Только ты - Наталия Костина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если он тебе не нравится, я его выброшу.
Она решительно сняла крышку с мусорного ведра, взяла орхидеи в руки и… Цветы были такими красивыми, свежими… главное, конечно, было то, что места в ведре для такого большого букета было маловато. Пожалуй, букет пришлось бы уминать в ведро ногой.
– На. Сам выбрасывай, если он тебе пришелся не по вкусу! – Она швырнула букет на стол.
– Ну зачем же выбрасывать такую красоту? – Тим неторопливо достал вазу со старинного буфета, принадлежавшего еще Катиным бабушке с дедушкой, налил воды и спросил: – Чтобы цветы дольше простояли, что надо в воду положить? Не помнишь? Аспирин, кажется?
– Если тебе очень интересно, я могу сообщить: его зовут Леша, и он когда-то за мной ухаживал. Но это было уже очень давно! Еще в институте. И мы не виделись уже… да, мы не виделись с ним пять лет. Или шесть. Я уже не помню! – сказала она с вызовом.
– Я уже понял, что его зовут Леша. Я прочел открытку, хотя она предназначалась тебе. Случайно. Просто хотел посмотреть – может быть, действительно перепутали? Ладно, проехали… с твоим свиданием все ясно…
– Это было никакое не свидание! – пылко вскричала Катя. – Я…
– Хорошо! Не свидание! Просто дружеская встреча, – перебил Тим, тоже горячась. – Пусть будет по-твоему! И если ты хочешь, чтобы этот Леша дарил тебе цветы, – это твое личное дело. Я вмешиваться не стану. В конце концов, ты имеешь право на собственных друзей и личную жизнь… Да оставь ты этот несчастный букет в покое! Давай я его поставлю на подоконник.
– Цветы не любят сквозняков… это мне мама говорила…
Катя почувствовала, что сказала что-то не то. Какая им разница, цветам – стоять на сквозняке или где-нибудь еще? Они же все равно уже срезаны и рано или поздно завянут. А замечание Тима о том, что она имеет право на личную жизнь, окончательно выбило ее из колеи и одновременно жутко разозлило. Конечно, она имеет право на что угодно! И она имела полное право просто послать Лешку сразу, а вместо этого стала с ним миндальничать… кофе пила… шампанское… ахала-охала… А Петька Задорожный – что она, не жила бы себе спокойно дальше, не узнай свежих сплетен о Задорожном? И если бы она не поперлась, как дура, с Лешкой в кафе, Тим не устроил бы ей сейчас эту сцену у фонтана!
– Хорошо… На, поставь их сама… где считаешь нужным.
Глаза бы ее не видели этого веника! Но она не стала трогать букет, оставив его там, где его приткнул Тим.
– Что ты будешь на завтрак: овсянку или яичницу?
Кате не хотелось ни овсянки, ни яичницы. Однако если Тим начинал заниматься завтраком, это был тяжелый случай. Нужно было есть то, что предлагали, и она согласилась:
– Овсянку.
Потому что яичницу она готовила себе почти каждое утро и была сыта ею по горло.
– На воде или на молоке?
Он делал вид, что у них снова все в порядке, и говорил замечательно ровным голосом… ну просто слишком спокойным! Нарочито спокойным. И этот безмятежный тон слишком ясно давал понять, что внутри у него все кипит. Клокочет. Как в вулкане перед самым извержением. У Тима была масса достоинств, но он был ревнив. Ревнив просто как Отелло. Но, видит бог, вчера она не давала ему повода!
– Молока все равно нет, Тим…
Она подошла сзади и обхватила его руками, прижалась щекой… Обычно он сразу реагировал на ее ласку, но сейчас и пальцем не пошевелил, чтобы как-то ответить. Просто стоял как каменный, и все. И даже немного отстранился. Хорошо! Если так, пусть готовит ей овсянку, а она пойдет и приведет себя в порядок. Уже из ванной она услышала, как зазвонил телефон. Очень быстро Тим принес ей трубку:
– Это тебя.
– Да?
– Доброе утро. Ты получила цветы?
Тим стоял в дверях, и выражение лица у него было таким же железобетонным, как и спина, к которой Катя минуту назад пыталась прижаться.
– Зачем ты мне их прислал? – спросила она задушенным шепотом, задыхаясь от гнева.
– Хотелось сделать тебе приятное. Я помню, что ты любишь цветы… И потом, такой прекрасный вечер был!
Она стояла голая и мокрая под душем, а из полуоткрытой двери врывалась струя холодного воздуха. Зажав трубку подбородком, Катя дотянулась до полотенца и, завернувшись, босой ногой стала нашаривать тапки. Тим все стоял в дверях, как изваяние, и даже не думал помочь или накинуть ей на плечи халат.
– Тим, мне дует! – наконец не выдержала она.
Тим фыркнул и ушел обратно в кухню. Катя боялась, что он возьмет трубку параллельного телефона и будет слушать их с Лешкой разговор. Хотя никакого разговора не было – она даже слова не могла вставить, а Лешку просто как прорвало… он говорил и говорил… В конце концов она кое-как выбралась из ванной и пошла искать Тима прямо с трубкой в руке. Она знала, что Тим не унизится до такого – подслушивать и следить за ней, – но одновременно знала, что ни в чем не виновата… или все-таки виновата? Словом, ситуация была омерзительной. Поэтому, так и не дойдя до Тима и прервав Лешкино веселое повествование ни о чем на полуслове, она рявкнула:
– Я не давала тебе позволения мне звонить!
– Да я всегда тебе звонил… – озадачился он. – Каждый день… если ты помнишь. Я не знал, что теперь на это нужно разрешение! Тебе что, цветы не понравились?
– Они не понравились моему Тиму! – Она решила сразу расставить все точки над «і».
– Какому еще Тиму? Ты что, собаку завела?
Кате показалось, что он был искренне удивлен.
– Это мой бойфренд. Мы живем вместе, – стараясь быть спокойной, пояснила она.
– Ну и что? Живи себе с кем хочешь. При чем тут наши отношения?..
– Леша, у нас нет никаких отношений! Сто лет как! И я попрошу больше никаких букетов мне не присылать! – сердито перебила она. – Тем более с идиотскими открытками!
– Прости, – в трубке покаянно вздохнули. – Во-первых, я не знал, а ты ничего не говорила… гм… о своем друге. Обручального кольца у тебя нет, и я понял, что ты до сих пор свободна. А во-вторых: в Европе принято благодарить даму за приятный вечер. И именно цветами.
– И с каких это пор ты стал европейцем? Ваш Малый Мухосранск что, приняли в Евросоюз? Как открытую зону?
Он проглотил и эту шпильку. «Ничего, – злорадно подумала Катя, – он испортил мне выходной, так что и я немного попорчу ему настроение»… С кухни сначала запахло просто овсянкой, потом – подгоревшей овсянкой.
– Тим, у тебя каша горит! – закричала она, стуча зубами, торопливо натягивая халат и уже не закрывая трубку ладонью. Она сказала, что живет не одна, – вот и пусть Лешка знает, что ей по утрам варят кашу. И кофе тоже варят. И все у них хорошо. Вот так!
– Ну все, пока, – быстро попрощалась она. – И пожалуйста, больше не звони мне. И не присылай ничего.
Когда она наскоро высушила волосы и появилась в кухне, овсянка стояла на столе. Форточка была открыта, и с улицы тянуло утренней свежестью и осенней листвой, которую дворники сгребали в огромные кучи. Листья пахли грустно и остро, почти как тогда, в парке, где лежала задушенная девушка…
– Я положил в цветы аспирин и немного сахара, – сказал Тим. Голос у него был уже не такой недовольный. – И сварил тебе сосиску.
– Прекрати меня откармливать, – сварливо сказала Катя, но глаза ее сияли и свидетельствовали о прямо противоположном: что ей нравится и подгоревшая овсянка, и сосиска, и то, что Тим о ней заботится. И вообще, как хорошо, что он рядом…
– Этот дурак заявил, что в Европе принято дарить дамам цветы! Представляешь? Европеец нашелся…
– Ну почему же дурак… Наверное, он как раз умный человек. Воспитанный.
– Не слишком, – заметила Катя. – И вообще – он мне не нравится, и я его терпеть не могу!
– Зачем же тогда ты пошла с ним в это кафе? – вполне логично спросил Тим. – Если он тебе не нравится? И, между прочим, я тоже дарю тебе цветы. Регулярно, если ты заметила.
– Я заметила. Я все замечаю. Тим, ты в кашу масло положил?
– Конечно.
– Я же просила тебя не класть!
– Кать, овсянка без масла – это что-то страшное. Она же как подошва делается! Тем более она уже остыла.
– Могу в микроволновке разогреть.
– Я тебе тысячу раз объяснял, что ничего нельзя греть в микроволновке!
– Время от времени медицина делает сенсационные открытия… – как бы между прочим проговорила Катя. – Наверное, когда появился газ, врачи тоже утверждали, что стряпать на газовой плите нельзя ни в коем случае. И что пища должна быть приготовлена только на огне, полученном при сжигании дров. В крайнем случае – угля. И что из газа выделяются вредные вещества, способные при подогревании чайника убить насмерть семью из семи человек!
В другое время Тим бы засмеялся – у него было потрясающее чувство юмора. Но сегодня день не задался с самого утра – с букета и открытки… которая продолжала нагло выглядывать из ее кармана своим ярким лаковым боком и действовала на Тима, как пресловутая красная тряпка на быка!
– Ты пойди в Интернет и посмотри…
– Тим, я тебя прошу – оставь микроволновку в покое!