Двоюродные братья - Иосиф Израилевич Рабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищи, действительно, какой смысл бегать за ним? Не устраивайте скандала. А для тех, кто не понимает по-еврейски, я говорю по-русски: наложите ему во все лопатки и выбросьте вон.
Вперед выступил Илья с палкой в руке.
— Кассир, если ты скажешь еще одно слово в защиту, ты получишь палкой по голове.
Он быстро повернулся к контролеру, открыл дверцу барьера и крикнул:
— Вон отсюда!
Ложки алюминиевые, жестяные, летели в контролера, грязные тряпки попадали ему в лицо. Его толкали, ему наступали на ноги и, наконец, выгнали.
Затем разделили остатки суда.
В столовой шумели, рассказывали и переспрашивали, а подле кассы взволнованно бегал Лондон и, обращаясь к Шие, твердил:
— Столовую закроют; это — во-первых. Инициатива не должна была исходить от Ильи, это — во-вторых. Он, видите ли, желал показать свое геройство, порисоваться... Это ведь низкие, дикие инстинкты, я вас спрашиваю, я вас спрашиваю...
Шие углубился в свои квитационные книжки. Лондон поднес к его глазам руку и с подкупающей серьезностью сказал:
— Зачем держат этого Илью?.. Человек, у которого только отрицательные стороны... Я спрашиваю, что он создал?.. Во всяком случае недостатков в нем больше, чем достоинств, значительно больше...
Шие хотелось молчать; разве он не. знает, что Лондон только и делает, что критикует действия бундовцев, разве он не знает, что Лондон, не выступая открыто против Бунда, готов всегда насмехаться над бундовцами, подмигивая при этом одним глазом.
Как бы нехотя, Шие отвечает:
— Товарищ Лондон, что вы мне рассказываете про недостатки. Нет человека без недостатков.
— Ну, ну...
— Не «ну, ну», а да, да. Если вы хотите, то я вам скажу, что во всем мире нет человека без недостатков. Если прощупать вас, тоже можно обнаружить, что вы не «цадик 8 в шкуре»... Может вы хотите выслушать, что я расскажу о вас.
— Это уж слишком с вашей стороны... Мы говорим об Илье. В литературе он бы наверное выглядел отрицательным типом.
— Так говорят гимназисты...
— Над вами будут смеяться.
— Смеяться? На здоровые, кто хочет, пусть смеется. Вы видите человека, товарищ Лондон, только внешне, вы судите по форме, а не по сути... Человека надо брать глубже. Посмотреть, что делается внутри его... Что вы знаете об Илье? Он постоянно подставляет свои плечи под опасность, а вы сидите на печи и высказываете свои оценки.
Шие казалось, что хорошие слова, сказанные об Илье, изменили и отношение к нему. Илья стал ему ближе, и Шие решил, что Илье можно доверить значительно больше, нежели он раньше думал.
— Послушайте, Шие!..
Кто-то открыл дверь. Лондон, не желая никого впускать, сунулся было закрыть ее, но удивленно остановился:
— Лия, что вы здесь делаете?
Он почувствовал себя лишним и ушел.
Лия с радостью сказала:
— Весь город уже знает про контролера... Очень хорошо сделали. Молодцы! Я спешила, думала, что я тоже чем-нибудь помогу. Тянуло сюда... Хорошо сделали... В этом смысле ваша организация имеет большой плюс... Расскажите подробнее, Шие, расскажите! Бросьте свои квитанции и поднимите глаза!
НЕМЕЦКИЕ ВСАДНИКИ
В рабочей столовой происходило экстренное и секретное заседание бундовского комитета. Дверь канцелярии была заперта, и товарищ с седой головой, тот, который был докладчиком в студенческом союзе, расхаживал по комнате, радостно улыбаясь. Он говорил о важном предложении, которое он хочет внести, и, как с добрым другом, ему трудно было расстаться с этим предложением.
— Петицию в социал-демократическую фракцию парламента... Про все злодеяния...
— Петиция от всех социалистических партий.
Все было взволнованы, все были уверены, что здесь творится большое, ответственное дело, и поэтому, как заржавленный гвоздь, всех уколол сухой, рассчитанный вопрос:
— И что это даст?
— Что это даст?
— Товарищ Шие... Вы?..
Больше никто ничего не нашел нужным сказать. Не потому ли, что воем стало ясно, что это не поможет? Илья восхищенно поддержал Шию. У него с Шией в последнее время установились хорошие отношения, и они считали, что нужно помогать друг другу.
— Вопрос столь же наивен, как и вся затея. Это поможет, «как мертвому банки».
Седоголовый докладчик стал еще поспешнее, чем прежде, расхаживать по комнате.
— Вопрос, как и ответ, несколько глуповат и туп — чего здесь больше, пусть скажет Шие. Но то, что в этом больше организованности и тактики, чем в, нападении на контролера, — это мог бы уже понять даже товарищ Илья. Правда?.. Ну что ж!.. Голосовать будут члены комитета.
— А протествовать будут только простые смертные...
Илья встал, как бы желая выразить свою готовность к протесту. Он хотел показать, что он не случайно вместе с Шией.
Человек с седой головой остановился посреди комнаты, положил руку на стол и сказал:
— Теперь, товарищи, второй вопрос. Шие придлагает принять меры против голода. Я считаю, что безусловно необходимо отправить демонстрацию женщин к коменданту... Это правильно. Можно согласиться...
Илья с Шией организовали женщин рабочей столовой. В студенческом союзе Лия уговаривала девушек:
— Необходимо притти... Дать себя топтать немецким сапогам!.. Вы бесспорно должны притти, товарищи!
Считанные дни оставались до демонстрации, но женщины возбужденно кричат и шумят: нельзя ждать условленного дня! Кто его определил? Они сами пойдут. Два дня уже не дают хлеба. Дети хотят есть, да и матери голодны.
С каждым днем возрастают злоба и отчаяние.
— Идемте, бабы, разобьем им все окна... Смерть или хлеб... что нам терять?
Кто-то пробует утихомирить:
— Сами мы ничего не достигнем, нужно итти с поляками вместе.
— Что вы нам говорите о поляках!.. Каждая мать пойдет кричать и царапать глаза... Польские тоже пойдут. И у них столовая закрыта.
Все собрались у дверей столовой, но не захотели отведать обычной похлебки.
— Сгори она! Водой мы успеем насытиться... Идемте, идемте!..
Польская рабочая столовая была заперта, у дверей толпилось много народу. С пустыми котелками, заламывая руки, стояли и твердили: что будет? Растянуться на земле и умереть? Иезус Христус, что это будет? Целую неделю закрыта столовая, ежедневно они с пустыми руками возвращаются домой.
На минуту затихло. Показались женщины, еврейские женщины. В их походке, во всех движениях чувствовалась взволнованность и раздраженность. На смешанном польско-белорусском языке женщины кричали:
— Матери, наши дети сохнут от голода, идемте, вырвем коменданту глаза.
Несколько минут стоял озлобленный гул, потом вырвались крики:
— Два дня без хлеба!
—
