Зацепить 13-го - Уолш Хлоя

— Все хорошо, — приговаривал я, отгоняя тревогу: потребность нянчиться с этой девицей рождала во мне что-то в равной степени неведомое и пугающее. — Тсс, все хорошо.

Я убрал ее волосы с щеки, зацепив темно-каштановые прядки за ухо, и снова стал гладить по ушибленной голове.

Там, где мяч соприкоснулся с черепом, вылезла внушительная шишка. Это место я гладил кончиками пальцев, едва дотрагиваясь.

— Так нормально?

— Ммм, — выдохнула она. — Так… хорошо.

— Хорошо, — вслед за нею облегченно промямлил я и продолжил гладить.

Глаза наткнулись на тонкий шрам в верхней части виска, у самых волос.

Не подумав о том, что делаю, я провел пальцем по шраму длиною в дюйм и спросил:

— Это откуда?

— Ты о чем?

— Вот об этом. — Снова провел пальцем по старой отметине. — Откуда шрам?

— Отец, — ответила она и тяжело вздохнула.

Мозг осознал, насколько трешовым был ее ответ, — и моя рука замерла.

— Повтори.

Когда она не отозвалась, я другой рукой осторожно потряс ее за плечо:

— Шаннон!

— Хм?

Кончиком пальца постучал по шраму.

— Хочешь сказать, это отец с тобой сделал?

Я старался говорить спокойно, но внутри все бурлило от вспыхнувшей потребности калечить и убивать таких отморозков.

— Нет-нет-нет, — прошептала она.

— Значит, шрам — не его рук дело? — спросил я, чтобы убедиться. — Он точно этого не делал?

— Ну конечно нет, — пробормотала она.

Слава богу!

Я выдохнул и только сейчас понял, что все это время задерживал дыхание.

— Джимми!

— Меня зовут Джонни.

— Да. Джонни.

— Что?

— Ты злишься на меня?

— Что? — Вопрос, заданный тихим голосом, ранил меня. Я смотрел на нее, и внутри все сводило от желания защитить эту девчонку. — Нет, не злюсь. — Я сделал паузу. Перестал ее касаться. Потом спросил: — А ты злишься на меня?

— Думаю, да, — ответила она и снова заелозила щекой.

Я выкатил глаза и едва удержался от стона.

Твою мать!

— Не делай так, — выпалил я, стараясь удержать ее голову на месте.

— Чего не делать? — Она умиротворенно выдохнула и потерлась щекой о мое бедро. — Злиться на тебя?

— Нет. — Я опять задержал ее голову. — Злись сколько угодно, только прекрати тереться головой мне о бедра.

— Мне нравятся твои бедра, — тихо ответила она, закрыв глаза. — Они как подушка.

— Конечно, приятно слышать и все такое. — Я снова остановил ее голову. — Но там больное место, поэтому я прошу, чтобы ты этого не делала.

— Не делала чего?

— Не ерзала по мне головой, — прохрипел я. — Вот здесь.

— А почему тебе больно? — Она тяжело вздохнула и спросила: — У тебя тоже травма?

— Возможно, — признался я, передвинув ее голову туда, где меньше болело. — Лежи здесь, договорились? — Я больше просил, чем командовал. — И замри.

Она подчинилась и перестала елозить головой.

Свободной рукой я потер висок, разгоняя растущее напряжение. Подумал о том, сколько всего на меня навалилось.

Пропускаю занятия.

Хочу есть.

Вечером тренировка в клубе.

После уроков собираюсь с Гибси в спортзал.

Завтра, после занятий, запланирован сеанс физиотерапии с Дженис.

В пятницу матч за школу.

На выходных — еще одна тренировка с младшим составом.

Дел по яйца, и мне совершенно не нужен весь этот цирк.

Несколько минут прошли в напряженном молчании, потом девчонка снова зашевелилась; я в это время мысленно перебирал причины, почему мистер Туми никудышный директор.

Получился список длиной с руку. Тут она снова попыталась сесть.

— Осторожно, — предостерег я. Трясся над ней, как наседка.

Помог ей сесть, а сам встал со скамьи.

Каждая мышца ниже пупка протестовала, но я не поддавался.

Присел на корточки перед скамейкой, держа руки на талии Шаннон, чтобы подхватить ее.

— Шаннон, ты в порядке?

Длинные каштановые волосы выбились из-за уха и скрыли ее лицо.

— Вроде… думаю, да.

— Хорошо, — выдохнул я, у меня как гора с плеч свалилась.

Она подалась вперед, уперлась локтями в бедра, посмотрела мне в глаза и внезапно оказалась слишком близко — ужасно неловкое положение, если учесть, что пару минут назад она утыкалась лицом в мои бедра.

Мы были слишком близко.

Я вдруг почувствовал себя очень уязвимым.

Сдвинул руки с ее талии к бедрам — автоматическая реакция, когда женское лицо оказывается чуть не впритык к твоему.

Но быстро спохватился, убрал руки и взялся за край скамейки.

Кашлянул, заставил себя улыбнуться и сказал:

— Ты живая.

— Едва, — прошептала она и вздрогнула. Синие глаза прожигали дырки в моих. Ее взгляд стал более осмысленным, чем прежде. — Ты ужасно целишься.

Я рассмеялся.

Слова были так далеки от правды, что удержаться не получилось.

— М-да, такого мне еще не говорили, — сказал я, размышляя вслух. — Не привык, чтобы меня критиковали за умение целиться.

Я не был прирожденным снайпером, но и мазилой не был и при необходимости умел бить с больших расстояний.

— Да, — прохрипела она. — Это твое умение меня чуть не прикончило.

— Это правда, — признал я и поморщился.

Повинуясь импульсу, отвел ее волосы с лица за уши.

Почувствовал ее дрожь и тут же мысленно отругал себя за порыв.

Не трогай ее, раздолбай.

Держи руки от нее подальше.

— У тебя странный голос, — заявила она.

Синие глаза вперились в мои.

— Голос? — нахмурился я.

Она кивнула, застонала и обхватила ладонями личико.

— Манера говорить, — пояснила она, шумно вдохнув. — Так в Корке не говорят.

Она и теперь держалась за голову, но вела себя поживее.

— Конечно, потому что я не из графства Корк, — ответил я и, не удержавшись, пригладил ей волосы. — Я родился и вырос в Дублине. — Говоря это, я пристраивал Шаннон за ухо упрямую прядку. — Родители перевезли меня сюда, когда мне было одиннадцать.

— Значит, ты дублинец, — заключила она, несколько удивившись этому. — Джекин[15].

Я поморщился от жаргонного словечка и решил сравнять счет.

— А ты, значит, калчи[16].

— У меня есть родня в Дублине, — сказала она.

— Вот как? И где же?

— Кажется, в Клондолкине, — ответила она. — А ты где жил?

— В Блэкроке.

— Южный пригород? — Ее улыбка стала шире, а глаза живее. — Так ты мажор.

— Я похож на мажора? — изогнул бровь.

— Мало тебя знаю, чтоб делать выводы, — пожала плечами она.

Конечно. Мы толком и познакомиться не успели.

— Так вот, никакой я не мажор, — сказал я, недовольный тем, как быстро она составила впечатление обо мне.

Казалось бы, какая разница?

Вашу мать, обычно мне вообще плевать.

Так чего теперь-то дуться?

— Я тебе верю. — Ее голос прервал мои мысли. — Тебе никогда не стать мажором.

— Это почему?

— Потому что ругаешься, как сапожник.

От ее рассуждений мне стало смешно.

— Вероятно, ты права.

Она засмеялась вместе со мной, но быстро притихла и схватилась за голову.

Внутри меня зашевелилось раскаяние.

— Прости, — угрюмо пробасил я.

— За что? — прошептала она.

Она закусила нижнюю губу и, как мне показалось, наклонилась ниже.

— За то, что сделал тебе больно, — честно ответил я.

Черт, я говорил каким-то не своим голосом. Напряженным и… взволнованным.

Откашлялся и добавил:

— Такое не повторится.

— Честно?

Ну вот, опять это «честно».

— Да, — все тем же угрюмым тоном ответил я. — Честно.

— Боже мой, — простонала она и скорчила гримасу, — надо мной теперь все будут смеяться.

Эти слова, это короткое предложение вызвало к жизни внутри меня какую-то адскую дичь, я такого ни разу не чувствовал.

— Позор какой… — опустив глаза, продолжала бормотать она. — Вся школа будет обсуждать.