Жизнь не так коротка (сборник) - Алексей Серов

Поиздеваться над стариком, видно, было ему в кайф. В тюрьму сажать глупца вряд ли стоило. Наверное, компетентный сотрудник в скором времени все же отдал бы паспорт, однако терпение у старика лопнуло раньше.

Его чувства понятны. Пойманный на глупости, лишенный документа, он как бы перестал существовать в качестве полноценного гражданина своей страны. А ведь всю жизнь валтузил, как папа Карло, платил налоги, из которых немалая часть шла на содержание тех самых органов!..

Да и что они делали там, у гаражей – может, в самом деле сперли чего? Обидно, очень обидно. «Мент поганый! – ругался старик. – У-у, волчара!»

В один из вечеров мой приятель, придя к своему тестю, застал его порядочно пьяным, расхаживающим по квартире с глуповато-хитрой усмешкой и грозящим кому-то указательным пальцем левой руки. В правой руке он демонстративно держал гранату «Ф-1». То бишь «лимонку».

Гость остолбенел.

– Уж не на мента ли вы собрались, папа? – Но папа не отвечал и на все уговоры спрятать или лучше совсем выбросить эту дрянь только загадочно усмехался, крепко сжимая в ладони ребристую гранату. Пытаться отнять у него очередную игрушку было себе дороже, и мой приятель, высказав папе все, что о нем думал многие годы, плюнул, повернулся и ушел. Его терпение тоже было не бесконечным. Достал, просто достал воинственный пердун!

Дальнейшие события можно в подробностях восстановить по милицейским и судебным протоколам. Дело в общих чертах выглядело так.

Вечером тесть в очередной раз явился на квартиру к майору и потребовал вернуть ему паспорт. Тон его был сух и деловит, а поза по-прежнему горделива. Майор удивился – с чего бы эта ветхозаветная шпана прет таким буром, лезет чуть ли не с ультиматумом – но сдаваться сразу не собирался, для начала послал старика подальше, обещал оставить его навсегда беспашпортным и бесштанным и хотел уже вытолкать деда за дверь, но тот неожиданно извлек из кармана гранату, которую давно держал там в полной готовности к действию.

– Если сейчас не отдашь паспорт – получишь вот это, – внятно пообещал старик. Рука его слегка тряслась от волнения и праведной злости. Майор, как человек, уже поднаторевший в общении именно с этим террористом, опять начал заговаривать ему зубы и мысленно прокачивать возможные варианты действий, но дед дальше ждать не стал. Он бросил гранату под ноги своего врага и сложил руки на груди подобно Наполеону, наблюдающему маневры гвардии. На себе он, видимо, поставил крест, но ничуть об этом не жалел. Главное тут было – чтобы майор понял, как он ошибся.

Пинком ноги майор забросил гранату в маленькую комнату своей «двушки», где как раз никого не было (жена и сын сидели на кухне, пили чай), захлопнул дверь и увлек за собой старика, падая на пол. Одновременно он крикнул своим, чтобы ложились. Дисциплинированная майорская семья мгновенно выполнила команду.

Грохнул взрыв. Вылетела дверь комнаты, принявшая на себя град осколков, остальные двери распахнулись настежь. Вылетели все окна в квартире. Но люди не пострадали благодаря профессионализму майора.

Ну, дальше было следствие, суд…

Зачитывались характеристики на майора, на тестя. Майор выглядел в этих бумагах ангелом, тесть – монстром, хотя сорок пять лет проработал на одном месте, не имея нареканий, а одни лишь благодарности и почетные грамоты…

Прокурор сказал замечательную речь. «Такие, как этот человек, не имеют права находиться среди нас…» Адвокат что-то промямлил в ответ.

Тестю дали шесть лет, под старую-то задницу.

Очень характерно было последнее его слово. Возвысившись над ограждением, словно герой-революционер, обличающий царский произвол, он длинно обматерил майора, ударил левой рукой по сгибу правой и непристойно помахал ею перед собой. «Понял? И так будет всегда! Мое слово крепко!» Кажется, он действительно решил, что дело выгорело. Сказал все, что хотел, устроил демонстрацию как невинно пострадавший… Возможно, всю жизнь мечтал сыграть эту роль.

Майор лишь бледно улыбнулся в ответ. Плевать ему было на весь этот спектакль. Главное – закатать своего врага на подольше.

Вроде бы все даже остались довольны.

Старику за мелкое хулиганство в зале суда накинули еще месяц, но он не обратил на это никакого внимания.

Теперь вот сидит, ждет. Наверняка выйдет раньше. Таких дисциплинированных трудяг – поискать…

Обратная тяга

Рассказ

Утром, когда Крюков поехал на работу, было еще темно, и непривычно, что темно – вышел из отпуска, последние полтора месяца так рано ни разу не просыпался. На работу идти совсем не хотелось. Он толком и не отдохнул. А ведь сколько ждал этого отпуска, целый год мечтал: вот буду каждый день по грибы ходить, поеду за клюквой на болота, костры стану жечь, печь в углях картошку, слушать охотничьи рассказы. Но что-то никуда так и не выбрался. Половину времени пролежал на диване, уставившись в телевизор, потом лениво читал скучный английский детектив – нашел в шкафу старую толстую книжку, потом мать с отцом затеяли мелкий ремонт по дому, и пришлось помогать… Так бесценные отпускные дни проскочили незаметно, оставив в память о себе чувство глухого раздражения и неудовлетворенности. Теперь свобода наступит только через год. И этому короткому месяцу нужно было принести в жертву триста тридцать тоскливых дней.

Хмурое, небритое утро нагоняло тоску. Было к тому же холодно – середина октября; погода стояла отвратительная. Ветер дул вроде и не сильно, но все время в лицо, и был таким ледяным, что Крюкову казалось, будто он плывет под водой. Ветер безжалостно срывал с деревьев вдоль дороги остатки ржавой листвы. В воздухе ясно слышался запах близкого снега. Долговязый Крюков, косолапо шагая к остановке, отбрасывал нелепую, вытянутую до бесконечности тень в свете усталых утренних фонарей.

Настроение у него в то утро было хуже некуда.

На остановке автобуса он дождался «девятку», успел захватить место у окна, чтобы не пришлось уступать кому-то, и закрыл глаза, надеясь заснуть минут на десять, но заснуть не удавалось, и он прекратил бесполезные попытки. Глаз, однако, не открывал. Вскоре немного согрелся, и тогда сонливость начала одолевать его. Вдруг он увидел себя сидящим на земле на деревенском выгоне в своем родном Лыкошеве, где не был уж лет пятнадцать, а над головой его стоит чистое и высокое бирюзовое небо, рассеченное журавлиным клином. И второй клин журавлей, поменьше, приблизился к первому и мягко влился в него. Печально перекликаясь, дальше птицы летели уже вместе, словно всегда были одной стаей.

Внезапно проснувшись и настежь распахнув глаза, он убедился, что едва не проехал свою остановку. Автобус как раз тормозил.

Крюков вскочил и начал проталкиваться через людей. Как назло, никто впереди него выходить не хотел, всем нужно было куда-то дальше, дальше… Он почти уже раздвигал руками людскую массу, вызывая ее недовольство. «Поосторожнее нельзя?» – хмуро спросил крепко сбитый низкорослый мужик. – «Извини». – «Ой, вы же мне на ногу наступили!» – «Простите, мадам, не хотел». – «Ты что, трахнутый? Куда прешь?» – возмутилась какая-то бочкообразная тетка. Связываться с ней было глупо. «Уймись, бабуля», – попросил он, оттирая ее в сторону. «Бабуля!» – передразнила она, отворачиваясь. И тут заметила женщину, которая следовала в его кильватере. Ей тоже нужна была эта остановка. На женщину-то тетка и обрушила всю свою неведомо откуда взявшуюся злобу.

– Ты здесь не пройдешь, – сообщила она дрожащим от ярости голосом.

Женщина даже опешила от такого заявления. Сразу на «ты» и с места в карьер.

– Как это я не пройду? – спросила она. – Что же мне, дальше ехать?

– Ехай. А здесь не пройдешь. Или вон иди в другие двери.

– Там вообще не пробиться…

– А мое какое дело?!!

– Уймись, бабуля, – еще раз попросил Крюков, обернувшись. – Ишь, партизанка. «Но пасаран!» Проходите, пожалуйста.

– Спасибо.

Женщина кое-как протолкнулась мимо клокочущей от злобы ведьмы (та на прощанье угостила ее локтем в бок), и они вывалились из автобуса на улицу. В спину им понеслись проклятия, и только захлопнувшиеся дверцы оборвали этот бесконечный поток ненависти.

– Спасибо, – повторила женщина, робко коснувшись его локтя. – Не знаю, что бы я без вас делала. Впервые вижу такое чудо.

– Да. Редко попадаются хуже.

– Кошмар… У вас спичек нет?

Он вытащил коробок, чиркнул, прикрыл огонь, и туда, в его широкие ладони, она погрузила лицо, словно какая-то птица, берущая корм с руки; дрожащая бледная сигарета после нескольких попыток наконец задымилась, а женщина жадно втянула дым, боясь, что хоть малая часть его бесполезно рассеется в воздухе. Она передернула плечами, на мгновение закрыв глаза, и вот из ее легких вместе с дымом исторгся какой-то тяжкий полустон-полувздох.

– Гос-споди, – выдохнула она.

Похожа на пичугу, снова подумал Крюков. Брюнетка, прическа типа «воробьиный выщип», сама невысокая, легкая, почему-то не по погоде одета в облегающий брючный костюмчик – вот-вот, взъерошив перья, унесет ее порыв ветра. Общая беззащитность, нервность фигуры, готовность к тому, что оскорбят – и никто не поможет. Конечно же, на нее мгновенно находится злодей. И Крюков, удивляясь себе, расправил плечи, натянул на лицо маску полного спокойствия и уверенности, в движениях его даже возникло нечто покровительственное. Но хотя это была только маска, он вдруг понял, что чувствует себя рядом с этой женщиной настоящим. Самым настоящим! Маска быстро приросла к его коже, став полноценной частью тела. Снять ее теперь он не мог. Он и ростом словно стал еще выше, приподнялся над землей…