Фанатка - Рейнбоу Рауэлл

Ник работал в северном крыле, в длинной белой комнате, напоминавшей пусковую шахту ракеты, только с книжными полками. С любого места здесь слышалось непрерывное гудение, а еще по комнате гулял ветер, хотя Кэт не нашла ни одного вентиляционного отверстия.

Ник положил ручку на тетрадь, чтобы не переворачивались страницы. Он решил писать их историю от руки.

Кэт пыталась переубедить его, предлагая по очереди пользоваться ее ноутбуком.

– Тогда мы не увидим, где чей абзац, – сказал Ник. – Не увидим работу двух разных авторов.

– На бумаге мне плохо думается, – проговорила Кэт.

– Вот и отлично, – отозвался он. – Нам дали такое задание, чтобы мы вышли за рамки привычного.

– Ладно, – вздохнула она.

Больше не было смысла спорить. Ник уже отодвинул ноутбук в сторону.

– Хорошо. – Он взял ручку и зубами снял колпачок. – Я начну.

– Подожди, – сказала Кэт. – Давай обсудим, что за историю мы будем писать.

– Увидишь.

– Так нечестно, – покосилась она на пустой лист бумаги. – Я, знаешь ли, не хочу писать о мертвых телах или… о голых телах.

– Решено, никаких тел.

Ник писал небрежно, с небольшим наклоном. Он был левшой и по мере написания смазывал синие чернила.

«Тебе нужен фетровый наконечник», – подумала Кэт, пытаясь прочитать его каракули вверх ногами. Даже когда Ник передал ей тетрадь, она с трудом смогла разобрать написанное.

– Что это за слово? – указала Кэт.

– Сетчатка.

Она стоит на парковке. Она стоит под уличным фонарем. Ее волосы столь светлые, что ослепляют тебя. Они, черт возьми, прожигают твою сетчатку, клетка за клеткой. Она подается вперед и хватает тебя за майку. Теперь она стоит на носочках. Она тянется к тебе. От нее пахнет черным чаем и сигаретами «Американ спиритс», а когда ее губы касаются твоего уха, ты думаешь – помнит ли она твое имя.

– Значит… – протянула Кэт, – мы пишем в настоящем времени?

– От второго лица, – подтвердил Ник.

Кэт хмуро глянула на него.

– Что не так? – спросил он. – Тебе не нравятся любовные истории?

Кэт почувствовала, что краснеет, и попыталась взять себя в руки.

«Держись, Красная Шапочка!»

Она склонилась над сумкой в поисках ручки.

Было сложно писать историю, а не печатать, тем более что Ник смотрел на нее так, будто кинул ей горячую картошку.

– Прошу, не говори ничего маме, – смеется она.

– О чем именно мне умолчать? – спрашиваешь ты. – О волосах? Или о нелепых хипстерских сигаретах?

Она капризно тянет тебя за майку, а ты отталкиваешь ее, будто ей двенадцать лет. Почти так и есть – она ведь еще такая мелкая. А ты так устал. И что подумает Дейв, если ты явишься на первое свидание, приглядывая за своей глупой, нелепо блондинистой младшей сестрой.

– Да пошел ты, Ник, – говорит она.

Она качается. Колышется под светом уличного фонаря.

Кэт вернула тетрадь Нику.

Он натянул щеку языком и улыбнулся:

– Выходит, наш рассказчик – гей… И назван в честь меня.

– Обожаю любовные истории, – сказала Кэт.

Ник пару раз кивнул. И они оба расхохотались.

Кэт вспомнила времена, когда писала вместе с Рен. Они сидели за компьютером, передавая туда-сюда клавиатуру и зачитывая отрывки, пока другая печатала. Кэт всегда брала на себя бо́льшую часть диалогов. У Рен лучше выходил сюжет и общая атмосфера. Иногда Кэт писала все разговоры, а Рен подхватывала, решая, где Баз и Саймон находятся и куда направляются. Как-то раз Кэт написала любовную сцену, а Рен переделала ее в сражение на мечах.

Даже когда они перестали вместе сочинять, Кэт по-прежнему повсюду ходила за Рен и просила помочь ей, если была не в силах заставить Саймона и База хоть что-то сделать, а не просто болтать.

Но Ник отличался от Рен.

Он любил покомандовать и поважничать. И к тому же он был парнем. На таком близком расстоянии синие глаза Ника казались еще ярче, а брови словно оживали. Когда писал, он облизывал губы и проводил языком по верхним зубам.

Что удивительно, он почти сразу нормально воспринял идею о геях. Даже когда Кэт наградила вымышленного Ника густыми черными бровями и фиолетово-синими ботинками.

Настоящий Ник с трудом дожидался своей очереди. Он выхватывал тетрадь из рук Кэт, до того как она ставила точку, – и через всю страницу тянулась полоса от зеленой ручки.

– Подожди, – говорила Кэт.

– Нет, у меня идея, а ты ее погубишь.

Кэт изо всех сил пыталась подражать тону Ника, но собственный стиль так и рвался наружу. Она здорово удивилась, поняв, что Ник тоже ее копирует.

Через несколько часов ее одолела зевота, а история получилась вдвое больше нужного.

– Придется целую вечность перепечатывать, – сказала Кэт.

– Не надо печатать. Мы сдадим в таком виде.

Она взглянула на страницы, перепачканные синими и зелеными чернилами.

– Но это наш единственный экземпляр.

– Поэтому не позволяй своей собаке его съесть, – заявил Ник, застегнул молнию на серой толстовке и дотянулся до потрепанной джинсовой куртки. – Уже полночь. Я должен отметиться, во сколько ухожу.

Стоявшая рядом со столом тележка для книг до сих пор была полной.

– А что делать с этим? – спросила Кэт.

– Оставим девчонке с утренней смены. Пускай вспомнит, что еще жива.

Кэт аккуратно вырвала страницы с рассказом из тетради Ника и, сунув их в свою сумку, последовала за ним по извилистой лестнице. По пути на первый этаж они не встретили ни души.

Находясь сейчас рядом с Ником, Кэт чувствовала себя иначе. Даже не так, как пару часов назад. Потрясающе! Ей больше не казалось, что ее настоящее «я» зарыто под восемью слоями страха и тревоги. На лестнице они поравнялись. Их общение все еще напоминало те минуты, когда они обменивались тетрадью.

Они вышли наружу и остановились на тротуаре.

На Кэт снова напала свойственная ей нервозность.

– Ладно, – сказал Ник, надевая рюкзак, – увидимся на занятиях.

– Ага, – кивнула Кэт, теребя пуговицы на куртке. – Постараюсь не потерять наш рассказ.

– Наш первый рассказ, – уточнил Ник, уходя по дорожке, что вела прочь от учебных корпусов. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Кэт посмотрела ему вслед – темные волосы и синие пятна в лунном сиянии…

На улице осталась лишь она одна. И еще с сотню деревьев, которых она не замечала в дневное время суток. За спиной, в библиотеке, погас свет, ее тень исчезла.

Кэт вздохнула и достала мобильник – пришло два сообщения от Эйбела. Она оставила их без внимания и позвонила к себе в комнату, надеясь, что соседка еще не спит.

– Алло? – ответила Рейган после третьего гудка, в комнате играла музыка.

– Это Кэт.

– Ну, привет, Кэт. Как прошло свидание?

– Это не… Слушай, я иду домой, вот и все. Скоро буду. Уже иду.

– Ливай умчался, как только зазвонил телефон, так что с таким же успехом можешь подождать.

– Ему не обязательно…

– Будет лишь хуже, если он тебя не найдет.

– Хорошо, – сдалась Кэт. – Тогда спасибо.

Рейган отключилась.

Кэт встала под фонарным столбом, чтобы Ливай смог ее увидеть, и постаралась изобразить из себя охотника, а не маленькую девочку с корзинкой. Ливай явился намного раньше, чем она ожидала. Он уже бежал по дорожке. Даже бегал он вальяжно.

Кэт пошла навстречу, чтобы сократить ему путь хотя бы на несколько шагов.

– Кэтрин, – сказал он, останавливаясь возле нее и разворачиваясь в обратную сторону. – Целая и невредимая.

– Меня зовут не так, – нахохлилась она.

– Тогда просто Кэтер, да?

– Просто Кэт.

– Ты заблудилась в библиотеке?

– Нет.

– А я в библиотеке постоянно теряюсь, – сказал Ливай, – не важно, сколько раз я там был. Вообще-то, чем больше я туда хожу, тем чаще теряюсь. Словно библиотека узнает меня и создает все новые и новые проходы.

– Ты проводишь много времени в библиотеке?

– Не поверишь, но да.

– Как такое возможно, ты ведь постоянно торчишь в моей комнате?

– А где, по-твоему, я сплю? – спросил Ливай.

Когда Кэт посмотрела на него, он улыбался во весь рот.

Саймон свернулся калачиком на кровати, как раненый единорог, прижимая клочок зеленого бархата к заплаканному лицу.

– Ты в порядке? – спросил Бэзил.

Очевидно, ему было противно это спрашивать. Как и разговаривать со своим заклятым врагом.

– Оставь меня в покое, – огрызнулся Саймон, давясь слезами и злясь на База сильнее прежнего. – Она была моей матерью.

Бэзил нахмурился. Он сощурил свои дымчато-серые глаза и скрестил руки на груди, будто таким образом удерживал себя от того, чтобы не бросить в Саймона еще одно чихательное заклинание.

– Знаю, – сердито буркнул Бэзил. – Знаю, каково тебе сейчас. Я ведь тоже потерял мать.

Саймон вытер взмокший нос о рукав куртки и медленно сел. Сейчас его глаза были столь же круглыми и синими, как Восьмое море. Врал ли ему Бэзил? В этом весь он, мелкий гаденыш.