Конец «Инкубатора» - Михаил Голубев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Усмехаясь, Соловьев повертел головой в поисках какой-либо двери или другого прохода в этом тупике. Ничего, однако, не было в мрачном коридоре, одним концом упирающимся в зеркало, а другим – в лифтовые двери.
Может вернуться к лифту и попробовать съездить на какой-нибудь другой этаж? Но не может же так быть, чтобы этот коридор существовал просто так, ради одного только зеркала!
Соловьев надавил на стекло посильнее в надежде, что оно откроется, оказавшись замаскированной дверью, но ничего не вышло. Приклад автомата тоже никак не повлиял на зеркало, удивив Соловьева. Тогда отважный герой отчаялся, пнул несколько раз упрямое стекло ногой и устало привалился к нему спиной, чтобы постоять и немного поразмышлять над проблемой. Однако, его спина не встретила никакого сопротивления и Соловьев, потеряв равновесие, упал сквозь неприступное зеркало, не переставая удивляться чудесам…
***
…Соня оказалась очень милой девушкой не только внешне. В общении с ней Пономарев к великому удовольствию обнаружил множество схожих черт характера. Очень быстро легкое отчуждение между ними растаяло, превратившись в очень горячее, все нарастающее чувство взаимной симпатии, переходящее, натурально, в любовь.
После первого поцелуя Пономарев удивился, что знает Соню всего часов десять, а не лет двадцать. И, что удивительно, как точно было угадано Матушкой Дорафелей, если она не врет, их взаимное влечение при встрече. Ему было и невдомек, что на это-то все и было рассчитано умной старухой…
В тот самый момент, когда Пономарев вспомнил о необходимости спросить Соню о принципе действия загадочных зеркал, он понял, что малость опоздал. Вспомни он часика на два-три раньше, может быть, что-нибудь и удалось бы узнать, но на дворе уже светало, и брачная ночь приближалась к концу.
Пономарев бросил ласкающий взгляд на свою жену и понял, что она так же далека от воспоминаний о зеркале, как и от вчерашнего дня. Что-ж, эта ниточка была упущена и Пономарев, кувыркаясь в мягких шкурах с новобрачной, стал перебирать в уме остальные способы выхода из этой интересной ситуации.
Внезапно он вспомнил, что Дорафеля говорила ему об утре после брачной ночи. Надо бы сходить к ней и попытаться выяснить что-нибудь полезное.
Пономарев оставил Соню отдыхать, а сам вышел из пещеры, чтобы подняться наверх, к старой колдунье.
На улице его ожидала целая процессия из новых знакомых мужчин и женщин. Как только он появился, выйдя из пещеры и щурясь на восходящем солнце, дружно грянули праздничные дудки и в Пономарева полетели цветы и слова приветствия.
– Зер Контуфф! Зер Контуфф! – скандировала толпа.
Пономарев наконец понял, что они имеют в виду его, выкрикивая это имя, и приветливо махнул рукой в ответ, не понимая, однако, почему его удостоили столь радостными и торжественными приветствиями.
– Зер Контуфф! Зер Контуфф! Ура!!!
Пономарев недоумевал, почему все так радуются ему, будто бы провести ночь с женщиной здесь великий подвиг. Продолжая недоумевать, он ступил на площадку подъемника и под радостные возгласы народа стал медленно возноситься наверх.
Пономареву было страшно неудобно…
***
…Некоторое время Соловьев ощущал, что падает в какую-то бездну, заполненную непроглядным туманом. Скорее всего, так оно и было, поскольку это ощущение завершилось резким ударом.
Соловьеву показалось, что он превратился в лепешку, и теперь Пономареву придется изрядно потрудиться, чтобы создать из его останков хотя бы чучело.
Однако Соловьев не умер. Он свалился в воду с высоты 47 метров, выпав из зеркального рефлектора в прожекторе старого маяка.
Придя в себя и всплыв на поверхность, Соловьев увидел невдалеке выступающее из тумана основание некого уходящего в высь кирпичного сооружения. Серые, холодные волны, в которых плескался теперь Соловьев, бились о крутые стены башни.
Соловьев хмыкнул, решив про себя, что на Тот свет это вроде не похоже, а, стало быть, надо выбираться, и поплыл, грациозно гребя одной рукой, поскольку в другой он по-прежнему держал свой автомат.
Подплыв к кирпичному сооружению, Соловьев нашел на нем несколько выступов и вылез из воды, цепляясь за них сильными протезами. Вода ручьями стекала с его намокших штанов и падала вниз.
Смотритель маяка оказался маленьким сморщенным старичком лет двухсот отроду. Он сидел в своей каморке, ковыряясь допотопным паяльником в чреве некого электронного монстра, напоминающего стиральную машину или что-то в этом роде. Старичок смотрел на Соловьева умными глазами, а с луженого конца его паяльника перпендикулярно потолку медленно тянулась сизая струйка дыма. Сильно пахло канифолью.
– Здравствуйте, – сказал Соловьев.
– Ты сырой, – ответил ему старичок, откладывая паяльник в сторону. – Издалека будешь?
Соловьев пожал плечами – откуда ему знать!
– Из Архангельска, – сказал он, решив, что старичок сам разберется, далеко это или близко.
– Хм, – сказал старичок в ответ и посмотрел на автомат в руках Соловьева.
– Вам известно что-либо об Инкубаторе? – сходу спросил Соловьев, надеясь, что смотритель что-нибудь знает и даст ему нужное направление.
А старичок, между тем, сердито глянул на гостя, а затем – на пространство позади него. И кивнул.
Соловьев хотел обернуться, чтобы посмотреть, что это увидел подозрительный дед у него за спиной, но не успел. Что-то твердое и тяжелое стукнуло вдруг его по голове, и Соловьев, потеряв сознание, рухнул на пол мокрой тряпкой.
Через его распростертое тело перешагнули стройные ноги в обтягивающих джинсах и это было последним, что он увидел…
***
– Доброе утро, Зер Контуфф. Как спалось? – ответила Матушка Дорафеля на приветствие Пономарева. – Или, как я вижу, не спалось вовсе?
Пономарев смутился.
– Понимаете ли, – сказал он. – Все вроде бы хорошо, но мне не ясно, чему радуются те люди, там, внизу. Их нездоровое возбуждение наталкивает меня на самые разные мысли.
– Ты тоже должен радоваться, Зер! – улыбнулась старуха. – Теперь я могу объяснить тебе, поскольку дело уже свершилось.
– Какое дело?
– Очень важное для нашего народа дело!
Дорафеля поднялась со своего ложа и осталась висеть в воздухе, приняв величественную позу. Ее густо разрисованное массивное тело создавало жуткое впечатление.
«Колдунья – это точно!» – решил про себя Пономарев.
– «Зер Контуфф» в переводе с нашего древнего языка означает «Человек, Пришедший Из Зеркала В Определенное Время Для Того, Чтобы Вернуть Племени Естественную Способность К Репродукции», – объяснила она торжественным голосом.
– А что это значит? – поинтересовался Пономарев.
– А это значит, что у вас с Соней должен родиться ребенок, способный вернуть племени мужчин.
– А, ясно.
Пономарев почувствовал, что все понял. В принципе, это было не так уж и страшно. Он был даже рад, что явился столь особенным представителем своего
