Круговая подтяжка - Ирина Степановская

Барашков пристроился сбоку, поставил поднос прямо на одеяло.

– Какой запах! – мечтательно проговорила Тина, втянув носом пар. – Чай старый, а аромат еще остался.

Барашков не поддержал разговор – он думал о другом.

– Что это за подозрительные сердцебиения? – спросил он, когда Тина перестала дуть на чашку и сделала первый глоток.

– Сама не знаю. Я ужасно рада, что ты пришел. Признаться, я живу тут одна, и нет у меня желания принимать гостей. А вот ты приехал – и я рада. С другими не так.

– Ты не ответила, – настойчиво взял ее за руку Барашков. – Говори, что с тобой.

Тина вздохнула.

– Наверное, вегето-сосудистая дистония. Сейчас все этим страдают. Когда ты позвонил, я резко соскочила с постели, вот давление и метнулось. – Она помолчала. – Я почему-то решила, что приехал Алеша.

– Судя по всему, он нечасто балует тебя визитами? – Барашков смотрел на нее мрачно.

– Я не сержусь. Ему всего девятнадцать лет. Он еще плохо соображает. Делает то, что ему велят. Сказали – мать плохая, значит, плохая. Но я не в претензии. Наверное, они все правы. Что я была за мать? Вечно на работе.

– Что ты всех оправдываешь? Сказала тоже – плохая мать! Уж я ли не знаю твоей жизни, как и ты моей? Ты ни в чем не виновата.

Аркадий хотел еще сказать, что девятнадцать лет – это вовсе не мало. Что он сам в этом возрасте уже женился, а в двадцать стал отцом и кормильцем семьи, но посмотрел на Тину и ничего не стал добавлять. И вообще, его поразила произошедшая с ней перемена. В его представлении Тина была молодой, привлекательной женщиной, но сейчас перед ним сидел глубоко больной человек. Он не мог профессионально не оценить и расплывшиеся черты лица, и потухший взгляд, и дрожь некогда крепких пальцев. Но самое главное, что Барашкова поразило в Тине, – ее безжизненность, абсолютное равнодушие к самой себе и всему происходящему. Аркадия это напугало, и он решился спросить прямо:

– Скажи, я спрашиваю тебя не из любопытства, но как врач, что с тобой происходит? Ты чем-то больна?

Тина как-то потерянно усмехнулась.

– Спасибо, что ты спросил, хотя мне больше хотелось бы, чтобы ты сделал вид, будто ничего не заметил. – Она опустила голову, было видно, что ей совсем не хочется говорить на эту тему, но она поняла, что он не перестанет ее расспрашивать. – Да, я стала другая, совсем другая, Аркадий. – Тина все еще чувствовала себя не совсем хорошо, но опять улыбнулась. – У меня ничего не болит! Во всяком случае, на физическом уровне.

Ее напускная веселость могла бы обмануть кого угодно, только не Аркадия. Он хорошо ее знал.

– А выгляжу я так плохо, – продолжила Тина, потом сделала паузу, как бы размышляя секунду, стоит ли все-таки посвящать Барашкова в эту «страшную» тайну, но потом решила, что можно, – потому что уже не вижу для себя никакой необходимости жить. Ты, я надеюсь, не будешь возмущаться этими словами, надувать щеки и махать руками в знак протеста? Я не кокетничаю, мы слишком давно знаем друг друга. Это не игра, не шантаж, не каприз, это – глубокая депрессия, синдром, который лечится психиатрами. Но я лечиться у них не буду.

Аркадий Петрович потер подбородок.

– А почему? – наконец, не найдя ничего лучшего, сказал он, чтобы оттянуть время. – Они что, не такие же врачи, как мы?

Как назло, ни с одним по-настоящему хорошим психиатром он лично знаком не был. У больничного специалиста он и сам бы лечиться не захотел.

– Ты знаешь, – в первый раз за весь их сегодняшний разговор во взгляде Тины появилась искорка интереса, – мне даже любопытно наблюдать за собой. Представляешь, иногда я вижу рядом с собой Чарли! Как раз перед самым твоим приходом…

– Видишь во сне?

– Да нет, это не сны. Я не могу объяснить то состояние, в которое временами впадаю: бред не бред, галлюцинации не галлюцинации… Романтичнее всего будет сказать – грезы наяву.

– Романтику в нашей профессии лучше отбросить, – заметил Барашков.

– Я знаю, – согласилась Тина. – Но ты тоже пойми, в психушку ложиться не хочется…

Аркадий Петрович был опытным человеком и хорошим врачом. Он многое понимал. И слова Тины его, в общем, не удивили. Он что-то вроде этого и ожидал, но этого и боялся. Под маской депрессии может прятаться весьма серьезное, опасное, уже изученное, описанное, классифицированное и совершенно не обязательно психическое заболевание, а что-нибудь совершенно другое. Какая-нибудь опухоль мозга… Необязательно злокачественная, может, и доброкачественная. А может, и не мозга, какого-нибудь другого органа. Или вообще не опухоль, а кальциноз сосудов… Болезнь Фара, например. А может, и вообще не быть ничего, просто невроз. И эти сердцебиения… Очень подозрительно.

Он начал снова.

– Замечательно, что у тебя ничего не болит, но выглядишь ты, прямо сказать, неважно, – осторожно сказал он. – Надо всесторонне обследоваться. Давай сначала обратимся не к психиатрам, а к терапевтам.

– Неохота и незачем. Надоело все. – Тине вдруг стало очень хорошо, легко. Она не стеснялась Барашкова. Ей даже понравилось, что он о ней заботится. Все, что было между ними раньше: флирт, кокетство, чувственность, – все ушло. Ей казалось, что вместо всего этого осталось глубокое ощущение родства, как бывает между супругами, прошедшими вместе длинный, тяжелый путь. Ей было безразлично, что он видит ее непричесанную, одутловатую, в застиранном старом халате, лежащую на не очень свежем постельном белье. «В таком равнодушии, – подумала она, – есть своя прелесть».

Барашков выглянул на улицу. Его машина стояла под окнами, ее мочил дождь.

– Дождь идет?

– Идет. – Аркадий отвернулся от окна и внимательно оглядел комнату. Видно, давно уже миновала пора, когда эта дыра была маленьким, но уютным гнездышком. На полу мелкий мусор, следы чьих-то ботинок. На подоконнике ни цветочка, ни листика. В старой люстре горит одна-единственная маломощная лампочка…

Тина откинулась на подушку.

– Как поживает твоя жена?

– Неплохо. Она с участка ушла. Окончила школу гомеопатов, теперь у нее кабинет.

– Гомеопатия? Ты в это веришь?

Аркадий прошел по комнате, сел.

– Черт его знает! Вроде у нее получается. А я все хочу книжку какую-нибудь по гомеопатии почитать, разобраться, да времени нет. А материально, конечно, с поликлиникой никакого сравнения.

– Передавай ей привет!

– Обязательно. – Он говорил, а сам еле удерживался, чтобы не откинуть одеяло и не нажать пальцем на кожу Тининой ноги в нижней трети голени, чуть повыше стопы. «Могу поклясться, на месте давления будет круглая ямка и белое пятно, – подумал он. – Но, черт возьми, откуда взялась эта задержка жидкости в тканях, проявляющаяся одутловатостью и какой-то зеленой отвратительной бледностью? Почки проверить нужно в первую очередь. – Он уже открыл было рот, чтобы это сказать, но Тина его опередила:

– Знаешь, Аркадий, я чувствую, на мне какая-то броня. Мне все стало все равно. Иногда еще случаются проявления живого чувства – когда вижу Чарли или думаю об Алеше. Часто мне бывает очень страшно во сне. Не обижайся, Аркадий, я тебя очень люблю и рада, что ты пришел, но вот я смотрю на тебя, а где-то глубоко у меня свербит: когда же он уедет, и я тогда снова смогу зарыться в одеяло, закрыть глаза и ни о чем не думать?

– Ты хочешь спать? – удивился Аркадий.

– Если бы… – усмехнулась Тина. – То есть спать я хочу постоянно. Но дело в том, что я не могу заснуть! А если засыпаю, то мне снится такой кошмар, что лучше бы вовсе не спать.

– Слушай, что ты вообще тут сидишь, как неграмотная тетка! – разозлился Аркадий. – Ну хоть бы самые элементарные анализы сделала! Кровь, мочу, биохимию… Ты участкового на дом хоть раз вызывала?

– Господи, ну что он скажет, этот участковый? Ну вызвала однажды, весь день ждала. Вечером, в восьмом часу, приползла терапевт, бабулька-пенсионерка. Причем у нее после подъема по лестнице на мой пятый этаж была такая одышка, что я подумала, как бы мне ей самой не пришлось помощь оказывать.

– Ну?

– Посмотрела она на меня от порога, видит – дверь я ей открыла самостоятельно, хоть и по стеночке. Спрашивает: «Мушки перед глазами бегают?» Я говорю: «Нет». Она говорит: «Значит, ничего страшного. Вегето-сосудистая дистония. Крепкий чай, кофе, два раза в день кавинтон. Консультация невропатолога, ухо-горло-носа». Постояла еще, ну, я ей пятьдесят рублей дала, она ушла, а мне на следующий день само собой легче стало.

Аркадий захохотал.

– Тебе повезло, грамотная бабка попалась. Послала не только к невропатологу, но и к ЛОРу. Но у тебя с ушами, надеюсь, все в порядке?

– С ушами – в полном! – заверила его Тина, и оба опять захохотали. Только смех у них был немного грустный. – Ну вот что ты хочешь? – спросила она, наконец отсмеявшись. – Знаешь, под одеялом в своей квартире умирать как-то спокойнее, чем в больнице под капельницей или под звуки мигалки в машине «Скорой помощи».