Исток - Айн Рэнд

Роурк был совершенно обезоружен. Это казалось невероятным. Этого не мог желать этот человек. Было просто ужасно слышать, что он произносит такие слова.

— М-р Стоддард, — сказал он. Его голос звучал очень устало. — Боюсь, что вы ошибаетесь. Вряд ли я подхожу для вашей цели. Я не верю в Бога.

Он был удивлен, что на лице Стоддарда появилось выражение триумфа. Он не мог знать, что в этот момент Стоддард думал о том, какой мудрый человек этот Элсворс Тухи. Впервые за время всей беседы голос Стоддарда зазвучал убедительно. Это был голос старца, обратавшегося к юноше.

— Это не имеет значения. Вы глубоко религиозный человек, м-р Роурк. Только выражаете вы это по-своему. Я вижу это в ваших зданиях, Стоддард не мог понять, почему после этих слов Роурк долго молча и изумленно смотрел на него.

— Да, это правда, — наконец сказал он почти шепотом.

— Я называю это Богом, — продолжал Стоддард. — Вы можете выбрать любое другое имя. Но в этом здании я хочу, м-р Роурк, чтобы вы выразили силу своего духа. Выразите в этом Храме все самое лучшее, что в вас есть, и ваша работа будет выполнена.

Роурк согласился.

Доминика стояла перед дверью, на которой висела табличка:

«Говард Роурк, архитектор»

Она никогда раньше не была в его конторе. И долго боролась с желанием сюда придти. Но ей было просто необходимо увидеть место, где он работал.

Секретарша была поражена, когда она назвала себя. Роурк, когда она вошла в кабинет, улыбнулся. Он не был удивлен.

— Я знал, что ты придешь сюда как-нибудь, — сказал он. — Хочешь, я тебе все покажу?

— А что это такое? — спросила Доминика, указывая на глиняную модель здания посредине стола.

— Это Аквитания.

— Ты всегда это делаешь?

— Нет, не всегда, только когда встречается какая-либо трудная проблема. Люблю поиграть. Наверное, это будет мое любимое здание — оно очень трудное.

— Я тебя оторвала, — сказала она, указывая на его вымазанные в глине руки. — Продолжай. Я посмотрю, как ты это делаешь, если не возражаешь.

— Конечно, нет, — сказал он, и через минуту забыл о её существовании. Она наблюдала, как он возводит стены, потом разрушает их и начинает все сначала.

Как только Роурк начал работать над эскизами к Храму, он сказал своей секретарше, чтобы она разыскала ему Стивена Мэллори — того молодого скульптора, который стрелял в Тухи.

В течение двух дней секретарша обзвонила все галереи, архитекторов, искусствоведов, но никто не знал, где его найти. На третий день она оказала Роурку, что она разыскала один адрес, где, может быть, он живет, но там нет телефона, и это за городом. Роурк продиктовал ей письмо. Но прошла неделя, а ответа все не было. Прошло еще несколько дней, и, наконец, Мэллори позвонил и спросил, зачем Роурк хочет его видеть. Роурк ответил, что он хотел бы, чтобы Мэллори выполнил скульптурную работу для его здания.

— Какого? — спросил Мэллори. Его голос звучал безжизненно.

— Храм Стоддарда. Может быть, вы слышали.

— Конечно, слышал. Кто об этом не слышал. И вы заплатите мне столько же, сколько своему пресс-агенту?

— Я не плачу пресс-агенту. А вам я заплачу столько, сколько вы захотите.

— Ну, конечно! Вы ведь знаете, что это будет немного.

— Когда бы мы могли встретиться?

— Когда хотите, ведь я совершенно свободен.

— Тогда завтра в два часа.

— Хорошо, — сказал Мэллори. И добавил: — Мне не нравится ваш голос.

— Зато мне нравится ваш, — засмеялся Роурк. Жду вас завтра.

— Хорошо, сказал Мэллори и повесил трубку.

Но Мэллори не пришел. Прошло еще три дня, но от него ничего не было слышно. Роурк решил разыскать его сам.

Он нашел его в старом грязном доме на пятом этаже и постучал в дверь. Дверь открылась. На пороге стоял изможденный человек со спутанными волосами. Он встретил его неприветливо.

— Что вам надо? — спросил он.

— М-р Мэллори?

— Да.

— Я Говард Роурк.

Мэллори рассмеялся. Он был явно пьян.

— Значит, явились собственной персоной.

— Можно войти?

— Собственно, зачем? Роурк сел на перила лестницы.

— Почему вы не пришли в назначенное время?

— Ну что ж, я, пожалуй, скажу вам. Я хотел придти. Я даже уже было направился к вам, но по дороге я проходил мимо кинотеатра, и там шел фильм «Две головы на подушке», вот я и зашел. Мне просто необходимо было посмотреть этот фильм, — сказал Мэллори, ухмыляясь.

Роурк вошел в комнату. Это была грязная узкая дыра. Незастеленная постель, заваленная газетами и грязной одеждой, тут же газовая плита.

Роурк смахнул на пол книги с единственного стула и сел. Мэллори стоял перед ним, слегка покачиваясь.

— Вы выбрали неправильную тактику, — сказал Мэллори. — Вы, наверное, здорово на мели, раз гоняетесь за таким скульптором как я. Вам надо было бы сделать не так — Вы вызываете меня к себе в контору. Я прихожу — вас нет. Во второй раз вы заставляете меня ждать полтора часа, затем выходите в приемную, здороваетесь со мной за руку, и спрашиваете, не знаю ли я м-ра Вильсона и говорите, что это просто замечательно, что у нас есть общие знакомые, но что сегодня вы заняты, а вот скоро вы пригласите меня пообедать с вами, и тогда мы поговорим о деле. Так тянется два месяца. Затем вы заявляете, что я никуда не гожусь и выбрасываете мою работу на помойку, а заказ отдаете какому-нибудь Бронсону. Вот как это делается, м-р Роурк.

Говоря это, Мэллори внимательно следил за реакцией Роурка.

— Мне нравятся ваши здания, — продолжал он. — Вот почему я не хотел встречаться с вами. Чтобы мне потом не было противно смотреть на них. Я хотел думать, что вы достойны ваших зданий.

— Может быть, это так и есть.

— Так не бывает.

Он сел на кровати, не спуская с Роурка испытующего взгляда.

— Послушайте, — отчетливо и осторожно выбирая слова, сказал Роурк. — Я хочу, чтобы вы сделали статую для Храма Стоддарда. Дайте мне лист бумаги, и я сейчас же составлю контракт. Если я возьму другого скульптора или не воспользуюсь вашей работой, я обязуюсь заплатить вам миллион долларов.

— Вы можете говорить нормально. Я совсем не так пьян. Я все понимаю.

— Так как же?

— Почему вы выбрали меня?

— Потому что вы хороший скульптор.

— Это неправда.

— То, что вы хороший скульптор?

— Нет. Что вы поэтому пришли. Кто посоветовал вам нанять меня?

— Никто.

— Какая-нибудь из моих любовниц?

— Я не знаю ваших любовниц.

— Вы что, превысили бюджет на строительство?

— Нет. Сумма не ограничена.

— Жалеете меня?

— Нет. Почему я должен вас жалеть?

— Так почему же, черт побери?

— Я уже вам сказал. Причина простая: мне нравится ваша работа.

— Они все тоже так говорили. Так в чем же причина?

— Мне действительно нравится ваша работа. Мэллори оживился. Его голос звучал совершенно трезво:

— Вы хотите сказать, что вы видели кое-что из моих вещей, и вам понравилось, вам, самому, и вы решили пригласить меня именно по этой причине, не зная обо мне ничего — только благодаря моим скульптурам и тому, что вы в них увидели — и вы пошли искать меня сами — и терпели здесь от меня все эти оскорбления — только потому, что мои скульптуры заинтересовали вас — вы это хотите сказать?

— Вот именно. Глаза юноши расширились от удивления. На него было больно смотреть. Затем, покачав головой, он сказал:

— Нет. — Он наклонился вперед, умоляюще глядя на Роурка. — Послушайте, м-р Роурк. Я подпишу с вами контракт. Вы знаете, что мне некуда деваться. Достаточно взглянуть на мою комнату. Но почему вы не хотите сказать правду? Для вас это все равно — а для меня… для меня это так важно!

— Что вам важно?

— Понимаете… Я думал, что я больше никому не нужен. Но вот приходите вы… Ладно. Я попробую еще раз. Только скажите мне правду. Я не хочу думать, что я работаю для кого-то, кому нравится моя работа, а потом… Я больше этого не вынесу… Пожалуйста, скажите мне правду, мне будет спокойнее. Я буду вас больше уважать. Честное слово…

— Что с тобой, малыш? Что они с тобой сделали?

— Потому что… — вдруг заорал он, потом сразу перешел на шепот, — я два года пытался привыкнуть к мысли, что то, в чем вы сейчас пытаетесь меня убедить, не существует.

Роурк подошел к нему и взял его за подбородок.

— Ты дурак. Тебе должно быть безразлично, что я думаю о твоей работе, кто я такой и почему я здесь. Ты должен быть выше этого. Но если тебя это действительно интересует, я считаю тебя лучшим современным скульптором. Наверное, потому, что твои скульптуры — это не то, какие люди есть, а то, какими они могли бы и должны были бы быть.

У тебя есть уважение к человеческой личности. Твои скульптуры воплощают все героическое в человеке. И я пришел сюда не жалеть тебя, и не выручать. Я пришел из чисто эгоистических соображений — ради себя, а не ради тебя.