Чудеса в кастрюльке - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она может ходить, только не хочет!
Не обращая внимания на реплики Андрея, я подошла к двери спальни Розалии и постучала. Ответа не последовало. Я повторила попытку и, не добившись результата, потянула створку на себя.
– Можно?
В комнате царила темнота, сквозь задернутые плотные шторы не проникал ни один луч света. Розалия Никитична, очевидно, приняла на ночь снотворное и теперь мирно почивала в пуховых одеялах. Этак она и до обеда продрыхнет, но мне недосуг ждать.
Поколебавшись пару секунд, я вошла в спальню, раздернула шторы и повернулась к хозяйке. Крик застыл в горле. Пожилая дама лежала на спине, голова ее, с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом, покоилась на большой подушке с кружевной наволочкой, сухонькая морщинистая рука, странно маленькая для грузного тела, безвольно свисала почти до полу.
Стараясь не заорать, я выпала в коридор, добрела до кухни и плюхнулась на табуретку.
– Уже уходишь? – любезно поинтересовалась Светка, продолжавшая щеголять в Аськином халате. – Скатертью дорога.
– Выпей чаю, – предложил более совестливый Андрей, – с тортом.
Не успел муж протянуть руку к картонной коробке, как жена мигом схватила ее и пихнула в холодильник.
– Ты чего? – удивился он.
– Торт несвежий, – объяснила свои действия супруга.
– А я только что ел… – пробормотал Андрей, – ничего показался.
– Розалия Никитична умерла, – сказала я.
– Может, крем очистить? – продолжил Андрей, потом осекся и уставился на меня. – Ты чего городишь?
Светка выскочила из кухни. Поднялась суматоха. Пока Андрей звонил в «Скорую помощь», я еще раз заглянула в спальню покойной и увидела Свету, беззастенчиво рывшуюся в большом комоде.
– Ты что делаешь? – возмутилась я.
– Бинт ищу, – совершенно спокойно сообщила наглая баба, – челюсть подвязать надо, а то потом так с разинутым ртом в гроб и положим.
– Иди отсюда.
– Еще чего!
Я схватила Светку за рыхлые плечи и стала подталкивать к выходу.
– С ума сошла, – заорала та, – между прочим, я у себя дома!
Мы со Светкой находимся в разной весовой категории, из ее тела запросто получится два моих, но вторая жена Андрюшки любит проводить свободное время у телика с пакетом чипсов или орехов, поэтому ее кости обтянуты не тугими мышцами, а салом. Я же ношусь целый день по городу и редко принимаю сидячее положение, к тому же все детство провела с мальчишками во дворе, отстаивая свой авторитет в драках. Очевидно, знания кулачного боя не ржавеют, потому что я мигом стукнула Светку под коленки и вытолкала гору жира в коридор. Потом повернулась к Розалии Никитичне и сказала:
– Может, это и правда, что после смерти в комнате остается энергетическая оболочка человека, тогда прошу извинения за свое хамское поведение. Насколько понимаю, вы очень любили Асю и терпеть не могли Свету, поэтому мне придется сделать еще один некрасивый поступок.
С этими словами я открыла комод и вытащила бархатные коробочки, в которых Розалия хранила свои украшения. У пожилой дамы имелись отличные броши и серьги, ее покойный муж знал толк в драгоценностях и старательно покупал их жене. Запихнув драгоценности в сумку, я снова повернулась к телу Розалии:
– Квартира завещана Аське, бумажку эту, с печатями, я тоже прихвачу с собой. Не волнуйтесь, как только Ася выйдет из больницы, передам ей все до нитки. У меня вещи целей будут, а тут их Светка сопрет.
Пожилая дама молча смотрела в потолок. Я пошла к двери, но на пороге обернулась и сказала:
– Прощайте, вы мне всегда очень нравились, жаль, не успела сказать этого раньше. Хотела сегодня поговорить о Ежи, да не судьба.
Внезапно раздался легкий стук. По непонятной причине с ночного столика упала маленькая телефонная книжка в красивом ярко-малиновом переплете. Я подошла к тумбочке, подняла вещицу и обнаружила, что она сама собой раскрылась на страничке, где было написано: «Ежи Отрепьев».
Сказать, что мне стало не по себе, это не сказать ничего. Сунув в карман книжечку, я попятилась к выходу и забормотала:
– Большое спасибо за помощь, желаю удачи и счастья в загробной жизни.
В коридоре никого не оказалось, я беспрепятственно донеслась до вешалки, надела куртку, сапоги и помчалась на улицу. Господи, неужели жизнь после смерти – это правда? Никогда не верила в подобную чушь, но сегодня по моим материалистическим взглядам был нанесен серьезный удар.
Очнулась я только в метро, села на скамейку и стала тупо наблюдать, как мимо носятся поезда. Надо поехать на работу к Ежи и попробовать порасспрашивать его коллег. Вдруг у него там имеются близкие друзья, с которыми он поделился секретом?
Розалия Никитична была крайне педантична. Бисерным почерком она записала на маленькой страничке все: станцию подземки, до которой следовало ехать, чтобы попасть в больницу, этаж, название отделения, даже отметила: «Войти со стороны площади». Бог весть зачем почти обездвиженной даме понадобились эти сведения, скорей всего, из природной аккуратности. Я не поленилась и перелистала книжечку, так же обстоятельно, с детальными подробностями в нее оказались занесены и координаты всех остальных знакомых.
Вход в клинику охранял дряхлый дед, одетый в черную форму. На груди у него золотом горел знак "Охранное агентство «Ястреб».
– Пропуск, – грозно сказал секьюрити и закашлялся.
Я сделала самую простецкую морду и приготовилась заныть, но тут зазвонил телефон. Бравый вояка ухватил трубку и сообщил:
– Охрана. Хомяков. Здравия желаю, Петр Семенович. Кто прийти должен? Федекина Е.С.? Пущу непременно, не сомневайтеся, вы знаете, я всегда на посту.
Повесив трубку, дедуська уставился на меня блеклыми глазами.
– Пропуск.
– Нету.
– На нет прохода нет.
– Очень надо.
– Не положено, терроризм в городе, вдруг ты пособница чеченцев и замыслила нашу больницу взорвать? – на полном серьезе заявил дед.
– Как же продукты родственнику передать?
– На то часы отведены специальные, с семи до девяти вечера, – пояснил охранник.
Да уж, руководство клиники отличается умом и сообразительностью. По их мнению, во время, предназначенное для посещений, никто и не подумает протащить в здание взрывчатку. Но не говорить же это полубезумному дедушке, который изображает из себя Брюса Уиллиса.
– Посмотрите по списку, моя фамилия Федекина, Федекина Е.С.
Дедуська расцвел в улыбке.
– Только что Петр Семенович звонили, проходи, второй этаж, кабинет двести пятнадцать, иди, иди, не тушуйся, хороший доктор, не то что другие.
Я проскользнула сквозь железные воротца и не сдержала любопытства:
– Простите, а каких хомяков вы охраняете? Старик поднял очки на лоб:
– Чего говоришь? Не пойму.
– Ну вы сняли трубку и ответили: «Охрана хомяков».
– Фамилие мое такое, – объяснил секьюрити, – Хомяков, вот и сказал, как положено: «Охрана, Хомяков». Никак в толк не возьму, чего тебе надо, а?
Стараясь не расхохотаться в голос, я пошла быстрым шагом по обшарпанному коридору к лифтам. Путь лежал на восьмой этаж в отделение кардиологии.
В ординаторской нашлась только одна тетка, быстро писавшая что-то в толстой тетради. Услышав мои шаги, она подняла голову и довольно вежливо спросила:
– Вам кого?
– Ежи Варфоломеевича Отрепьева.
– Он уволился! – мигом ответила тетка. Я удивилась до крайности. Честно говоря, я ожидала, что докторица всплеснет руками и воскликнет:
– Боже! Вы не знаете! Такой кошмар! Но врач, даже глазом не моргнув, соврала.
– Как уволился? – возмутилась я.
– Просто, – пожала плечами лгунья, – нашел другое место.
– Где?
– Понятия не имею. Кто вас к нему отправил?
– В поликлинике по месту жительства бумажку дали.
– Имеете направление? Можете обратиться к любому врачу, завтра, с девяти утра, пожалуйте в приемный покой, вам дадут талон на госпитализацию.
– Но мне нужен Отрепьев!
– Ничего поделать не могу.
– Может, у него тут друзья имеются? Подскажут, как можно найти Ежи Варфоломеевича?! Тетка уткнулась в бумаги, буркнув:
– Нам дружить некогда, с больными бы разобраться, если больше вопросов не имеете, прошу покинуть ординаторскую.
Поняв, что ничего не узнаю, я вышла в коридор и попыталась остановить кого-нибудь из людей в белых халатах, проносившихся мимо со страшно серьезными лицами.
– Я рентгенолог, – сообщил один, – про кардиологов ничего не знаю.
– Не работаю в этом отделении, – сказал второй.
– Средний медицинский персонал справок не дает, – отрезала женщина необъятной толщины, толкавшая перед собой пустую каталку.
Одним словом, все тут были неприветливые, малоразговорчивые и шарахались в сторону, заслышав фамилию Отрепьев. Потерпев сокрушительную неудачу, я дошла до самого конца коридора и увидела в небольшой нише у окна страшно расстроенную медсестру, почти девочку, с пустым эмалированным ведром в руках.