Комендант мертвой крепости - Владимир Аренев

— Нет! — крикнул кто-то сбоку. — Нет! Мы не пре… — потом захрипел и упал.

«Пленных не брать!» — билось в голове у господина Оттенса. Он оскалился, парировал вялый выпад, лезвием подцепил вилы с гнутыми зубцами и выбил из чьей-то руки. Потом отсёк её.

Слева сразу трое попытались стянуть его с седла, но скоростель вывернул шею и взмахнул клювом. С наклювником тот сработал не хуже молота — двое из троих рухнули, последний попытался бежать, но угодил прямо под лапы другого скоростеля. Было слышно, как хрустят кости и рвётся плоть… хотя сам господин Оттенс не был уверен, этого ли андэлни или других.

Он пронёсся сквозь их ряды, развернул птицу, бросил её обратно, в самую гущу боя, думая почему-то о госпоже Дойварнесс, как опускали её в могилу; тело на жёстком, широком плаще было похоже на сломанную куклу. Она так и не пришла в сознание, это по неясной причине бесило его больше всего.

«Ну, уж во всяком случае, — сказал он себе, — не потому, что это облегчило мне выбор. Конечно, не поэтому».

После того как похоронили убитых (а потом, под утро, тех, кто умер за ночь), — в деревне он оставил всего пятерых. Двое солдат с лёгкими ранениями вполне могли позаботиться о своих менее везучих товарищах. Обернись всё по-другому — и в отряде осталось бы слишком мало андэлни.

Хотя сейчас ему хватило бы и половины от их нынешнего количества. Это было не сражение, а бойня, стремительное, жестокое уничтожение. Скорее всего — он уже понимал это — дезертиров из войска Плети. Наиболее трусливые (или же самые благоразумные) решили сбежать, воспользовавшись замешательством после неудачного штурма, — и случайно наткнулись на отряд.

Никакой ловушки, никакого подвоха.

«Пленных не брать!» — подумал господин Оттенс. Правосудие венценосного кройбелса не знает пощады: те, кто преступил закон, должны быть покараны в назидание остальным.

Минут через семь всё закончилось. Всадники ездили по чавкающей жиже, добивали раненых. Птицы цокали языками и явно были бы не прочь избавиться от наклювников, но, конечно, никому и в голову не пришло бы кормить их перед боем.

Подъехал сотник, сообщил, что все целы и невредимы.

— Отлично! Сейчас перегруппируемся и ударим по ним с тыла… Я так думаю…

Вот тогда-то из темноты появился отец Гуггонал. Бледный, вспотевший, он выглядел так, словно только что воочию узрел предвечных гарров с даргами.

— Что случилось, святой отец?

— Разве вы сами не слышите?

Кто-то ахнул, двое или трое выругались — и все обернулись к господину Оттенсу.

В наступившей тишине лязг железа и крики звучали как будто совсем рядом, вот сразу за ближайшим холмом.

— Они всё-таки пробили ворота? Кто-нибудь заметил, когда и как это случилось?

— Нет, за всем, что здесь происходило-то…

— А может, у них были свои андэлни в замке?

— Или защитники сами ударили по Плети?

Господин Оттенс отмахнулся:

— Скорей я поверю в то, что под стенами замка ниоткуда появилась ещё одна армия. Проклятье!

— Кажется, они разделились. Слышите? Часть войска…

— …направляется прямо сюда! Несколько сотен, не меньше, — Акийнурм Клык оскалился и обвёл взглядом солдат. — А это будет забавно, клянусь Рункейровым сверлом!

Они поднялись на холм и заняли круговую оборону. Дождь прекратился, крупные, ледяные звёзды светили с небес — и много больше огней сейчас сияло на западе. Эти огни — багровые, жаркие — двигались, метались в ночи; некоторые гасли, другие разгорались. Пахло свежей землёй и кровью; иногда ветер доносил сюда горький запах дыма. Скоростели волновались, не желали стоять на месте, да и солдаты тоже были на взводе.

Первые андэлни появились через четверть часа — шли быстро, целеустремлённо, не в пример аккуратнее тех, предыдущих. Двигались тихо, если б их никто не ждал, застали бы врасплох.

Перед холмом разделились на два отряда и начали обходить с обеих сторон.

— Сотник, отправьте по десятке с северного и с южного склонов, пусть ударят и отступят. В бой не ввязываться.

Конечно, они могли уничтожить оба отряда. Но сейчас это было слишком рискованно: вслед за первыми приближались другие, его андэлни могли увязнуть в ближнем бою — и тогда их просто задавили бы количеством.

Вскоре те, кто обходил холм с юга, наткнулись на следы бойни; раздались удивлённые возгласы, моментально сменившиеся криками ужаса, когда андэлни господина Оттенса ударили с фланга. Прошли как раскалённый нож сквозь масло, развернулись, атаковали снова — и умчались в ночь быстрее, чем кто-либо там, внизу, сообразил, что происходит.

Другая десятка дождалась, пока с юга зазвучат первые вопли раненых, — и тогда обрушилась на второй отряд. То ли этих бунтовщиков вели андэлни поумнее, то ли действительно они заранее знали, чего ждать, — так или иначе, скоростелей встретили копьями. Птицы на бегу перепрыгнули через ряд вставших на одно колено солдат — и тогда те, кто ждал во втором ряду, ударили по вскинутым куцым крыльям, по мягким животам… Из одиннадцати птиц уцелели шесть, остальных добивали, не давали подняться, — и птиц, и наездников. Эти шестеро, впрочем, тоже далеко не ушли: их встретили копьями, стреляли в них из пращей. Какой-то малый с серпом увернулся от клюва ближайшего скоростеля, нырнул вперёд и подрезал птице сухожилия…

— Отправить им на подмогу ещё одну десятку?

Господин Оттенс покачал головой.

— Это уже ничего не изменит: мы не спасём их, только подставимся. Пусть поднимаются. Готовьте луки!

Он видел, какими взглядами смотрят на него солдаты, и вспомнил разговор с отцом Гуггоналом. «Ваши андэлни должны быть уверены хотя бы в том, что после смерти кто-нибудь позаботится об их телах. Что их не оставят гнить, не бросят посреди поля, как… как мусор, как никчёмную, сломанную вещь».

«Не исключено, — подумал господин Оттенс. — Если мы останемся живы, я, скорее всего, позабочусь об их телах».

Но впереди была долгая ночь, с запада приближались несколько сотен врагов, а у него оставалось невыполненным главное задание.

В столице никого не тревожило, скольких солдат потеряет господин Оттенс. Плеть Рункейрова нанёс государству слишком серьёзный урон — и с его армией следовало расправиться любой ценой.

Речь шла не только о сожжённых деревнях, это господину Оттенсу сразу объяснили. До беседы с ним снизошли весьма высокопоставленные, очень полезные андэлни, которым господин Оттенс давно надеялся оказать услугу. Они-то, эти значительные господа, прямо сказали: Плеть Рункейрова ставит под сомнение власть венценосного кройбелса, призывает к смуте, сеет панику в приграничных, наиболее проблемных областях Скаллунгира. Впрочем, это господин Оттенс и сам понимал. А вот о чём он не подозревал, так это о размахе, которого достигли творимые Плетью бесчинства. И уж подавно — о том, какое огромное войско у самозванного пророка.

— Господин советник! Похоже, они не собираются атаковать.

У подножия холма творилось нечто странное. Те, кто шёл с юга, отступали, бросив своих раненых и убитых… но и на севере происходило ровно то же. После того, как там покончили с птицами и всадниками, уцелевшие воины в спешном порядке перестроились и двинулись дальше, на северо-восток. Даже не стали обыскивать тела, не тронули ни доспехи, ни оружие.

Оставили это тем, кто уже подходил вслед за ними? Торопились оказаться в другом месте — в которое, собственно, и направлялись?

Но почему тогда они были готовы к атаке всадников на скоростелях?

— Ударим в спину? — спросил Акийнурм Клык. Голос у него охрип, взгляд изменился. То, что происходило, сотнику явно не нравилось. — Отомстим?

— Не успеем, — неожиданно вмешался отец Гуггонал. — Сюда движутся… сотни три, не меньше.

— Стрелять только по моей команде! — приказал господин Оттенс. — Стрелы беречь!

Акийнурм Клык посмотрел на него со странным выражением лица, но промолчал. А вот Карноух не отводил взгляда от подножия холма и, в конце концов, вскинул руку:

— Кажется, там кто-то ещё жив! Кто-то из наших!

— Потом обязательно…

— Потом будет поздно, господин советник, — спокойно заявил отец Гуггонал. Ладони, впрочем, у него дрожали; он провёл ими по хламиде, как будто хотел вытереть пот. — Я пешком… пока эти не появились… даже если и заметят, наверняка примут за своего, а нет — мы спрячемся, переждём, темно же… и… в общем, тут без меня справятся, верно?

Говорил он всё это господину Оттенсу, но, в конце концов, повернулся к сотнику. Тот, даже не взглянув на господина Оттенса, кивнул. Произнёс спокойно:

— Карноух.

Ветеран спешился и молча скользнул вниз по склону. Двигался бесшумно, плавно. Священник, шагавший следом, так не умел; а впрочем, те, кто бежал сюда, вряд ли бы его услышали.

Они — те, кто бежал сюда, — не скрывались. Некоторые несли факелы, многие на ходу перекрикивались, но большей частью всё же берегли дыхание. Господину Оттенсу достаточно было взглянуть на них, чтобы его собственное дыхание оборвалось.