Не все мы умрем - Елена Гордеева

Работяги, высыпавшие из цехов, где раньше делали электромоторы, видели, как один из омоновцев открыл железный шкаф — телефонный распределитель и стал тесаком рвать провода. Завод оглох. Но никто не протестовал, рабочие стояли, засунув руки в карманы спецовок, а на их лицах блуждала злорадная усмешка: так им и надо, проклятым фирмачам! Это все дирекция: терпите, терпите, они деньги большие за аренду платят, детсад на них содержим, зарплату вам из них отстегиваем. А по-нашему: просто кладут себе в карман. Вот и хорошо, что милиция их наконец накрыла.

Распахнулись и дверцы «Волги». Малиныч с частью «негров» ринулся к складу.

— Все к стене! — заорала одна из масок.

Подвыпившие грузчики отреагировали не сразу. Пока до них дошло, что кто-то что-то там говорит, пока сообразили, что не говорят, а приказывают, пока развернулись да пока увидели, — первые двое уже обнюхивали побелку на кирпичной стене еще дореволюционной постройки. Характерная поза — лицом к стене, руки за голову, ноги врозь — показалась остальным обидной. Они зароптали. Но стоило одному из «негров» поднять автомат, как очередная команда: «К стене!» — была выполнена мгновенно.

Из каморки в самом конце склада появился заведующий. Еще довольно молодой человек, но уже обрюзгший, он семенил на подгибающихся ногах, смешно приплясывая на ходу. Черные маски дожидались его, не двигаясь с места. При приближении к ним молодой человек издал стон и согнулся в спине, как будто ему дали под дых. Приступ радикулита происходит не только от простуды или физической нагрузки, но и от страха, что будут бить.

К нему подбежал Малиныч, которого он узнал, и объяснил, что от заведующего требуется.

— Дорогой товарищ, ты не сопротивляйся, — Владимир Дмитриевич как бы даже извинялся за неудобство, причиненное человеку, — а подпиши, — и протянул заведующему накладные, на которых было написано, что компания «Экотранс» поставила компании «Неофарм» пенициллин в количестве пятидесяти миллионов флаконов по цене пятьдесят копеек за штуку. — Вы ведь их продали?

Завскладом согласно закивал: продали — и показал глазами на притихших покупателей.

И правда, на скамеечках вокруг дощатого стола, за которым в обеденное время рабочие играют в домино, живописно застыли от ужаса женщины в цветастых платьях и тюбетейках. Этакий «Завтрак на траве» кисти Мане. У ног их стояли огромные баулы, набитые всевозможными лекарствами. Весь пенициллин скупили, конечно, не эти, слишком большой объем, на себе не увезешь, но тоже из Узбекистана. Там лекарств нет никаких, в ход идет все — от просроченных препаратов до местного средства под названием «план», или анаша. Без антибиотиков в Средней Азии сейчас не обойтись. Там в связи с демократией начался зажигательный танец туберкулезных палочек, шабаш бледной спирохеты и прочей разной нечисти, а лечить эту вакханалию оказалось нечем. Импортные лекарства дороги. Что делать? Дешевое лекарство покупать. И едут в Москву за пенициллином оптовички. Не мужчины-узбеки, а женщины. Мужи дома сидят, чай пьют, беседы ведут о мироздании. Женщины же существа бесправные, дал ей в руки сумку, денег со всей махалля собрал и показал направление. Вот и едут они в Россию.

Стоило головам в черных масках повернуться в сторону узбечек, как те залопотали на своем языке что-то очень жалостливое.

— Не выть! — гаркнула маска, и женщины враз затихли.

На накладной завскладом собственноручно написал, что товар, указанный в документе, продан в полном объеме и на сумму, проставленную внизу. Расписался, штемпелечком свою фамилию оттиснул и протянул Малинычу.

— Число, — вернул накладную бдительный Малиныч. — Когда была продана последняя партия.

Завскладом поспешно проставил и число. Выходило — месяц назад.

— Я могу идти?

— Стоять! — рявкнул «негр».

— Не могу. Радикулит не позволяет.

От радости, что бумажка подписана, Малиныч подставил заведующему под седалище стул и кинулся в административный корпус.

В то время как Малиныч возился с завскладом, Барсуков и Евгения в сопровождении «чертей» двигались к двухэтажному зданию офиса.

Растекаясь по первому этажу, врываясь в комнаты, «черти» кричали:

— Всем сидеть! — и испуганные женщины бросали свои компьютеры и замирали, как наказанные дети. Когда тяжелые кованые ботинки застучали по деревянной лестнице на второй этаж, над их головами, как тараканы, забегало руководство. Один попытался звонить по мобильному телефону — и получил с размаху удар прикладом автомата. Телефон отлетел в одну сторону, а любитель поговорить — в другую.

В кабинет директора вслед за бугаями в камуфляже вошли Барсуков и Евгения. Лицо руководителя фармацевтической фирмы напоминало цветом грязный снег — явление удивительное в мае. Он так и остался сидеть за столом. Сил встать у него не было.

Присели и Барсуков с Евгенией — на стулья у стола.

— Здравствуйте, милый вы мой Александр Петрович! — стал кланяться Барсуков. — Как мы рады вас видеть в добром здравии! Не иначе как наш пенициллин помог. Инъекции в задницу делали?

За спиной Евгении возник Малиныч и протянул ей накладные.

— Не хотите ли вы, — пел Барсуков директору, — достать ваши накладные на пенициллин и сверить их с нашими? Нет ли каких разночтений? Евгения Юрьевна, помогите директору.

Евгения встала и подошла к шкафу. Дверцы были закрыты на ключ. Она оглянулась на одного из бугаев, и тот в мгновение ока обыскал карманы директора. Ключи были в связке.

— Какой? — прорычал бугай.

Директор дрожащим пальцем показал, Евгения открыла шкаф. В рядах корешков она безошибочно нашла нужный. Они не держали подобную документацию в папках с названием фирм, с которыми работали, ибо бумаги после окончания сделки подлежали уничтожению.

— Вот его экземпляр. — Евгения положила на полированный стол перед Барсуковым папку. — А вот наш. — И рядом появилась накладная, только что подписанная завскладом.

Из внутреннего кармана пиджака Барсуков неторопливо достал очки, водрузил их на кончик носа и зацокал языком:

— Ай-я-яй! Нехорошо. Целый месяц прошел после последней инъекции. Пенициллин уже должен рассосаться! А у вас все еще на ягодицах шишки. Совсем вы себя, Александр Петрович, не бережете.

На столе у директора стоял калькулятор. Барсуков бесцеремонно развернул его к себе.

— Итак, что мы имеем? Пятьдесят миллионов флаконов по цене пятьдесят копеек. Заметьте: цена бросовая. А что получилось? О! Двадцать пять миллионов рублей. Это уже кое-что. Но позвольте! — вдруг спохватился он, разыграв испуг. — Двадцать пять миллионов было месяц назад. А сейчас на дворе цветущий май. Чувствуете, как пахнет в воздухе зеленью? Посмотрим, насколько она распустилась за последний месяц? Евгения Юрьевна, — всем своим массивным корпусом он повернулся к женщине, — какой у нас процент штрафа по договору?

— Одна десятая процента за день просрочки.

— И здесь одна десятая процента, — взглянув на бумагу, как бы удивился Барсуков. И опять защелкал на калькуляторе. — Что у нас в результате? Двадцать пять тысяч рублей за один день просрочки. А за тридцать? Аж семьсот пятьдесят тысяч! Ладно уж, моральный ущерб мы учитывать не будем. Итак, двадцать пять миллионов семьсот пятьдесят тысяч. Отдай, Александр Петрович, и не греши!

И Барсуков откинулся на спинку стула, не сводя своих серых нахальных глаз с директора.

— Ключ! — прорычал бугай.

Директор снял с себя ключ. Он висел у него на шее вместо крестика.

— Значит, в доллары веруете, Александр Петрович, — покачал головой Барсуков. — Заметьте, Евгения Юрьевна, как низко пал моральный облик нашего народа. Раньше верили в коммунизм, еще раньше — в Бога, а сейчас верят в ключи от зеленого рая. Наивные люди! Ведь их там никто не ждет. Все места давно уже заняты. А они в тщетной надежде цепляются ручками за белое облачко, пытаясь на нем удержаться. А их пинком — раз! — и полетели! И — шмяк о русскую грешную землю! Бо-о-ольно! — юродствовал Барсуков.

Евгения брезгливо смотрела на расстегнутый ворот рубашки директора с капельками пота на волосах и влажный от тела ключ с цепочкой. Ей не хотелось прикасаться к нему руками. Выручил ее Малиныч, который страсть как любил считать деньги — не важно, свои или чужие. Жилистой лапкой он цапнул теплый ключик и стал возиться с сейфом. Распахнул. Пачками лежали доллары, пачками и родные «деревянные». Естественно, Малиныч набросился на доллары, стал сортировать их по стопочкам. Вытянув шеи, все смотрели, как он священнодействовал. Франклин — к Франклину, Грант — к Гранту, потом пошли Джексоны, Гамильтоны, Линкольны и совсем уже незначительные Джефферсоны и Вашингтоны. В кабинете стояла гнетущая тишина, слышался только шелест купюр и царапанье по столу, как будто в комнате скреблась гигантская мышь. Мышь подняла голову и человеческим голосом произнесла: