Исток - Айн Рэнд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если ты все же уходишь, хочу посоветовать тебе прекратить попытки купить Храм у Стоддарда. Он ни за что не продает его, так как целиком находится под моим влиянием. И деньги за переделки он от тебя не возьмет. Он хочет получить их от Роурка. Между прочим, Роурку вряд ли понравится, если он узнает про это.
Кстати, Доминика, адвокат м-ра Стоддарда спрашивает, может ли он вызвать тебя в качестве свидетельницы. Как эксперта по архитектуре. Ты, конечно, будешь давать показания в пользу истца?
— Да. Я буду давать показания в пользу истца.
Суд состоялся в феврале 1931 года.
Стивен Мэллори, Остен Хеллер, Роджер Энрайт, Кент Лансинг и Майк сидели вместе. Майк старался держаться ближе к Мэллори и встревожено глядел на него, когда до их слуха долетали обрывки оскорбительных разговоров. Наконец, Мэллори сказал:
— Майк, не бойся, я никого не застрелю. Ты знаешь, я вспомнил, как мы однажды засиделись в студии почти до утра, а потом выяснилось, что в машине у Доминики нет бензина, и мы все пошли пешком домой, и крыши домов уже были освещены солнцем…
— Ну, вот и отлично, и думай об этом, а я буду думать о каменоломне.
— О какой?
— Да была одна, и меня тошнило от одной мысли о ней.
Начали вызывать свидетелей. Первого вызвали Элсворса Тухи.
В своем выступлении Тухи доказал, что Стоддард вправе был ожидать от архитектора того, что вкладывали в выдающиеся религиозные монументы, возданные различными цивилизациями, другие архитекторы. Тухи вел себя не как свидетель в суде, а как оратор на митинге, и когда он воскликнул: «Храм Стоддарда — это отрицание всего нашего прошлого, это "Нет!", брошенное в лицо истории!», зал разразился аплодисментами. Семьдесят процентов присутствующих никогда не видели Храма.
Питер Китинг сказал, что Роурка исключили из института, так как он не отвечал требованиям этого учебного заведения, что Гай Франкон уволил его за то, что он не справлялся с работой.
— Вы могли бы дать профессиональную оценку работе м-ра Роурка?
— Я считаю её незрелой. Очень оригинальной, даже временами интересной, но незрелой.
В конце своего выступления Китинг, который — все почувствовали это — был пьян, истерически выкрикнул:
— Он не архитектор. Он самоучка. Почему я должен бояться сказать, что он ничтожество?! Почему вы все его боитесь?!
Роурк молча слушал свидетелей. Каждому он говорил:
— Вопросов не имею.
В этот вечер Мэллори, Хеллер, Майк, Энрайт и Лансинг собрались в комнате Роурка. Они пришли, не сговариваясь, по внутреннему побуждению. Они не говорили о суде. Роурк сидел на краю чертежного стола и рассказывал им о будущем производства пластмасс. Казалось, это он старается успокоить их, а не они его.
Этот же вечер Питер Китинг провел в пивной. Он лежал лицом в луже разлитого по столу пива и проклинал Роурка.
На четвертый день заседание суда возобновилось, и была вызвана Доминика. Мэллори ахнул. Майк крепко взял его за руку и усадил на место.
Адвокат специально решил вызвать Доминику последней: он много ждал от её выступления. Тем не менее он волновался. Она была единственная свидетельница, отказавшаяся давать показания на предварительном следствии.
— Ваше имя?
— Доминика Франкон.
— Ваше занятие, мисс Франкон?
— Журналистка.
— Ваш отец Гай Франкон — известный архитектор?
— Да. Мой отец должен был сегодня давать показания. Он не пришел. Он сказал, что ему не нравятся такие здания как Храм Стоддарда, но он считает, что мы ведем себя не по-джентельменски.
— Скажите, пожалуйста, мисс Франкон, что вы лично думаете о Храме Стоддарда?
— Я считаю, что м-р Стоддард сделал ошибку. Было гораздо правильней требовать не переделки здания, а полного уничтожения.
Адвокат облегченно вздохнул.
— Обзвоните вашу точку зрения, мисс Франкон.
— Она ничем не отличается от предыдущих свидетелей, г-н судья.
— Значит, вы согласны с их показаниями?
— Полностью. Я могу повторить слова м-ра Тухи: «Этот Храм является угрозой всем нам». Могу ли я сказать, как я их понимаю?
— Безусловно.
— Говард Роурк построил храм Человеческому Духу. Человек кажется ему существом гордым, чистым, мудрым и бесстрашным. Он считает его существом героическим. И этому героическому в человеке он и построил свой Храм. Храм — это место, где человек должен испытывать душевный трепет. Роурк считает, что этот трепет должен исходить из осознания человеком своей безгрешности, правдивости, порядочности, отсутствия у него чувства вины, способности стоять обнаженным при дневном свете и не стыдиться своего красивого сильного тела. Роурк думает, что этот трепет означает радость, а радость дана человеку от рождения. Он считал, что здание, построенное для человека — это священное место. Вот что думал Роурк о человеке и о духовном трепете. Но Элсворс Тухи думает иначе. Он считает, что храм — это символ человеческой ненависти. Он сказал, что суть духовного трепета в том, чтобы бояться, падать на колени и ползти. Элсворс Тухи сказал, что высшим проявлением человеческого сознания является понимание своей ничтожности и мольба о прощении. Чтобы иметь право войти в этот храм, человек должен встать на колени и целовать священные плиты пола. Элсворс Тухи — гуманист! Он любит человека!
— Мисс Фракон, мы, в сущности, обсуждаем здесь не Элсворса Тухи…
— Я не осуждаю Элсворса Тухи. Я осуждаю Говарда Роурка. Говорят, что здание должно соответствовать месту, на котором оно стоит. В какой стране построил Говард Роурк свой храм? Для кого? Посмотрите вокруг! Какая гробница станет святой от того, что в ней положат прах м-ра Стоддарда? Холькомба? Китинга? Элсворс Тухи прав. Этот храм — действительно святотатство, хотя не в том смысле, в каком он имел это в виду. Я думаю, м-р Тухи понимает это. Когда вы видите, что человек мечет бисер перед свиньями, не получая за это даже отбивной, вас возмущают не неблагодарные свиньи. Вас возмущает человек, который так мало ценит свой бисер.
— Мисс Франкон, мне кажется, что вы несколько отклонились…
— Дайте говорить свидетелю, — вдруг заявил судья. Ему уже давно наскучила эта говорильня, и ему нравилась фигура Доминики. Кроме того, он чувствовал, что назревает скандал.
— Ваша честь, возникают некоторые сомнения. В чью пользу вы даете показания? — спросил адвокат.
— Конечно, в пользу м-ра Стоддарда. Я называю причины, по которым м-р Стоддард должен выиграть это дело. Я поклялась говорить только правду.
— Продолжайте.
— Все свидетели говорили правду. Но не всю. Я хочу дополнить то, что они упустили из виду. Они говорили об угрозе. Они были правы. Храм Стоддарда — угроза во многих смыслах этого слова. Если бы его оставили в таком виде, в каком он есть, никто не имел бы права посмотреть в зеркало. А это очень жестоко но отношению к людям. Просите людей о чем хотите — просите их достичь богатства, славы, любви, ненависти, самопожертвования. Но не требуйте от него чувства собственного достоинства. Они возненавидят вас за это. Ну что ж, им виднее. У них есть на то свои причины. Они, конечно, не скажут, что ненавидят вас. Они скажут, что это вы их ненавидите. Это почти одно и то же. Какой же смысл приносить себя в жертву невозможному? Какой смысл строить здание для мира, который не существует?…
Храм Стоддарда должен быть разрушен. Но не для того, чтобы спасти от него людей, а для того, чтобы спасти его от них. Однако, какая разница? М-р Стоддард выйграет дело. Но у меня есть одно возражения по поводу того, что здесь происходит. Давайте разрушим храм, но не будем притворяться, что совершаем акт правосудия. Давайте признаем, что мы — кроты, и нам не под силу взобраться на горную вершину. Я прекрасно понимаю, что в настоящий момент мои усилия так же тщетны, как и Говарда Роурка. Это и есть мой Храм Стоддарда — мой первый и последний.
Стоддард выиграл процесс. Роурк должен был оплатить стоимость переделки храма. Он не стал обжаловать решение суда. Стоддард заявил, что храм будет переделан в Дом Стоддарда для умственно отсталых детей.
Доминика настаивала, чтобы её выступление было полностью напечатало в «Знамени», в противном случае угрожая своим уходом.
Алва Скаррет очень ценил её как журналистку, но он не решался сделать этого. Он дал каблограмму Вайнэнду, который в это время плавал на своей яхте где-то в Тихом океане. Через несколько часов он получил ответ: "УВОЛЬ СТЕРВУ. ГВ."
Это был приказ, не допускавший альтернативы даже в том случае, если бы Доминика уступила. Он был очень огорчен. Он не мог примиряться с мыслью, что должен уволить Доминику.
Тухи получил дешифрованную каблограмму через мальчика, которому он когда-то помог устроиться на работу. Положив её в карман, он пошел в кабинет Доминики. После суда он еще не видел её. Доминика опустошала ящики своего стола.