Младшая дочь короля - Стелла Бэгуэлл

Пока автомобиль мчался по извилистым улочкам города, Доминик раздумывала над его словами. Когда Маркус остановился у светофора, она повернула к нему голову:

— Не понимали или не хотели понимать?

— Доминик, да вы дотошнее любого следователя! — добродушно расхохотался Маркус.

Обрадованная, что вопрос его не оскорбил, Доминик улыбнулась в ответ:

— Человек учится, задавая вопросы.

— Ну хорошо, — усмехнулся он, — дайте только доехать до кафе, и я вам это припомню!

Его шутливая реплика заставила Доминик вздрогнуть. Что отвечать, если он вздумает расспрашивать ее о студенческой жизни в Америке?

«Не будь дурой! — упрекнула она себя. — Расскажешь о занятиях, о подругах, а о Брайсе даже упоминать не будешь. Да и какое ему дело до твоих любовных историй?»

И она снова поморщилась от отвращения к себе, с горечью припоминая, что в этой единственной в ее жизни «истории» любовью, правду сказать, и не пахло. Обыкновенная юношеская глупость. На несколько недель она убедила себя, что по уши влюблена в Брайса; что же до него — он даже не давал себе труда притвориться, что видит в ней нечто большее, чем очередную «подружку на ночь».

Нет, о Брайсе думать не стоит. Слава богу, Маркус не отводит глаз от дороги; у нее есть несколько минут, чтобы расслабиться и выбросить из головы все тревоги. И Доминик твердо решила наслаждаться настоящим, не думая о том, что принесет ей недалекое будущее.

Несколько минут спустя Маркус припарковался у тротуара узкой, мощенной булыжником улочки, вдали от шума и ярких огней деловой части города.

Сквозь ветровое стекло Доминик с любопытством разглядывала небольшую таверну, совсем непохожую на безликие фаст-фуды, что, как грибы после дождя, выросли в последние годы по всему центру города. Беленые стены, черепичная крыша, зеленые дубовые ставни на окнах — от этого уютного домика веяло ушедшей европейской стариной. В деревянных ящиках под окнами пышно цвели разноцветные анютины глазки, а железная вывеска над входом возвещала, что «У Шонси» посетителей всегда ждет вкусный обед.

— Не помню этого места, — заметила Доминик. — Странно, неужели я никогда здесь не бывала? Здесь так мило!

— И, что самое главное, тихо, — подхватил Маркус.

Это замечание натолкнуло ее на новую мысль. Доминик нерешительно покосилась на Маркуса.

— Маркус, вы уверены, что нам стоит...

— Стоит что? — недоуменно обернулся он, расстегивая ремень безопасности.

Доминик смущенно пожала плечами.

— Я сразу об этом не подумала. Может быть, лучше не показываться вместе на людях? Газеты еще полны сообщениями об исчезновении короля: если нас с вами увидят вместе, чего доброго, подумают, что мы пустились во все тяжкие вместо того, чтобы оплакивать покойного!

Нахмурившись, он протянул руку к ее ремню.

— Не беспокойтесь о газетчиках, Доминик. Не думаю, что репортеры часто сюда заглядывают. А если кто-то нас и увидит — что с того? Пусть король мертв, но мы-то живы! Жизнь продолжается, и никто не требует, чтобы мы хоронили себя вместе с дорогими нам усопшими.

Прикусив губу, Доминик размышляла над его словами.

— Вы, конечно, правы, — ответила она наконец. — Нельзя вечно прятаться в замке. Но люди любят сплетничать.

Маркус повернулся к ней, и Доминик на мгновение задохнулась, в который раз пораженная ощущением его властной, всепобеждающей мужественности.

— О чем тут сплетничать, Доминик? Принцесса и королевский советник в холодный день зашли в кафе выпить по чашечке кофе — что здесь такого?

Взгляд ее скользнул вниз, к тонким пальцам, нервно теребящим край куртки. Рядом с Маркусом Доминик остро и болезненно ощущала в себе женское начало. Какая несправедливость — он-то рядом с ней никакого волнения не чувствует!

Эта мысль наполнила ее такой горькой досадой, что следующие слова вырвались сами собой:

— Нет, Маркус, вы не понимаете. Потому что не видите во мне женщину. — Вздернув голову, она бросила на него вызывающий взгляд. — Но я — женщина. А вы — разведенный мужчина.

Маркус усмехнулся удивленно и недоверчиво, словно не понимал, кому может прийти в голову такая безумная мысль. Его усмешка стала для Доминик пощечиной. Пусть она не такая красавица, как его бывшая жена, но и совсем непривлекательной ее не назовешь! В университете она вскружила головы двум или трем студентам...

Хотя, конечно, зеленые первокурсники — одно дело, а Маркус Кент — совсем другое.

— Не говорите глупостей, Доминик. Вы на двенадцать лет меня моложе. И потом, вы — принцесса Эдембурга, а я — простой смертный. Вам суждено выйти замуж только за принца, герцога или, на худой конец, маркиза.

— Я не говорю, что нас объявят женихом и невестой, — подняла брови Доминик. — Но люди могут решить, что у нас роман.

Лицо его исказилось гневом.

— Господи боже, Доминик!

Кипя от ярости, Доминик рывком распахнула дверцу.

— Вы правы. Как я могла хоть на секунду вообразить, что меня сочтут чьей-то любовницей! Для любовницы мне не хватает блеска: все, на что я способна, — стать послушной, бесцветной женушкой какого-нибудь зануды с голубой кровью!

Маркус не успел выйти из машины и помочь ей — она уже выскочила на мостовую.

Торопливыми шагами он подошел к ней. Доминик упрямо смотрела в сторону. Маркус твердо взял ее под локоть.

— Доминик, вы ведете себя как ребенок. Объясните, бога ради, что вас так разозлило?

Щеки ее запылали от унижения. Слезы обожгли горло. Господи, что за бес в нее вселился? Как решилась она вслух заговорить о том, о чем и думать-то себе запрещает?.. Теперь Маркус уверится, что она по-прежнему тайно вздыхает по нему — это долгих четыре года спустя!

Тихо застонав от досады, она прикрыла глаза и покачала головой.

— Простите, Маркус. Не знаю, что на меня нашло. Я очень сожалею. Пожалуйста, простите меня.

Несколько долгих мгновений он молчал, глядя в ее склоненное лицо. Наконец вздохнул.

— Идемте, — произнес он вдруг охрипшим голосом. — Кажется, опять начинается дождь.

В таверне было малолюдно: лишь несколько посетителей сидели за квадратными деревянными столиками, покрытыми скатертями в голубую клетку. С низкого потолка свисали старинные светильники; на каждом столе, едва рассеивая окружающий полумрак, мерцала толстая свеча в канделябре. В теплом воздухе витал запах жареной рыбы и чипсов.

Желудок Доминик болезненно сжался; в ужасе оттого, что ее может стошнить, она вырвала у Маркуса свою руку и резко отстранилась.

Маркус бросил на нее раздраженный взгляд.