Солнечная сторона улицы - Леонид Сергеев

— Дай, — говорит, — почитать «Королевских пиратов».

— Не могу, — говорю. — Сам читаю.

— Когда прочитаешь, дашь?

— Угу!

Венька попросил у меня краски порисовать, а Петька бинокль — посмотреть на дальние дома.

— Не могу дать, — сказал я Веньке. — Сегодня самому надо рисовать.

И Петьке:

— Вечером сам хочу посмотреть на луну.

Через два дня Генка встречает меня и спрашивает:

— Прочитал?

— Что?

— «Королевских пиратов».

— А-а, — вспомнил я. — Нет. Еще только половину. Я медленно читаю. Каждую страницу. Не как некоторые.

— Ну, ладно, — вздохнул Генка. — Когда закончишь, дашь?

— Угу!

В тот же день ко мне подошел Венька.

— Сегодня дашь? — спрашивает.

— Нет, не могу, — говорю. — Сам… читаю!

— Что читаешь? — удивился Венька.

— Книгу.

— Да я у тебя краски просил!

— А да! — поморщился я. — Рисую еще, рисую.

Чуть позже я встретил Петьку.

— Ну как? — спрашивает он. — Сейчас дашь?

— Нет, нет, — говорю. — Сам читаю!.. то есть рисую!.. то есть смотрю!..

После этого ребята перестали со мной общаться. Так, поздороваются и сразу отходят в сторону.

«Ничего, — думал я. — Вот погодите, отец купит кожаный мяч, я посмотрю, как вы начнете ко мне липнуть!»

Вскоре отец купил мне мяч. Новый, кожаный, футбольный. Надул я его, зашнуровал, вышел во двор. Ребята играли в ножички. Ворвавшись в круг, я ударил мяч о землю и выдохнул:

— Во!

— Отличный мячишко! — загорелся Генка.

— Классный! — прищелкнул языком Венька.

— Шарик что надо! — добавил Петька.

Ребята потрогали гладкую кожу, разом как-то горько вздохнули и вдруг… присели снова играть в ножички. От удивления я разинул рот. Увидев такой мяч, они должны были немедленно забросить все игры, тем более какие-то ножички! «Может, думают — он волейбольный?» — мелькнуло в голове и я начал пинать мяч.

Ребята прервали игру и с завистью уставились в мою сторону. Я видел — им очень хочется погонять мяч, сыграть в футбол — великую мальчишескую игру, но все же они не подошли ко мне.

Побил я мячом о стену, поиграл в него головой. Скучно стало. Вернулся домой — на столе лежали все мои вещи: книга, краски, бинокль, но мне вдруг стало страшно — я почувствовал, что вот сейчас, в эту минуту, могу потерять своих друзей навсегда. И я схватил книгу для Генки, краски для Веньки, бинокль для Петьки и мяч для всех и выбежал во двор. С тех пор я знаю — есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги.

А окончательно от жадности меня отучил двоюродный брат. Дело в том, что у меня был пистолет — подарок дяди-холостяка. Дядя привез его из-за границы, специально для меня, чтобы я усвоил первые уроки стрельбы. Пистолет был с двумя стволами и красной резной рукояткой, но главное — он стрелял обыкновенными пробками от бутылок. Моему оружию завидовали все мальчишки, потому что их пистолеты стреляли покупными пистонами или целлулоидными шариками, которые быстро терялись. Пробок же было везде полно.

Этот пистолет дядя подарил мне еще до школы и в шестом классе я уже из него не стрелял — он мне попросту надоел. Но все же я не спешил его обменивать на что-нибудь, поскольку он был единственным в своем роде. И вот как-то рано утром ко мне зашел двоюродный брат и ни с того ни с сего заговорил о своей коллекции оружия. Я сразу догадался, что он зашел в такую рань неспроста. И не ошибся. Рассказав о коллекции, брат заявил, что для полного комплекта ему не хватает моего пистолета, и начал предлагать за него разные вещи. Но я сразу его остановил:

— Даже не уговаривай! Ни за что! Ни за какие коврижки!..

Брат опустил глаза и сказал:

— Хорошо! Тогда дай хотя бы на пару дней.

— На пару дней? — переспросил я. — Ну ладно, на пару дней возьми, так и быть. Но не больше. Через пару дней обязательно принеси. Не принесешь…

— Принесу, — прервал меня брат, взял пистолет и ушел.

А через два дня был мой день рождения, и как-то я забыл о пистолете. Набежали родственники и мне было не до него (дни рождения младших представителей нашей родни были хорошим поводом, чтобы собраться взрослым; обычно они крепко отмечали такие события). И вот в разгар празднества, появляется двоюродный брат и с порога вещает:

— Купаетесь в счастье?! У меня к имениннику есть дело! — подходит ко мне и протягивает мой пистолет. — Вот твой пистолет, — говорит. — А этот тебе в подарок! — и кладет мне в руки еще один, точно такой же.

О, Ялта!

Моих двоюродных сестер с детства готовили к замужеству: учили кулинарному искусству, шить, вязать и вышивать, «радовать своим поведением» и «не возражать мальчикам». Мальчикам они не возражали, они просто их не замечали, поскольку считали, что в нашем дворе одни хулиганы.

Сестры были моими однолетками, одна даже младше на год, но обе всегда смотрели на меня свысока, потому что каждое лето проводили в Крыму, у моря — там жил их дальний родственник по материнской линии.

— О, Ялта! — чуть что восклицали сестры. — Море, корабли, нарядные отдыхающие… — всем своим видом сестры давали понять, что там, в Крыму, бурлит настоящая жизнь, а наш городок — скучнейшее место на свете, и что вообще они здесь находятся по нелепой случайности.

Я, который никогда не видел моря, в глазах сестер выглядел дремучим провинциалом, ограниченным типом, который и не достоин никакой другой жизни, кроме жизни в пределах нашего двора. Стоило мне только заговорить о футболе или шашках — играх, в которых я, по всеобщему признанию, достиг немалых успехов, как сестры закатывали глаза:

— О, Ялта! Там в парке «чертово колесо», а на набережной — педальные автомашины. Катайся, сколько хочешь. А море, море какое! Прозрачное, и шипит как лимонад. В море так легко плавать!.. А какие там воспитанные мальчики! Не то, что здесь…

Даже когда дядя подарил мне старый женский велосипед и я отремонтировал его и покрасил, когда я, на зависть всем ребятам, стал владельцем собственного транспорта, сестры фыркнули:

— Подумаешь, велосипед! Мы в море катались на водном велосипеде. Плывешь, а рядом рыбки, медузы, а над головой чайки. Ялта похожа на мечту. О, Ялта!

Не скрою — после разговоров с сестрами я впадал в некоторое унынье. Крым, Ялта казались мне каким-то недосягаемым краем, где никогда не заходит солнце и люди живут невероятно интересной жизнью. Бывало, и в футбол сыграю удачно и выиграю в шашки у своих основных соперников или даже получу хорошие отметки в школе, что крайне редко случалось, а все как-то не радостно, все успехи кажутся мелкими, в сравнении с тем, что в этот момент происходило в Крыму, в Ялте. Как представлю тот солнечный край, сразу становится тесно в нашем городке. «И ничего-то у нас нет, — размышлял я. — Ни моря, ни набережной, только полотняный завод и кастрюльная фабрика, один кинотеатр, да парк с танцплощадкой — не городок, а поселок, даже деревня…» Каким-то странным образом сестрам удалось заронить в меня такие мысли. На мой день рождения они и вовсе доконали меня.

В чем, в чем, а уж в смысле богатства, я слыл почти миллионером. Кроме новых шашек, мяча, бинокля и пробочного пистолета, у меня был янтарь, обломок от бабушкиной броши. Этот кусок прозрачной смолы с переливающимися кристаликами я считал особой ценностью. И вдруг на день рождения сестры дарят мне морскую раковину.

— Раковина из Ялты, — сказали сестры. — Очень дорогая. Прислони ее к уху — услышишь шум моря.

Это был явно двусмысленный подарок. С одной стороны, прислонив раковину к уху в любой момент можно было услышать отдаленный шум прибоя и мысленно перенестись в Крым, а с другой — раковина постоянно напоминала, что в жизни есть вещи, намного важнее всяких дворовых игр, что вообще настоящая жизнь проходит мимо меня.

С того дня я забыл о янтаре — он померк перед морской раковиной. Я постоянно носил ее в кармане, время от времени доставал, рассматривал бело-розовую зубчатую поверхность, похожую на застывший водоворот, прислонял к уху и… передо мной возникали волны в завитках пены; они шумно накатывались на песок и с шипеньем сползали назад. Я видел белые многопалубные корабли, яхты, водные велосипеды, широкие набережные, «чертово колесо», педальные автомашины… Я засовывал раковину в карман и перед глазами открывался наш двор, заросший лебедой, выбитый футбольный «пятачок», скамья, где мы играли в шашки, обгорелый сарай, который так и не починили после пожара…

Однажды осенью к сестрам приехал их дальний родственник, житель Ялты, загорелый мужчина внушительного вида, шумливый, как все южане. Родственник привез две корзины всевозможных фруктов и дядя-пожарный (не сестры — они не догадались) пригласил меня отведать даров Крымского побережья.

Когда я увидел корзины, полные ярких, пахучих фруктов, у меня разбежались глаза. До этого виноград и персики я видел только на картинках, а тут еще были абрикосы, инжир и айва — о них я вообще не слышал.