Чудеса в кастрюльке - Дарья Донцова

– Может, твоя бывшая свекровь разболтала подружкам?

Аська пробормотала:

– Розалия – могила, кладбище секретов. И потом, она же никуда не выходит, ни с кем не встречается.

Я уставилась в окно. Если господь хочет наказать человека, он отнимает у него разум. Никуда не ходит, ни с кем не встречается… А телефон? Розалия Никитична болтает по нему сутками, просто висит на проводе. Где гарантии, что она не поделилась с кем-нибудь потрясающим секретом? Хотя если бы Ляльку украли, то похититель потребовал бы выкуп, непонятно почему негодяй решил обогатиться за счет Бабкиной. И Ася и Сережа достаточно хорошо зарабатывают, но этих денег семье едва хватает на жизнь. Никаких особых накоплений у них нет.

– Вилочка, – забормотала Аська, – ты сумеешь, ты умная, ловкая, тебе все всегда удавалось, ты в нашем классе самая замечательная была. У тебя муж в милиции служит…

Ну не дура ли? Умение расследовать детективные ситуации не передается половым путем, это же не СПИД и не гонорея!

– Милая, любимая, – бубнила Ася на одной ноте с остановившимся взглядом, – найди мне Лялю, живую или мертвую, мне бы только взглянуть на нее, а то все время думаю, вдруг девочку мучают или на органы разделывают…

У изголовья кровати запищал какой-то прибор, в палату вошел доктор.

– Вам лучше уйти, – сказал он. Я послушно повернулась к двери.

– Нет, – крикнула Аська. – Вернись!

– Подождите, – велел доктор, – зря вы ее так разволновали. Кабы знал, что ее до такого состояния доведете, не пустил бы ни за какие пряники!

Аська прошептала:

– Наклонись.

Я нависла над ее сине-бледным личиком и почувствовала резкий запах лекарств.

– Если не станешь искать Ляльку, – прошелестела подруга, – покончу с собой, накоплю снотворных таблеток и съем да записку оставлю: «В моей смерти виновна Виола Тараканова». Живи потом дальше с этим камнем на шее.

Если бы Аська была здоровой и произнесла эти слова, сидя на кухне, она мигом бы получила от меня пощечину и твердо сказанное:

– Нет! Если хочешь, травись! В том, что случилось, никто, кроме тебя, не виноват!

Но Бабкина находилась в реанимации, голос ее срывался, руки дрожали, ей было очень плохо, что извиняло ее беспардонность и хамство.

– Я умру, – словно заклинание, повторяла Ася, – умру, если ты не поможешь, непременно умру.

– Хорошо, я сделаю, что смогу, только не нервничай.

Аська прищурилась.

– Ладно, а теперь повторяй за мной. Пусть Тамарка попадет под машину, если не найду Лялю.

– С ума сошла! – вскипела я.

Вот мерзкая баба! Аська слишком хорошо меня знает, она понимает, что я никогда не нарушу подобную клятву. На собственное здоровье и безопасность могу наплевать, но не стану рисковать жизнью Томы.

– Не хочешь, – просвистела Аська, – вот ты какая! Моя жизнь для тебя ничто! Так и знай, умру!

– Хорошо, – со злостью сказала я.

Терпеть не могу, когда мне выкручивают руки. До сегодняшнего дня Ася никогда так себя не вела. Но, с другой стороны, у нее до сих пор в жизни не случалось таких неприятностей. Не считать же грызню с мужем несчастьем.

– Хорошо, – повторила я, – если тебе от этого станет легче, пожалуйста! Пусть я попаду под машину, если не найду Лялю!

Аська откинулась на подушку, по ее лицу разлилось умиротворение. Я пошла к двери.

– Стой, – донеслось из-за спины. Я обернулась.

Ася, снова бело-синяя, с мрачно горящими глазами, торжественно произнесла:

– Не забудь, ты поклялась.

– Не волнуйся, – ответила я и собралась уходить.

– Погоди!

– Что еще?

– Видела когда-нибудь тело того, кто погиб под колесами? Имей в виду, это жуткая смерть! Помни о клятве, ты не можешь теперь меня обмануть! – пригрозила Ася.

Не говоря ни слова, я вывалилась в коридор. В душе боролись самые разнообразные чувства. С одной стороны, безумно хотелось отдубасить подругу, надавать ей зуботычин, с другой, было жалко глупую Аську, влипшую в невероятную историю. И еще Ляля! Вдруг ребенку грозит опасность. Аська сгоряча ляпнула про разборку на органы, но я-то знаю, что эта страшная вещь и впрямь может случиться с девочкой, хотя оказаться в руках у педофила еще хуже…

В полном смятении, с мыслями, разбегающимися в разные стороны, я отправилась домой. Олег небось опять явится за полночь, забьюсь в кровать и пораскину мозгами спокойно, приму ванну, лучше всего мне думается в теплой воде.

Мечтая о том, как погружусь в ароматную пену, я открыла дверь, споткнулась о нечто, стоящее почти на пороге, и ахнула. Весь коридор был заставлен коробками и завален узлами.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – заорала я. – Что у нас происходит? Мы переезжаем?

В ответ – тишина. В полном недоумении я отправилась в ванную мыть руки и обнаружила там еще пару полосатых сумок и маленького мальчика лет шести, самозабвенно пускавшего кораблики.

– Ты кто? – совсем растерялась я.

– Ваня, – ответил ребенок, расплескивая в разные стороны воду.

– В гости пришел?

– Нет, живу тут.

– Где?! В ванной?

– Не-а, в комнате.

Окончательно обалдев, я вошла в кухню и увидела около плиты толстую бабульку в ярко-синем байковом халате. Огромной вилкой старуха перевернула на сковородке отвратительно жирный кусок мяса и заорала:

– Ваняша, топай жрать!

Послышался легкий стук, и мальчик, мокрый с головы до ног, влетел на кухню. Не говоря ни слова, он влез на стул. Бабка грохнула перед ним тарелку, доверху набитую толстыми, как бревна, макаронами. На вершине горы покачивалась свиная отбивная. Светлое мясо обрамлял толстый слой сала. На мой взгляд, не лучший ужин для ребенка.

Мальчик схватил бутылочку с кетчупом, вытряхнул густую красную массу на макароны, уцепил жирный кусок пальцами и, игнорируя положенную возле тарелки ложку, принялся быстро-быстро жевать. Впрочем, я на его месте поступила бы точно так же. Попробуйте-ка подцепить чайной ложечкой макароны и отбивную, живо поймете, что лучше есть мясо руками!

Ни бабка, ни внучок не обращали на меня никакого внимания, вели себя так, словно находились одни. Я тихонечко вышла на лестницу и посмотрела на дверь снаружи. Может, я ошиблась и попала не в свою квартиру? Но нет! Получалось, что я живу тут вместе с непонятной парочкой и в окружении узлов.

– Чего стоишь? – раздалось сзади.

Я обернулась. Олег, потный и красный, выходил из лифта, держа в руках огромную коробищу. Судя по доносившемуся звяканью, в таре находилась посуда.

– Ты дома?!

Олег, отдуваясь, поставил короб на пол, вытащил сигареты и ответил:

– Пока нет, ты же видишь, я стою на лестнице, но, вероятно, через пару минут окажусь внутри квартиры.

Я облокотилась о перила. Олег медленно, но верно превращается в зануду. Может, у него начинаются необратимые старческие процессы в мозгу? Хотя, скорей всего, отпечаток наложила профессия. Попадались ли вам на глаза когда-нибудь милицейские протоколы? Знаете, там никогда не пишут: на шее золотая цепочка, а в бутылке вода. Нет, менты поступают по-другому, данная фраза на их суахили прозвучит так: на шее цепочка из желтого металла, похожего на золото, в бутылке жидкость без цвета и запаха, предположительно вода. Даже если на месте преступления обнаружат наглухо закрытую заводской пробкой бутылку боржоми, в протокол внесут: «Поллитровая стеклянная емкость с этикеткой „Боржоми“, внутри бесцветная жидкость, похожая на воду».

В конечном итоге это правильно, выводы должны делать не оперативники, а эксперты и следователи. Но, общаясь таким образом на работе, Олег приходит домой, где продолжает разговаривать таким же диким образом.

На вопрос: «Купил свежий батон?» – он преспокойно отвечает: «На первый взгляд, да, но точную дату выпечки не назову».

Позавчера он довел нас с Томочкой до нервной икоты. Мы купили новый кран на кухню, такой, который следует поднимать и поворачивать в разные стороны, чтобы добиться нужной температуры воды. До сих пор у нас был самый обычный смеситель, и мы с Томуськой принялись крутить новинку и обсуждать ее качество. Олег спокойно пил кофе. В какой-то момент он оторвался от чашки и задумчиво сообщил:

– У меня есть кое-какие предположения в отношении данного агрегата.

Мы с Тамарочкой повернулись к нему.

– Видите сверху два кружочка: красный и синий? – продолжил мой муж.

– Да, – ответила я.

– Так вот, если повернуть рычаг в сторону красного, – невозмутимо произнес Олег, – из него, вероятно, потечет горячая вода.

Пару секунд стояла тишина, потом Томуська, давясь от рвущегося наружу хохота, пробормотала:

– Кажется, Никитка заплакал, пойду проверю. Я посмотрела на Куприна, продолжавшего с довольным видом вкушать кофеек, и не утерпела:

– А у меня имеется не предположение, а уверенность.

– В чем? – спросил Олег.

– Знаешь, если повернуть сей кран в сторону синего кружочка, из него стопроцентно хлынет холодная вода!

Какое-то мгновение Куприн пялился на меня, потом резко встал и спросил: