабы восстановить историческую справедливость, но мама сказала, что это кощунство.

Часы за стеной пробили десять.

— Порядочные люди на работе. Ладно, я тоже сбегу. Поеду с Павлом в Измайлово, буду лежать на траве и смотреть в небо… Ну-ка, это что такое?

Геннадий взял с тумбочки листок бумаги и присвистнул:

— Ну, старина! Не ожидал. Спасибо! Это… приятно, в общем.

Когда Геннадию исполнилось пятнадцать лет, его отчим, профессор Викентий Алексеевич Званцев, сказал:

— Вот ведь беда какая. Просто не знаю, что тебе подарить. В магазинах одни золотые портсигары.

— Подарите мне машину, — посоветовал Геннадий.

— Машину? Хм… Резон, конечно, в этом есть, но что ты с ней будешь делать?

— Буду гонять на ней по дачному поселку. Там ни одного милиционера.

— Хорошо, — сказал профессор. — Считай, что моя «Победа» принадлежит тебе.

В день шестнадцатилетия Викентий Алексеевич подарил ему автомобильные краги и корочки для удостоверения шофера.

— Очень остроумно, — сказал Геннадий. — Кстати, нельзя ли сменить левый задний баллон? Не баллон, а лысина.

— Ты наглеешь!

— Фи, профессор! Разве это так уж много для единственного пасынка? Я ведь не прошу отделать щиток китайской черешней…

В конце концов, это была игра, потому что не все ли равно, кому принадлежит в этом доме собрание сочинений Элизы Ожешко, резной буфет или машина? И все-таки Геннадию было приятно держать сейчас в руках дарственную, по которой он с сего числа является владельцем «Победы».

— Милый ты мой ученый! — рассмеялся Геннадий. — Снова ты меня надул! Права я получу ведь только через год… Ладно, Викентий Алексеевич, за мной не пропадет. Когда я через десять лет буду в белой чалме разъезжать по заграницам и беседовать с послами и шахинями, я подарю вам самый лучший «кадиллак». Или кусочек пирамиды. Как прикажете…

Завтрак стоял на столе в гостиной, потому что в столовой натирали полы, а есть на кухне домработница Даша не разрешала. Это было бы нарушением устоев, которые она хранила свято…

Русановы жили в огромной квартире со множеством комнат, чуланов и переходов, с изразцовыми печами и постоянным сквозняком.

Геннадий любил эту прочную, старую квартиру со своим устоявшимся за многие годы запахом и даже со своим сверчком за печкой, но уютнее всего он чувствовал себя в кабинете профессора, в полутьме, где тускло светились золотые обрезы собранной еще отцом библиотеки.